«Бах!». Двери в Глейд закрылись буквально через полминуты после того, как Минхо, запыхавшийся и не в меру уставший, влетел в убежище шэнков. Обычно он никогда так не рисковал – уж лучше сделать на пару остановок меньше, но точно успеть вернуться до заката, мало ли что может случиться по пути обратно. Как сегодня например – казалось бы, Минхо был самым опытным Бегуном и знал Лабиринт как свои пять пальцев, но заплутал, свернул не туда и в итоге уперся в глухую стену, при этом заметив ее только тогда, когда она оказалась чуть ли не перед его носом.
А виной всему были мысли, не дававшие сосредоточиться на работе, роившиеся в голове и затыкавшие голос разума, который буквально вопил, что надо быть внимательнее, потому что Лабиринт – это вам не бульвар для прогулок, здесь один неверный поворот может означать смерть, причем самую нелицеприятную. Но избавиться от навязчивых мыслей оказалось не так-то просто – они с завидным упорством возвращались к медотсеку Хомстэда, где на кое-как сколоченной койке уже вторую неделю лежал Ньют – с перебинтованной ногой и замотанной головой, бледный, больной и вообще больше напоминавший вареный овощ из котелка Фрайпана. И эта картина, с одной стороны, заставляла вздохнуть с облегчением, потому что только по воле случая и по чистой случайности Минхо удалось найти друга, валяющегося на бетонном полу Лабиринта, и дотащить его до Глейда до закрытия Дверей, а с другой, наполняла Лидера Бегунов чувством вины за то, что не остановил, не поймал дурного шэнка, не вытряс глупость из его головы до того, как стало слишком поздно. Неизменно доходя до этого места в своих размышлениях, Минхо начинал гневно сжимать кулаки и скрежетать зубами от одной только мысли о том кланке, что творился в голове Ньюта, когда он решил залезть по плющу насколько возможно высоко и спрыгнуть вниз, в надежде разбиться насмерть или быть сожранным гривером. Ожидать такого можно было от кого угодно, но только не от рассудительного и серьезного Ньюта. По крайней мере Минхо так казалось две недели назад, когда он тащил шэнка на себе по коридорам Лабиринта. Тогда он был уверен, что это все какое-то глупое недоразумение, но выяснив, что намерения у Ньюта были вполне серьезные, Минхо буквально разорвало от злости, и от греха подальше, чтобы не доделать то, что не смогло сделать падение со стены, он стал обходить медотсек стороной, лишь узнавая с маниакальной частотой как там бывший Бегун. Так что то, что Ньют представлял сейчас собой больного на смертном одре, было его личной догадкой и плодом разыгравшегося воображения.
Именно поэтому то, что Минхо увидел, едва успев вернуться в Глейд, крайне изумило его – в загоне с живностью происходило какое-то движение и, по всей видимости, этим движением руководил Ньют. Приблизившись, Минхо заметил, что бегун опирается на импровизированный костыль, старается не наступать на покалеченную ногу и выглядит так, будто его сейчас вывернет. При этом продолжает раздавать указания и всячески проявлять активность, которую проявлять не должен.
За волной удивления, накрывшей Минхо, пришла злость – на шэнка и на медиков-идиотов, позволивших подняться ему с постели. Расталкивая зазевавшихся глейдеров, попутно осыпая их не самыми лицеприятными эпитетами один другого краше, Глава бегунов направился к скотному двору. Он понятия не имел, что скажет Ньюту, но внутри него все буквально бурлило от необходимости сказать хоть что-то, словно напряжение, незаметно сковывавшее его последние две недели, наконец достигло своего предела и выплеснуть его стало физически необходимо.
- Какого кланка, шэнк? – Минхо отнюдь не ласково оттолкнул стоявшего у него на пути мальчишку, и встал перед Ньютом, едва сдерживая себя, чтобы не залепить блондину затрещину, да посильнее. – Развернулся и пошел обратно в Хомстэд, хромой кланк!
Видимо в голосе бегуна прозвучало что-то такое, что окружавшие их ребята поспешили разойтись, прекрасно понимая, что здесь назревает если не драка, то хорошая выволочка, а перспектива попасть под горячую руку Минхо или получить костылем от Ньюта вряд ли казалась кому-то радужной и приятной.