Кто ищет, тот всегда найдет.

Нет, серьёзно. Хорошая поговорка или пословица, чёрт разберет. Но, определенно, кто ищет с особым усердием, тот обязательно найдет. Правда Винчестер старший не брал в расчет, что включать в поиск необходимо не только собственное упорство и желание вести это расследование под личностным управлением, но ещё и логику суждено здесь было пробудить, чтобы поиск не превращался в монотонное стучание по клавиатурным кнопкам, а приносил мало мальский толк и пользу. Поэтому после нескольких неудачных попыток с нулевым результатом на экране монитора, Сэм не выдерживает и пытается влезть в центр упорства старшего брата, за что сразу получает смачный и справедливый хлопок по ручонкам загребущим.
- Не лезь! - отвлекшись на мгновение, чтобы отбиться от назойливой руки брата, что тянула свои загребущие пальцы к пульту компьютерного управления, Дин хмурится и снова пытается ввести комбинацию слов об услышанной от подружек легенды, чтобы докопаться до истины самостоятельно и без какого либо участия собственного брата, как младший ловко отодвигает теперь не его руку, а его всего самого со стулом в придачу, подключая своё природное упорство и желание поучаствовать в процессе. Умно, конечно, ничего не скажешь, но почему нельзя было ещё немного подождать, пока старший сам не придет к какому-нибудь выводу из этой поисковой оперы? Винчестер откатывается с характерным стуком колесиков чуть в бок от стола, недовольно сводя брови к переносице и всем своим видом давая как бы понять тому, что едва ли сдерживается в общественном месте, чтобы не надавать хороших пинков и смачных таких подзатыльников. И вот чего ему просто спокойно рядом не сидится, а? 
- Чёрт! Лишь бы руководить! - в чужом глазу соринку видит, в своём бревна не замечает, очень всё сходится и, пожалуй, это первое, чем братья и отличаются между собой. Проще ведь руководить и даже не замечать этого, чем в приказном порядке слепо следовать чужим наводкам, не имея собственного лидерского стержня. Хотя, что уж говорить, но приказы отца Дин выполнял всегда очень охотно, слепо стремился быть похожим на него, сделать всё быстро, грамотно, четко, чтобы получить похвалу или родное такое и одобрительное похлопывание по спине, если он не струхнул и задание было выполнено в сроки. Как же сейчас не хватало Джона, кто бы просто знал и чувствовал. У этого охотника были заготовлены ответы почти на все вопросы, он всегда умел находить информацию легко, мгновенно, в каждом его движении и сказанном как бы невзначай совете виднелась накопленная годами мудрость, просвечивался в близких глазах опыт и профессионализм в своём деле. И если даже брат сейчас блеснул своей эрудицией и перестал слепо вбивать одно и тоже как зеленоглазый несколько мгновений назад, просто подключив логическую цепочку прямком в поисковую строчку, брюнету это удовлетворения, если честно, не принесло. Да они продвинулись на ещё один маленький шажок, да поисковик выдал им этот суицид на мосту с описанием некой женщины двадцати четырех лет отроду, которая сиганула в речку на камни, оставив своих детей...
Почему эта его хваленая логика и ум не действует на поиск отца? Да они вместе взялись за дело, которое имело какие-никакие, но зацепки по исчезновению Джона, но где тогда сейчас папа? Внутри что-то неприятно съежилось, а волнение продолжало иметь место быть. Что если дело-то они закроют, а родной отец не появится? А вдруг уже слишком поздно? Нет, бред, Джон просто так не сдается. Винчестеры вообще просто так не сдаются. Дин хмыкает и снова подкатывается на стуле поближе к брату и к выданному результату, разглядывая портрет самоубийцы, блуждая напряженным взглядом по ровным строчкам информации. Он спрашивает о причине самоубийства, слушает детальное чтение Сэма и снова пуще прежнего хмурится, когда пролистывая найденные данные, обнаруживается ещё и портрет мужа погибшей и тот самый мост, на котором они были некоторое время ранее. Значит убийства происходят неспроста, дух не может успокоиться и пытается что-то донести. Что-то очень важное, утерянное в ленте времени. Ведь обычно людям проще закрыть какое-то незаконченное дело и смести всё на трагичность случая, ежели хоть кто-нибудь бы разобрался, понял бы истинную суть.
