SEMPITERNAL

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » SEMPITERNAL » Архив игры » The Opened Locker


The Opened Locker

Сообщений 1 страница 17 из 17

1

https://38.media.tumblr.com/befc8b9fd52ce051461b1b09622b3dc7/tumblr_mrnk80KLnK1rkhpyoo1_400.gif

Come on down to the other side,
Come with us through the gates of hell,
Where we'll drag you from where you are to where you belong.
©Pendulum

Allenary

William Turner

James Norrington

Карибское море, события после ПКМ:На краю света
Казалось бы, все осталось позади. И дни тяжелых испытаний, и сладость лихих побед. Жизнь вернулась в свое русло, раскрыв перед ними новые дороги на выбор, как карты на гадальном столе. Каждый выберет свою и Судьба наверняка проследит, чтобы они никогда не встретились снова, дав время на воспоминания и думы о старых друзьях, врагах и несчастной любви… Об этом можно было бы мечтать, но разгневанная Фортуна не терпит, когда ей перечат. Выпущенные чьей-то рукой на волю призраки и чудовища грозят смертью всему сущему, что попадется им на суше и в море. Нападения на корабли стали чаще, экипажи исчезают в бурлящей пучине без следа и не прибывают в порт приписки, навсегда пропав с горизонта, а в городах по ночам начинает твориться настоящая дьявольщина…

Отредактировано James Norrington (2014-08-25 00:10:14)

