Куда ни глянь, глаз натыкается на всё тот же однообразный пейзаж: плоские холмы, пустынная колючка и, конечно, горы. О, здесь очень много гор. Он поднимался по одной из них буквально... недавно. Карлос не уверен, что здесь есть время, потому но солнце всегда в зените, часы на самртфоне упрямо показывали без пяти два вот уже почти год. С другой стороны, вечный полдень — это гораздо понятнее, чем место, где времени нет как класс. Карлосу нравится эта мысль, он прокручивает её в голове ещё раз.
Пытался ли он объяснить состояние окружающей среды, пользуясь логикой, здравым смыслом или любыми другими знаниями, которыми смог бы бахвалиться где-нибудь за границами этого мира? Ох, всемогущее сияющее облако, конечно же нет! Суровая школа жизни в виде Найт Вейла очень скоро достаточно красочно дала понять: не пытайся объяснить некоторые вещи привычными мерилами. В общем-то, он уже и не пытался, потому и умудрился сохранить ясность рассудка. По большому счёту, пытался утешить сам себя Карлос, в природе нет никаких чётких законов, кроме тех, которые придумали люди. Так себе оправдание, но разглядывая щедро предоставленные чертежи будущего потенциального города в самом сердце пустыни внутри пустыни, он думает, что на безрыбье и бобр женщина. Потому что у зданий не может быть корней, ведь вместо них обычно бывает  фунда... А, впрочем, какая уже к чёрту разница? Пора бы привыкнуть, Карлос, дорогуша. Словно в первый раз ты пребываешь в главных ролях в этом театре абсурда, честное слово.
— Кевин, а ты серьезно уверен, что... нууу... дома должны вырасти себя сами? — вкрадчиво интересуется мужчина, поднимая глаза на  напарника по несчастью. Кевин сияет, прямо светится от счастья, искрится позитивом, который Карлос даже не силится понять. Откуда взяться позитиву в пустынном (пусть и чертовски интересном, с научной точки зрения) мире, в котором им обоим посчастливилось оказаться пленниками? В этом они с Сэсилом были не так уж и похожи, если не брать в расчёт, конечно, цвет глаз, волос, вязь татуировок и любовь мистера Фри к кровавым пятнам по периметру своего нынешнего места обитания. И, кстати, Карлос так и не разобрался, где его новоиспеченный товарищ умудряется раздобыть свежую кровь. Хотя, постойте-ка, этого он, наверное, не хочет знать. Не сегодня. Может быть, завтра он докопается до истины. Или послезавтра. Или никогда. Как повезёт.
Глядя в лицо Кевину, он каждый раз сталкивается с очевидной и прописной истиной: он просто дьявольски соскучился по Сэсилу. Он уже успел прочувствовать, сколько оттенков тоски и отчаяния успел перебрать Палмер за всё время их разлуки. И он не хотел, чтобы ему было одиноко. Сэсил думал о нем больше, чем о себе, и так было всегда, а он, эгоист несчастный, никак не может заставить себя работать интенсивнее над теориями касательно того, как работают дубовые двери, зато находит себе тысячу и одно ненужное занятие. Ведь даже сам успел уловить, что раз за разом в интонациях проскальзывает что-то... тревожное  –  не слишком плотная ширма, сквозь которую проглядывает отчаянная попытка оставаться таким, каким привык его  видеть Карлос, постепенно тлеет, покрывается пятнами прорех. Совершенно странный, непостижимый человек, который всегда остроумно шутит и умеет красиво (и иногда немного пугающе) говорить на разнообразные темы. Самое интересное – Карлос уверен – было в том, что и этот Сэсил тоже был настоящим (или настолько же ненастоящим, иногда в этом бывает сложновато лавировать). Как и тот, другой Сэсил,  молчаливый и задумчивый, который задаётся тысячу и одним вопросом о своём прошлом, тот самый Сэсил, чьё сердце испещрили трещины, которые периодически кровоточат и ноют на смену погоды.
Поспешно отводя взгляд, он снова испытывает лёгкую неловкость. Потому что это почти стало привычкой — гипнотизировать Кевина, ожидая его чудесных метаморфоз в двойника.