- Знакомый мост, да? - пальцем указав на фотографию, отсвечивающую черно-белым на экране монитора, брюнет хмыкает и кидает задумчивый взгляд на озадаченное лицо младшего, таки поднимаясь с насиженного места. Собственно, уже что-то было найдено и Дин предлагает с наступлением позднего вечера докатить снова к мосту и обследовать самостоятельно близлежащую местность, а то эти копы... Что они вообще знают о настоящих историях гибели, которые несут за собой сверхъестественный под контекст? Да ничего. Просто полагаются на байки и местные легенды, откладывая их в копилку людского суеверия. Конечно, просто проще не верить и отмахиваться, чем принять и признать.

***
Сумерки сгущались слишком быстро, размазывая небо чернильной гуашью, готовя этот мир к ночи и сну. Только мост, на который они по планам приехали с братом под поздний вечер, казался живым даже в такое время суток: вода бурлила внизу и билась о берег с гулким шуршанием, воздух был пропитан какой-то тяжелой недосказанностью и где-то ещё ощущалось это ледяное дыхание местной легенды, которая наверняка сейчас ожившим призраком блуждает по дорогам, в поисках собственного упокоения. Выйдя из машины и погасив свет да заглушив мотор, охотник убирает ключи в карман и двигается с братом по мосту, изучая и осматривая. Всё-таки днём толком ничего не удалось выяснить, здесь толпилась бригада копов, территория была оцеплена и шумихи было столько, словно этот мост кто-то подорвал.
- Вот откуда она бросилась... - говоря чуть громче, дабы перекричать бурный поток течения внизу, объявил Винчестер старший, опираясь рукой о металлическую балку моста, чуть склоняясь вниз, чтобы получше разглядеть стремительное течение, словно там могли быть все ответы на его вопросы. Место то, определенно, фотография была слишком четкая и хорошо закралась в зрительную память, оставив свой отпечаток. Брат задает вполне логичный вопрос, когда поспевает за брюнетом и Дин чуть усмехается, вскидывая голову и осматривая растительную местность вокруг, цепляясь взглядом за спящий в вечернем мраке горизонт.
- Естественно. Он же гонится за ней, а мы гонимся за ним, - такие вот простые истины, охотник выпрямляется и кинув на брата мимолетный взгляд, плавно разворачивается к нему спиной и проходит немного вперед по мосту, слыша новые и новые вопросы Сэма, который имел ещё одно отличие от старшего брата: он быстро сдавался, даже при своем блистательном уме и хваленой интуиции. Наткнувшись на первый тупик в виде пустого моста, на котором пока не явился их личный ответ на всё скопище вопросов, а уж тем более не нарисовался отец, за которым Дин носился уже не первое время, он не продолжал упорствовать. Проще же было спросить: и что теперь? Что делать дальше? Смешно. Как что? Зеленоглазый разводит руками и вдыхает побольше воздуха, чувствуя что повторять ему ещё брату эти простые истины и повторять до затертого смысла и порванных нервов. Когда же он наконец-то начнет понимать, что жизнь - это не сказка, а в жизни охотников уж тем более ничего не бывает по щелчку пальцев. Человек может разве что исчезнуть и сгинуть в мгновение ока, а вот на поиски исчезнувшего потом... можно потратить целую жизнь и далеко не всегда, пожалуй, такая погоня может увенчаться успехом. Но охотник был в полной уверенности, что Джон отыщется и с ним ничего не приключилось за время их разлуки. Он слишком сильно загнал себе это навязчивое состояние под кожу, под вены сознания эту мысль вселил, и отпускать её так просто не станет и под дулом пистолета, даже если отчаяние прострелит его насквозь пулями обреченности. Он не отпустит Веру, он не предаст свою надежду на исключительно хороший конец, потому что он живой человек, ему свойственно верить и надеяться. Всем людям свойственно верить и в этом нет ничего постыдного, а вот проблема неверия, пожалуй, затронула душу младшего брата, раз поставленный вопрос раздражал натянутые и без того нервы Дина. «Ты ведь дашь нам знак, отец? Я в тебя верю.»