+2

2

Сколько минуло дней? Сколько раз солнце вставало, поднимаясь на востоке и уходило за горизонт на западе? Могло показаться, что сотни тысяч раз, которых бы хватило на целых сто, может даже двести лет. Подумать только! А ведь не прошло еще и десяти лет. Когда-то давным-давно, так давно, что кажется вовсе и не с ним это было, каждый день его был за два, а то и за целую неделю! Встреча с Джеком Воробьем привнесла в его мир ярких красок, а так же азарт погони, жажду приключений и такое количество воспоминаний, что их хватило бы на серию модных романов с захватывающим сюжетом о пиратах и кладах!
Этот вихрь поднял его и понес! Он мог похвастаться даже тем, что был на краю света, заглянул в святая-святых Дейви Джонса — его тайник. А Тортуга? Этот дивный уголок, когда-то обдавший его соленым ветром и свободой! Наверное, ничто так часто не вспоминалось, как легкий привкус безумия, приправивший и без того острое блюдо. За все это и многое другое он должен сказать спасибо капитану Воробью. Даже возможность теперь вспоминать обо всем этом ему была подарена стариной Джеком! Все эти годы не становились короче, но тем не менее коротать их было приятнее и легче храня в душе столь яркие страницы прошлого. И ведь место на корабле — это тоже его подарок. Сколько же всего сделал этот человек? Наверное, его заслуги невозможно переоценить. И иногда Уилл ловил себя на мысли о том, что все-таки скучает по этому без пяти минут висельнику.
Но даже воспоминания не меняли суть дела так, как это умудрялся делать сам «Летучий Голландец». Он принял Уильям, дав ему возможность встать у руля, отдав свою судьбу в его руки. Более того, Тёрнер разделил свою душу с ним. Он видел и чувствовал все, что творилось с его кораблем. Даже сердце, вырезанное из груди его отцом и оставшееся на дальнем берегу, заменили паруса и палуба. Капитан было не просто словом, означавшим что он здесь первый человек, это стало призванием, его сутью. И пусть сам Уилл слишком поздно узнал о его собственном предназначении, он все же нашел свое место в мире! Когда-то он был совсем юн и потерян, готов выполнять всю тяжелую и грязную работу за кузнеца-пьяницу, не получая ничего взамен, но теперь он бы никому не позволил манипулировать собой! Время прошло, оставив на память о себе лишь отпечаток на лице Уильяма, юношеский пыл сменился опытом наложенным на авантюризм. Он никогда уже не забудет урока, который однажды преподал ему Джек. На самом деле важно одно — что человек может, и чего он не может, все остальное не имеет значения. Радикальная честность, правильность и принципиальность чуть не сгубили Тёрнера совсем еще мальчишкой. Ему когда-то казалось, что мир прекрасен и благороден! Казалось — ключевое слово, реалии же такими не были. Все и каждый здесь не чурались самых низких и подлых способов пробиться выше, чего бы то ни стоило.
Да, Уилл живет двойной жизнью, но разве есть ему на что жаловаться? Разве есть на кого пенять? Воробей помог ему, не оставил умирать. По крайней мере, теперь у него есть все: любимая женщина и корабль-легенда, приводивший людей в ужас обилием леденящих душу легенд. Он все еще может дышать, слышать чаек, смотреть на восходы, он не лишен способности ощутить прикосновение ветра к коже, ему знаком запах соли в волосах, а это больше, чем было у Барбоссы, некогда носившего на себе проклятие ацтеков. И за это стоит быть благодарным. Десяток лет пройдет, дав ему возможность увидеть любимую.
Иногда игра в «за и против» сводила с ума, подталкивая к бутылке горького рома. Разве имели хотя бы крошечное значение все его правильные поступки в порту? Он был оторван от семью, которую создал и от женщины, что любит. Уильям женился на ней, привязав ее к себе, а сам... Погиб. Так нелепо и трагически. Он иногда задумывался о том, что ей лучше бы было, умри он тогда, не вмешайся никто в ход событий. Она была бы свободна и вольна пойти за того, за кого пожелала бы. Нет... Даже это не то! Лучше бы она никогда не знала его, лучше бы он погиб в море еще одиннадцатилетним мальчишкой. Ей было бы спокойнее, выбери Элизабет Норрингтона. Этот мужчина был надежным человеком и обеспечил бы ее. Увы, но Уильям порой приходил к выводу, что «Голландец» принял его не потому, что он погубил предыдущего капитана и причина вовсе не в том, что он чем-то лучше, она кроется как раз таки в том, что они с Джонсем похожи. Разлученный с возлюбленной, Дейви наверняка не сразу стал чудовищем, таким его сделали годы. Здесь даже Тёрнер чувствовал, что почву выбили у него из-под ног. Десять лет, каждый десяток отпущенных им с Лизабет лет он проведет где-то в море, выполняя внеочередную грязную работу! Ему-то бояться нечего, бессмертие сделало свое дело, просто так убить его нельзя, он даже никогда не состарится! Но его возлюбленная, девушка занимавшая все его мысли, она однажды покинет его навсегда. Хранительница его сердца в прямо и переносном смыслах! Уилл готов был умереть за нее, но ничего не мог изменить теперь. Назначение на этот корабль навсегда разлучило их, спутав все карты.
Уильям верил до последнего мгновения, что сможет с гордостью называть ее миссис Тёрнер. Он думал, что они будут жить в небольшом домике и он вернется к кузнечному делу, чтобы обеспечивать семью. Картины счастливо и безмятежного будущего виделись такими реалистичными. Они сидят вместе за обеденным столом, у них большая и дружная семья, дети... Все это теперь отдавалось лишь вкусом пепла во рту. Он оказался на пепелище собственных несбыточных мечт.
Если у них и будут дети, они не будут знать своего отца, они вырастут так же, как когда-то он сам. Уилл чувствовал свою вину за это, Элизабет будет вынуждена воспитывать их одна. Как опрометчиво было тащить ее за собой! Как глупо и безрассудно! Знай он обо всем этом тогда, попросту бы не подпустил Лизабет близко. Он дарил ей не любовь и заботу, а боль и мучения, страдая при этом сам! Ждет ли она, считает ли дни так же, как он теперь или позабыла и счастлива с другим? Он говорил себе, что поймет ее выбор, если вдруг Лиз решит уйти. Тёрнер уверял себя, что не имеет права держать ее, но... Сердце рвалось из груди, из пустой груди, где его не было, не допуская даже мысли о том, что он переживет, если потеряет ее! Он отвратительный муж, будет плохим отцом, но отказаться... Это было бы для него предательством самого себя. Какую бы только ложь человек не был способен внушить себе, но забыть мисс Суонн Уильям бы никогда не смог! Он проклинал себя, ненавидел и несколько недель был начисто лишен возможности убить эту злость! Как он может, как смеет мучить ее? Даже команда чувствовала это напряжение.
Ощущение, что все должно быть не так не отпускало, будто бы в живот кто-то всадил по рукоять шпагу, провернув ее несколько раз вокруг собственной оси да так там и оставил. Будто бы кто-то его обманул. Словно замороженная рыба, он будет неизменен: все тот же, сколько бы не сгинуло зим. Он увидит закат жизни любимой, закаты друзей и врагов... Да ему только и остается, что смотреть на эти проклятые закаты да восходы! Цена высока, может даже чересчур и несмотря на то, что за все в мире надо платить, расплачиваться собственным счастьем отнюдь не хотелось. Один день, один единственный на десяток лет. Что это значит для него? Это ничто, по сравнению с вечностью! Он может ждать, со временем и вовсе привыкнет, о единственный бессмертный в их семье.
Вечность сама по себе хороша, но не тогда, когда ты привыкаешь к кому-то, привязываешься, любишь. Все человеческие чувства отравляют жизнь, если только они не связаны с кем-то, кто сможет разделить с тобой весь мир! Дар или проклятие? Уилл не знал ответа на этот вопрос. Сотни раз он задумывался об этом, неизменно приходя в ярость и в приступах запальчивой злобы колотя бутылки! Он кипел, словно вулкан, готовый разразиться извержением, выражая накипевшее в приступах дикой, даже животной, ненависти! Впрочем, он был на удивление отходчивым человеком: угасал так же быстро, как и разгорался, в этом они с морем были похожи. Шторма сменялись штилем и наоборот. Однако все эти проявления, Тёрнер старался сдерживать, по крайней мере, не при всей команде. Людям и без того тяжело, к чему им его личные переживания?
Дни шли, солнце все так же проделывало свой путь из одного конца в другой и мир не разрушался так, как разрушался сам Уилл, едва находя в себе силы утешиться присутствием на корабле отца, Прихлопа Билла. Того самого человека, которого он искал всю жизнь. В другое время он был бы счастлив, скажи ему кто-то, что он будет вот так вот бок о бок плавать с ним, но теперь это не дарило покоя, не утешало. Вся его жизнь осталась на берегу, далеко-далеко от проклятого корабля, поглотившего его самого вместе с душой и всю команду в придачу! Его личность дробилась и разрушалась от сомнений и мыслей, теснивших разум. Где-то там был Порт-Роял, но он был там, а Уильям — здесь. Вся его жизнь теперь была связана с «Голландцем». Он был не просто капитаном судна, не заходящего в порт, Тёрнер выполнял важную работу — подбирал, сопровождал и помогая павшим в море переправиться в их последний приют. Моряки, торговцы и простые рабочие, пираты, женщины и дети... Как многих поглощала ненасытная стихия! Хрупкость человеческой жизни осознаешь лишь глядя на нее со стороны. Все теперь казалось ему не иначе, как хождением по лезвию ножа: один неверный шаг и ты сорвался, проиграл. Уильям чувствовал ответственность за всех этих людей, возложенную на его плечи. Они были напуганы, не знали что делать. Морем стало коварным, оно изменилось, став опаснее, больше люди не контролировали мировые воды, вернулась их безраздельная и истинная владычица — богиня Калипсо. Она решала кому жить, а кому умирать, наделенная былым могуществом и властью. Ее силы теперь были огромны и вернувшись к своим владениям, она была свободна. Последствия людской глупости были чудовищны, он сталкивался с ними каждый день, поднимая на борт все новых и новых путешественников, желавших попасть туда, откуда возврата нет.
Даже руководя таким большим и легендарным судном, он был подвержен всем человеческим страстям, у него осталось время на мысли, приводившие в отчаяние! Как чудовищно было осознавать это. Занятый, уставший, отправляющийся на зов — Уильям все время находил минутку, рушившую все построенное. Море — его дом, обитель и пристанище, но почему же оно не дарило покоя? В душе царил хаос, ее съедала тоска. Глотая соленый воздух, точно рыба, он бился об одну и ту же стену головой. Решения не было. Вспоминая старых друзей, он не раз думал о том, как они любили свои корабли, как легко прощались с причалами, уходя в плавание! И возвращался к тому, с каким тяжелым сердцем отплыл когда-то он сам. Как они там, Джек и Гектор? Наверное, опять отправились на поиски кладов, вслед за безумными легендами! Живы ли они еще? Ведь срок пиратский короток и каждый из них рискует разжиться пеньковым галстуком. Где они теперь, в каких краях бороздят морские просторы? Капитан Воробей и его свобода — величественная «Черная Жемчужина», пережившая столько испытаний! А на чем теперь плавает Барбосса? Улыбка освещала лицо Тёрнера, но была печальной. Теперь он оторван и от этого мира, а там его вряд ли вспоминают. У них-то точно нет времени, да и люди они совсем не те! Пусть у них и нет вечности впереди, эти двое в ней и не нуждаются. Только бы море было благосклонно, а люди — это приходящее, в каждом новом порту они набирают команды, так какое им дело до привязанности? Иногда Уилл ловил себя на том, что завидует таким людям. Лишенные любви, они не страдали и никогда бы не попали в такой переплет, как он. Все-таки пиратство удел тех, кто не знаком с принципами так же хорошо, как он, благодаря матери.