- Будем искать и дальше. Столько сколько потребуется! - на какой-то миг молодой мужчина обращает взгляд к черному пледу небес, словно мысленно желая достучаться до брата и набраться терпения, но... Тот был далек от него. Всё так же далек, как мерцали мириады звезд за молочной дымкой облаков в ночи, всё так же на совсем другой волне. Он был другим - это очевидно. Если братья, то это ещё не значит, что во всём можно быть душа в душу. «Опять он свою шарманку врубил...» Тихий выдох и он подхватывает концовку фразы Сэма голос в голос, усмехаясь.
- В понедельник! - снова плавно разворачивается к нему и ощущает, как начинает сочиться собственный яд иронии в голосе и даже во взгляде, обращенный к нему. - Собеседование... Чуть не забыл! - он едва ли не строит удивленно-возмущенное выражение лица, а после чуть щурится, стараясь ещё какое-то время не перегибать палку, хотя это собеседование брата, его стойкое желание поскорее вернуться домой... не к нему домой, в уютный салон Импалы, например, или в очередной низкосортный мотель на соседнюю прогнувшуюся койку, а домой, в свою личную обитель, огражденную от всех реалий забором собственных лживых убеждений, что всё будет хорошо. Как же это поперек горла то уже стоит. Неужели мир не подождет, когда их отец пропал и у чёрта, наверное, на рогах сейчас!? «Глупый.» Конечно подождет.
- Я так посмотрю для тебя это серьёзно... Решил стать адвокатом, жениться на Джессике... - голос звучит нарочито ниже обычного, разбавленный перечислительными паузами, словно это безумие непонимания двух разумов решило подкрасться предельно незаметно, устроив потасовку. Брат едва успевает схватиться за собственное убеждение, ловит его вопросом, смотрит в глаза с таким искрометным и почти убеждающим удивлением, что Дин на секунду допускает мысль, что всё же не зря отец поругался с ним. Джон иных убеждений, военной закалки и все эти метания, естественно, не по его личность. А старший брат подрастающий воин и солдат, убеждения отца и его убеждения, вот отчего сейчас так неприятно покалывает в груди созревающее возмущение.
- А Джессика знает о тебе? Знает чем ты занимался всё это время на самом деле, а?! - опасно сощурившись, зеленоглазый видит, как Сэм ступает вперед, уверенно вытягивает шею и снова, опять, в который раз, собственно, пытается убеждать старшего брата в иных своих предпочтениях. Но смысл? Это тоже самое, что пытаться заставить брюнета оставить свою Импалу и перелезть на велосипед, пытаясь доказать пользу от катания на последнем. Плевал он на очищение экологии от выхлопных газов с вело-прогулками,  ему родная детка ближе к сердцу. Плевал он на его планы, когда у них другая миссия в этом мире. Когда он этого уже осознает, а?
- Поздравляю, - сухо выдав, охотник снова разворачивается к брату спиной и делает ещё несколько шагов вперед по мосту, добавляя спустя небольшую паузу, - Ты можешь и дальше прятать голову в песок, Сэмми, но мы то знаем кто ты такой... - и он уже жалеет, что кто-то невидимый дернул его за язык в этом направлении мыслей, прекрасно понимая, что Сэм не отступится, что раскрутит эту шарманку и не перестанет его бесить, толкая собственное мировоззрение упрямой телегой с впряженным ослом собственного мнения, к которому по всей видимости должен был по его счетам прислушаться Дин. Хрена лысого он прислушается! На младшем лежит точно такая же ответственность и это единственное, пожалуй, на чем хотелось бы закрыть данную тему. Для него важен брат, важен отец, важна та семья, которая осталась у него в живых. Потому он закрывается на миг, просто захлопывает дверцу сознания, стараясь игнорировать подоспевшего брата, который словно специально обгоняет, тормозит и за речью своей явно не следит, нарывается, дьявольски нарывается.
-... Её не вернуть. Она ушла навсегда... - что-то лопает внутри, прикрытая дверь сознания слетает с петель от тугих ударов слов мелкого, нашедшего болезненный отклик в самом центре души, заставив его резко поддаться вперед и схватив того за грудки, резко толкнуть к ближайшему мостовому перекрытию, хорошенько встряхнув двумя руками. «Видят небеса - он нарывался.»
- Не говори так о ней! - глаза в глаза и руки до треска сжимают ткань скомканной в пальцах одежды, забываясь на миг в подступившей волне эмоций, которые зеленоглазый никогда даже не учился сдерживать, заведи ты разговор о погибшей и сердцем безмерно любимой матери. Посмотрев на него с нескрываемой злостью какие-то доли секунды, Дин понимает, что это всё зря. Даже кулаками не выбьешь зерно сути, что сам в себе прорастил младший брат. На то он и младший, чтобы лепить с горяча глупости. Резко отдернув руки от его одежды, тем самым отпуская из сильной хватки, молодой мужчина отходит назад и разворачивается к нему спиной, протирая чуть подрагивающей ладонью лицо, словно снимая паутину напряжения, успокаивая разыгравшиеся эмоции, за пеленой которых он даже и не заметил сразу объявившегося призрака на карнизе моста.
- Сэм...

Мы с тобой не в грёбаном характере –
Проскочили где-то поворотное.
Потерялись в перебитом факторе,
Выдали за правду подноготное.
Может быть, исправить то, что вехами
За основу взяли мы ошибочно?
И тогда бессчётными успехами
Станет то, что здесь для нас так призрачно?

- Нет и ещё раз нет, гандон крылатый!
Дин Винчестер прекрасно знает: у каждой эмоции есть свой цвет. И не только цвет, но и вкус. Зависть, к примеру, желта, как шкура старой болотной жабы, которой осталось жить считанные секунды до того, как всё закончится и померкнет, завершая свой жизненный цикл. А на вкус она, скорее всего, кисловатая. Потому что завидуя, люди морщатся и кривят лицо, желая заполучить что-то у своего оппонента с огромной силой. День за днём она травит своего хозяина медленно, но упорно, не давая покоя, словно напоминает о том, что скоро исчезнет, желая подтолкнуть человека на те или иные эмоции, на те или иные неоправданные действия. У печали цвет тёмно-тёмно-синий. Ведь ночи никогда не встретиться с закатившимся солнцем, а потому она грустна и укрывается синевой, будто японское дорогое кимоно из нежнейшего шелка. И скорее всего грусть пресная на вкус, словно морского кальмара жевать - нейтрально. И вроде бы грустно и в тоже время так пресно. Восторг ослепляет вспышкой – белый, не оставляющий места теням сомнений, застилающий глаза золотистым изумлением, перемешанный с коктейлем чувств, ощущений. И на языке он горчит, прежде обжигая. Чем-то напоминает только что открытый виски, который ещё не успел выветриться и ошпаривает нутро самым центром своего градуса.
Гнев течет по венам, обычно, густым багрянцем, закипая быстро, застилая глаза кровавым туманом противоречий, спорных доводов, крикливых вспышек ярости. Любая агрессивная эмоция, отдает кровавым оттенком, как ты не крути. А ещё гнев имеет привкус солоноватой и вязкой крови, вставая поперёк горла в любой момент, когда хочется повторить попытку дышать. Тогда было душно, больно, в висках набатом закипала ярость, потому что Дин Винчестер не любит, когда его принуждают. Чертовски не любит. Захария заставлял, применяя насилие, потому что ему так хотелось: охотник должен стать сосудом для Михаила и не должен возражать до тех пор, пока один из этих уродцев крылатых не наиграется, победив в очередной партии шахмат на их небесных проклятых досках. Да они там что совсем от самомнения заелись!? Кто сказал, что игрушками Бога, как обычно людей называли с презрением ангелы, можно в действительности управлять так как пожелается? Неужели, всё это время данным лысоватым выскочкам в роли прибывшего серафима попадались жалкие, никчёмные, слабые людишки? Глупо это судить по одной только партии, потому что там где выгнивает с одной стороны, ещё не факт, что другая червивая. Другая быть может даст достойный отпор, несмотря на то, что шансы далеко не равны. Гнев и бессилие вместе образуют вязкий кисель, от чего-то думается, что желудок больше никогда не сможет принимать пищу и вот-вот выскочит с кровавой слюной наружу целиком, заставив попрощаться брюнета с утренним завтраком.