Так и шло бы все своим чередом, как эти девять лет, если бы вдруг в море не стало опасно, по-настоящему опасно! Впервые подняв на борт целую команду, плывшую на торговом судне, с рассказом о каком-то неведомом чудовище на устах, Уильям не придал этому значения. Что могло их так напугать? Быть может, застигнутые штормом и обреченные, эти люди увидели то, что захотели? Все твари были надежно заперты в тайнике и выбраться самостоятельно они не могли, Уилл был в этом твердо уверен.
Но когда наплыв душ возрос вдвое, он засомневался в том, что чудовище морякам привиделось. Совсем недавно столько не гибло за полгода, сколько теперь за два дня! Дело было не чисто, в этом моряк убедился. И все они твердили одно и тоже: будто бы на их суда кто-то напал, описывая эту тварь с такими подробностями и в столь не приглядном свете, что угадать что же это было на самом деле не представлялось возможным. Однако, кто-то все-таки нападал. Может пираты или в мире появилось какое-то новое, до селе не виданное существо? Но оставлять дело без внимания было нельзя! Это его долг, он обязан вмешаться. Люди ведь гибнут! В открытые воды выходить не просто небезопасно, это теперь фактически прямое самоубийство для всех рискнувших.

Уилл был прав, по миру ползли слухи о чудовище, порождаемые людьми и теми редкими счастливцами, кому удалось сойти на берег живыми и невредимыми. Все чащи пропадали не просто люди, а суда, фрегаты! Они будто бы растворялись в тумане, исчезая навсегда. И больше ничего о них не напоминало. К берегу не прибивало ни обломков, ни останков. Сколько бы люди не стремились заметить на воде доски или одежду — ничего не было. Были и нету. Теперь сложнее было набирать команды, даже пираты все реже выходили в море, напуганные больше других, будучи подверженными разного рода суевериям. Торговые компании потерпели немалые убытки, некоторые разорялись, лишенные морских путей сообщения. Расцвет судостроения приостановился, парализованный слухами и домыслами. Всех выходивших на своих судах заранее считали мертвецами.
Шли месяцы и к лету все дошло до своего апогея, наивысшей точки! Люди боялись не только ступать на палубы своих кораблей, теперь они боялись и моря, никто не купался, сторонясь побережий. Некогда неотъемлемая часть людской жизни теперь стала запретной. Больше не ловили рыбу и устриц. Все пришло в упадок.
Редкие компании еще пользовались доставкой товаров на кораблях. Откровенно говоря, даже в Порт-Рояле теперь было тише. Некогда оживленный торговый город стал тихим и серым.