А ведь там были бургеры с беконом и да пожирнее, как заказывал на завтрак мужчина, был вишневый и свежий пирог, отдающий последними кофейными нотками, запитый наспех перед очередной долгой поездкой. Неужели, он больше никогда не сможет наслаждаться этими кулинарными шедеврами? Неужели, его брат перестанет дышать и больше никогда не посмотрит на мир с улыбкой? Глаза, наверняка, после этого небесного урода залепит шариками крови, потому что капилляры вот-вот не выдержат от напряжения и лопнут, оросив всё помещение по кругу танцем крови и смерти, который так жаждал эгоистичный Серафим, не желая мириться с отказом. А уши, пожалуй, взорвутся от звонящих в них колоколах. Дин Винчестер никогда бы не подумал, что будет умирать с музыкой в ушах от рук чёртового ангела, заставляющего делать то, что он никогда не будет. Он вообще никогда бы не подумал, что не сможет подняться с холодного кафеля, видя как собирается горячаяя кровь от уголка собственных губ и стекает по подбородку вниз неровной тёмной линией, дергаясь и ломясь каждый раз, когда он не сдаваясь, продолжал стоять на своём и мысленно проклинал тот день, когда познакомился с ангелами и узнал о них чуть больше, чем пишут в детских и божественных книгах и другой литературе, покоряя умы и сердца читателей всеми красками мифического мира во всей вселенной. Он будет проклинать всё это до последнего удара шумного сердца и последнего мутного взгляда в сторону уже не шевелящегося брата. Так ведь не должно было случиться, верно? Хотя умереть, дав достойный бой и не менее великий отказ, фактически плюнув представителю Небес в лицо собственной спекшейся кровью, не изменив своего решения - достойно. Но жить всё-таки лучше. Кастиэль, видимо, тоже так считал.

Не бывает сдавшихся охотников!
Нужно нам исправить всё неверное.
Приберечь для счастья точных дротиков –
И в десятку всеми! Сдать разменное.
Нацепить на лица по улыбочке
Для того, чтобы попасть в характеры.
Руки целовать удаче-цыпочке,
Замечать её цветные маркеры.

Больше не было выворачивающего и высасывающего жизнь чувства. Была долгая воронка беспамятства и чьё-то невидимое присутствие до поры до времени рядом, пока тревожный сон на скрипучей кровати не прервало монотонное жужжание на стекле. Несчастная и полудохлая муха билась в слепых попытках выбраться, застрявшая меж двух тонких и пыльных стеклянных перегородок. Ж-ж-ж-ж. Тишина. Ж-ж-ж-ж. Очередные попытки взобраться на самый вверх и чуточку в бок, чтобы на очередном цикличном круге Дин Винчестер уже не выдержал и резко открыл сонные и тяжелые веки, вглядываясь растерянными глазами в потолок перед собой и чуть выше. Ж-ж-ж-ж, вш-ш-ш-ш-у-у-у-х. Если он умер и мерзкая муха - его личный и бесконечный ад в наказание за все содеянное ранее, то он готов умереть так же мучительно долго и позорно ещё раз, чтобы эти вонючие и дешевые мотельные пенаты сменились чем-нибудь другим. Уж пусть будет горящий котел, например, но только не то, что имелось. А имелась, собственно, жизнь во всей её обычной красе и на удивление абсолютно целый желудок, громко оповещающий хозяина о том, что не плохо было бы перекусить, низким протяжным урчанием. «Стоп. Как я здесь оказался?» Резко поднявшись на кровате и осмотревшись, Дину потребовалось несколько секунд осознания того, что он всё-таки жив и его желудок не стал самостоятельной личностью, отделившись от него как это казалось произойдет чуть ранее. Значит, к нему приложили руку. Целительную, вероятно.
- Кас? - хрипло переспросить, словно чудик в привычном бежевом плаще и галстуке мог изображать вешалку, к примеру, в платяном шкафу или, как вариант, моль, а после сказать увереннее, нахмурив брови. - Кас! - скорее всего моль была бы как определение ближе к закадычному другу, которого он ещё несколько недавних минут назад так горячо проклинал и ругал  себя зато, что вообще имел свойство подружиться и довериться этим небесным клоунам. Если он жив, дышит, так привычно хочет есть и пить, то значит это всё Каспер. Это его крыльев дело, но только вот, где Сэм? Он ведь не мог вылечить кого-то одного, а другого оставить там, харкать внутренностями на белый кафель под ноги мерзкому Захарии, чью лысину хотелось истоптать ботинками при первой удобной возможности. Не мог конечно, он бы не стал. Либо двоих, либо в целом любой сюжет.
- Кас, эй! - почесав затылок и устало протерев сонное лицо, Винчестер озирается и тянется, чувствуя приятную сонливость в каждом суставе. В какой-то момент в сознании словно что-то щёлкает и мысли приходят быстрее, заполняя непонимание чётким желанием жить, но не как обычно, а так по-новому. Потому что ещё несколько часов назад он готов был выплюнуть собственные внутренности за нерушимое право быть самим собой, а не чьим-то съемным презервативом на ножках, а сегодня... Раз он дышит и больше не харкает кровью, можно и отдохнуть от всего. Даже от грядущих проблем мирового масштаба. - Тащи свой пернатый зад сюда, есть разговор! - охотник почесывает живот и ещё раз себя придирчиво оглядывает, после с облегчением выдыхая. Что не говори, а ангелы как были уродами всесильными, так ими и остались. Исключение составляет Кастиэль. У него забавный плащ и не менее здоровская манера верить в Винчестеров даже тогда, когда от собственной Веры ничего не осталось. Это похвально и заслуживает ответной Веры - в него самого. Не такого, как этот кондом Захария. «С ним я поквитаюсь чуть позже, а пока...» Очень хотелось есть и разъяснений на тему того, где его брат, где они сами и почему всё закончилось снова жизнью. Неужели небесные терминаторы отступили? И что теперь будет с Кастиэлем?

По кресту на нас давно поставлено...
Нами же и нашим же решением.
Мы с другим характером заявлены –
С тем, что нам подарит миг прощения. [ц]

Смотри без суеты вперёд.
Назад без ужаса смотри.
Будь прям и горд,
раздроблен изнутри,
на ощупь твёрд.

Если ближе присмотреться к действительности, то окажется более правдоподобным, что мы неспособны создать что бы то ни было. Явившись на этой земле последними, мы только отыскиваем то, что уже до нас существовало, и, подобно изумленным детям, вторично проходим дорогу, которую жизнь уже совершила до нас. Фактическая истина. Ведь проходя этот путь снова и снова, кроме вторичных открытий, мы умудряемся наступать на одни и те же грабли, при этом строя такую эмоциональную гримасу, словно такого просто не могло произойти. Мы слишком всё усложняем. Усложняем решение простых проблем, усложняем отношения с людьми... усложняем свою жизнь. Всё гораздо проще, чем кажется. В этом и суть истины, что она проста. Ведь даже чтобы остановить время, нужно всего лишь достать батарейки из часов, а не мучить себя и томиться поисками ответа где-то глубже, в бесконечном омуте собственного сознания. Дину Винчестеру в этой отчаянной жизни охотника бывало по-разному: хорошо и не очень, терпимо и невыносимо, ужасно, мерзко, отвратительно, нормально, пусто и просто никак. Бывало грустно и весело, больно и приятно, тяжело и свободно, банально и интересно. Но так, как в эти последние часы своей теперь уже недожизни ещё не было: приходилось избегать своего младшего брата, уноситься прочь от разговоров о Метке, погружаться в охоту с головой лишь бы... не останавливаться мыслями на том, кем он теперь стал. Убийство Абаддон, превращение в того, на кого он ранее постоянно охотился. Насколько теперь для него станет