А у мистера Тёрнера работы все прибавлялось! И дело явно принимало крайне серьезный оборот. К весне каждый второй ступавший на палубу «Летучего Голландца» был уверен, что всему виною его безрассудство, толкнувшее его выйти в море. Легенды множились, обрастая все новыми подробностями. Смертей стало меньше, но и людей в море тоже. Теперь каждый, кто отправлялся в морское путешествие вскоре оказывался на борту душеприказчика. И с каждым днем, Уилл креп в своей уверенности: в этот раз, в этот самый первый раз, когда он сможет сойти на берег, ему не видать Элизабет! Чувства к ней были сильны, как никогда, но люди нуждались в его помощи и защите.
Он не знал ни как, ни зачем, но собирался убедить всех запретить спускать корабли на воду! Это была необходимая мера. Пусть ему пока было неизвестно кто топит суда, но факт оставался фактом. Все это нельзя было так оставлять! Сколькие еще должны погибнуть, пасть жертвами, чтобы все остальные наконец осознали всю опасность предприятия? Море погубит каждого живого человека, который решит, что он смелее других. Безрассудство погубит всех и каждого. Уильям собирался встретиться с управляющим, с адмиралом, да хоть с самим Господом Богом, если это потребуется! Да, он не всесилен, но должен помочь хотя бы жителям тех мест, где был принят! Никто из них не заслуживал смерти. К сожалению, у него был только один день и этого едва ли хватит на то, чтобы спасти Порт-Роял, нужно было решиться и сделать выбор. Что ж, он его сделал. Джек не был дураком и до сих пор не попал на «Голландец», а значит с ним все будет в порядке! Барбосса, этот старый прохвост? Почему Тёрнер был уверен, что там где Воробей, там он найдет и бунтовщика!
Как он объяснит все Лизабет? Как он скажет ей, прибыв на берег спустя двадцать лет, что просто не мог прийти? Будет ли она ждать его или решит, что он ее предал? Этого Уилл не знал, зато он прекрасно понимал, что стоит ему увидеть ее, как его решительность улетучится и люди продолжат гибнуть, а этого допустить он не мог. Капитан «Голландца» или нет, но он все еще человек, пусть и бессмертный. Кем он будет, если не защитит людей? Они должны прекратить пользоваться морскими путями сообщения и убедить в этом всех своих партнеров, многочисленных компаньонов. Большинство должно быть предупреждено, потому что вот уже почти полгода в море лютует какое-то неуловимое чудовище.
Он выяснит что происходит, но на это нужно время. Чтобы отыскать это создание и остановить его, Уильяму необходимо сконцентрироваться на этом. Но пока он будет гоняться по всем морям и океаном неведомо за кем, невинные жертвы продолжат погибать!

Все чаще и чаще в последние дни его стало посещать чувство, будто он сходит с ума, окончательно и бесповоротно. Уилл устал, но ничего не мог с собой поделать. То, чему его научила когда-то мать, все ее сказки и слова создали Тёрнера с нуля. Эта женщина, скрывая правду, посеяла то, что взошло теперь. Как бы он не любил Лизабет, как бы не хотел вновь увидеть своих друзей, он не мог себе этого позволить.
До дня, когда он сможет ступить на сушу оставалось совсем немного, буквально считанные часы. И как только небо окрасится в невероятные тона, воспетые по-своему всеми художниками мира, он наконец оставит «Голландец», чтобы выполнить свой долг.
Каждому в этом мире отведена своя роль. Одним великая, другим не очень... И Уильям видел свою в том, чтобы помочь людям. Кто бы не топил корабли, что бы не происходило в море, он должен был вмешаться и сделать все возможное и невозможное, чтобы остановить это безумие. Больше никто не выйдет в море и он спокойно сможет разобраться со всем.