невыносимым, слишком тяжелым это бремя? Сможет ли он в одиночку справиться со всеми проблемами одним махом, как управился с гнездом кровососов и глазом не моргнув? Будет ли так же просто отрезать голову собственному монстру внутри, постоянно требующему новой крови и новых жертв? Импала резко и почти пружинисто останавливается в очередном мотеле по следующему делу и проездом. Малонаселенный Джорджтаун встречает его мерцающей неоновой вывеской с затертым до дыр названием, прохладным ночным воздухом, бьющим наотмашь в лицо, когда за его спиной привычно завершает этот вечер скрип дверцы своей любимицы, принимающей его в любом виде и в любое время суток. Мужчина устало забрасывает окровавленную сумку к себе на плечо, тяжелым шагом двигаясь в мотель на очередную передышку. Ответов на все вопросы в сознании так и не нашлось. Дин рычит от бессилия, жадно пихая несчастную дверь в свой номер мыском ботинка. К слову, такого же грязного, как и он сам. Чёрного, местами облезлого, но всё такого же крепкого. Сумка обиженно плюхается на скрипучую кровать, за ней следом летит куртка и он сам - выбитый из колеи, покинувший собственного брата и себя... уже давно. Слишком давно для того, чтобы возвращаться назад. Мыслей недостаточно для слов. Путь сюда он выстлал кровью и смертью – и ему все равно. Он способен думать лишь о... Убийствах. Поэтому он ушел. Оставил сидящего брата за ноутбуком и уехал охотиться. Хаос. Обращение в демона не меняет тебя, даже если всё уже позади и чернота глаз больше не мельтешит при каждом удобном случае. Оно лишь приумножает худшее из того, что делает тебя – тобой. Превращает желание спасать людей в комплекс героя. Смерть. Страсть к азарту и приключениям - в неконтролируемую адреналиновую жажду крови. Разрушение. Давно забытый семейный бизнес не становится отдушиной, но даёт возможность забыться хотя бы на какое-то время. Потому что литры выпитого спиртного уже не помогают. Лишь слегка штопают раскрывающиеся внутренние раны, чтобы на утро всё вскрылось вновь. Но порой есть в тебе нечто столь незапятнанное, столь настоящее и чистое, что даже демонская ипостась не может извратить это, потому что не существует точек соприкосновения, нет общих идей, нет ничего общего, кроме жажды стереть всё живое с лица земли. Самая настоящая, глубокая и бескорыстная любовь, какая когда-либо жила в его душе. Нечто похожее на... Сэмми. Вот почему Винчестер покинул бункер, оставил брата. Сбежал. Он порочен. Он – зло. И та, основная его часть, даже сейчас, та, которой даже Метка Каина не смогла завладеть, велела ему уйти прежде, чем разъедающий его морок мог бы навредить тому единственному, кто еще имел значение. И далеко не последнее значение в его жизни. Сэм не сможет его найти какое-то время точно. Дин позаботился об этом. Но... Но ему не жаль, потому что он сделал то, что должен был - исчез, чтобы забыться. Чтобы сделать ещё нечто хорошее прежде, чем тьма окончательно вновь завладеет разумом после небольшой передышки и возвращения в человеческую ипостась. Глубокий вдох, выдох. Усталость пахнет металлом, кровью и порохом. Она приносит туман, тяжесть на веки и нет больше сил, чтобы противиться ей. В сумке валяется, зеленоглазый это помнит, новостная сводка о произошедших событиях, что есть ещё неоконченные дела, но всё это подождет. Он не спал несколько суток, сбился уже со счёту сколько погибло от его рук и ему больше нет дела до совести. Ему становится хуже. Брюнет думал, что активная охота и погоня по следам за монстрами дарует облегчение, принесет мнимый, но всё же контроль над внутренним Цербером, но релаксация не наступала. Было лишь растущее беспокойство, противно поскрипывающая кровать, шелест ветра за тонкими ставнями здешних окон в мотелях и был рваный сон, в который он рухнул не отдавая себе отчёта, успев разве что сбросить вещи на пол пыльной комнатушки.

Подальше отсюда живым - вот моя цель.

Дин Винчестер обычно всегда спит, прижавшись к стене. В древнем, дремучем, животном, инстинктивном, диком желании прикрыть спину в момент ночной слабости, в момент сонливой дремы, когда все привычные и отточенные до автоматизма реакции чуткого охотника слабеют, растворяются, превращаются в призрачный туман. Теряя контроль над телом - остаться лицом к враждебной среде, остаться в покрывале сонной тишины - готовым в любой момент к схватке. Обычно замшелый охотник спит всегда возле стены, ждет всем нутром, когда его чуткий и кровавый мир укроет собой пасмурное утро, когда оно наползет своим мокрым телом на город, придавит дождями птиц, откроет ему глаза, вырезая новый день, пропитанный от корки до корки обыденностью. И укрывшись лишь сырым воздухом, льющимся в приоткрытое окно, обычно так всегда продолжается жизнь и он сам неторопливо продолжается, когда все более или менее живы, относительно здоровы и вместе. Потому что утром всегда легче дышится если знаешь, что таких подъемов будет ещё не один и даже не десять. Когда это давящее на грудную клетку беспокойство прошло охотник не помнил. Тонкая грань дремы быстро стянулась, сплелась тугими канатами с прочным мостом сна и вот новая вспышка, прорезающая пелену темноты перед глазами. В салоне Импалы играет Металлика. Играет громко, шумно, и ей хочется подпевать. Дин Винчестер едет на очередное дело, беспечно тарабаня пальцами по баранке руля. У него внутри нет груза, нет тянущих на дно мерзких лап. А есть ответственность, есть задание и цель: уничтожить то, что скрывается в старом доме на окраине Техаса, куда по слухам очевидцев все, кто зайдут - словно канут в небытие. Почему-то у зеленоглазого есть острое предчувствие того, что это очередная ожившая мыслеформа, в которую верят местные жители слишком сильно, но разузнать стоит. Сначала он самолично решается наведаться в тот самый домишко, где по новостным сводкам вот уже не первый раз пропадают все, кто по несчастному случаю оказываются проездом и лично осмотреть место трагедий. И всё бы ничего, собственно, потому что погода сегодня стоит на удивление сухая и тёплая, в голове нет лишних мыслей, а живот набит недавним сытным завтраком, но... во сне, видимо, просто ничего не бывает. Импала, словно бы на чей-то злобный умысел, вдруг глохнет, противно рычит и плавно останавливается у обочины прямо на середине пути к нужному месту, отказываясь послушно вести своего хозяина дальше.
- Эй! Это что ещё за капризы, детка? - поворот ключа в зажигании, недовольным взглядом обвести салон любимицы, послушать жалобный шорох не желающего заводиться мотора и обреченный выдох, когда причина остановки становится ясна: бензин на нуле, а до ближайшей заправки ещё несколько сотен миль. - Да ладно! Ты серьёзно? - охотник чертыхнувшись выбирается из салона, обреченно скрипнув дверцей чёрной акулы и обходит машину по кругу, вскинув голову к ярко-синему небу. - Я тебя тут так просто не оставлю. Значит, пойдем пешком! - толкать машину, конечно, оказалось самым простым и самым, как выяснилось позднее, глупым решением. Вызвать эвакуатор - для слабаков. Дин Винчестер не ищет лёгких путей, решаясь докатить собственный автомобиль до ближайшей заправки самостоятельно. После часа пыхтения, возни, в итоге завязанной куртки уже на поясе, мокрой насквозь тёмно-серой футболки и истертых рук, охотник обреченно скрипит зубами и тянется разгоряченной ладонью к собственному лицу, чтобы смахнуть очередную порцию скопившегося пота и испарины.
- Какого хрена ты такая вечно голодная, а я такой не супермэн? - в голосе смешалось раздражение, возмущение и обреченность. «И почему я не дядя Халк? Закинул тачку на плечо и пошёл - каков вопрос? Вот дерьмо!» Увы, героем ему в этой ситуации не стать. Но кто же знал, что мысли во снах очень даже... материальны если не для себя, и спокойной человеческой жизни, то для других... реальных спасителей из фантастических миров.