С полуночи и до рассвета простоял он на палубе, лишенный сна и покоя. Она так близко, она ждет... Как объяснить ей все? Как пройти мимо? Его личное ощущение шло вразрез с общими интересами человечества. Какая в конце-то концов разница?! Есть ли ему дело до всех этих людей? И ответ приходил сам собой: Есть. Ему не все равно, иначе Уилл бы и не вмешался, просто продолжал бы делать свою работу, оставив все расспросы и выводы на других. Теперь нельзя было бросать на полпути, отступаться было поздно и глупо. Она поймет, она обязательно поймет!
Он сел в шлюпку с первыми лучами солнца, весь бледный и истерзанный мучительным выбором. В голове звенело. Он поступал правильно. Его чувства — это песчинка на огромных мельничных жерновах, до которой никому нет дела. Однажды мир забудет и Элизабет Суонн, и пропавшего Уильяма Тёрнера младшего, но то, что чудовище почти год державшее всех капитанов в ужасе погибло, запомнится всем.

+2

3

Ранее ясное утро. Солнце только начало подниматься из-за горизонта, теплыми красками украшая холодное небо над притихшим морем. Такой вид из окна мог бы радовать глаз, греть душу и дарить хорошее настроение на весь день. Можно было бы предвкушать семейный завтрак, прогулки по городу и выезд на пикник в обед. А вечером можно было бы снова продолжить рассказывать детям сказку, которая им так полюбилась и которую они слушали взахлеб. И отец, и мать добавляли что-то удивительное, поэтому история все время шла невиданным путем и с крутыми сюжетными поворотами. На чем они остановились вчера? На том, как храбрый рыцарь угодил за решетку, а принцесса решила позвать на помощь дракона. Это была его часть рассказа, улыбнулся грустно Джеймс, еще вечером признав, что несколько перегнул с реалистичностью повествования.  С другой стороны, Элфи и сама понимала, что простая драка в таверне – это не самое страшное, что мог бы рассказать детям адмирал. Но он все равно обещал выбирать более сказочные события, чтобы ни Лео, ни Милли, ни Джон не боялись идти потом в кроватки спать. Старший сын, несмотря на юный возраст, уже проявлял завидную рассудительность, и за него материнское сердце переживало меньше, чем за воображение выдумщицы Миллисент. Да и восьмилетний Джон постоянно жаловался на поселившегося в шкафу призрака, коим не так давно оказалась голодная мышка. Больше печенье там не прятали…
Но увы, адмирал так и не оставил службу, не поручил свой корабль другому офицеру и потому в это светлое утро крал у чувства долга несколько блаженных минут в постели, пока она спала. Или не спала?.. Проснувшись давно и бережно обнимая супругу, Джеймс порой удалялся в свои размышления так далеко, что не замечал пробуждения Элфи. А она этим пользовалась, довольствуясь тем, что всякий раз могла приятно удивить и вырвать из задумчивости осторожным поцелуем в щеку. Вот и сейчас прикосновение нежных губ смогло вернуть его из дум о работе.
- Доброе утро, мое солнце, - улыбнулся он искренне и притянул жену в ласковый поцелуй, сомкнув осторожно губы на чужих, улыбающихся кротко и довольно. Жаль, что улыбка держалась совсем не долго, ведь и Элфи знала, что это утро последнее перед долгой разлукой. И все бы ничего, ведь муж всегда возвращался, как и обещал, но само море противилось воссоединению моряков с семьями уже не первый месяц. Тревога в любимых серых глазах была дорога ему так же, как и любовь прикосновений, но обещать, что останется, адмирал не смел. Отправлять корабли в опасный путь, посылая людей на смерть, так мог бы другой офицер, бесчестный трус, коим Норрингтон никогда не был и становиться к началу пятого десятка лет не желал. Она это знала, но принимала с трудом. К тому же, Джеймс и так пошел на уступку, не разрешив Леонарду отправиться вместе с ним. Мальчик мечтал стать мичманом на отцовском флагмане, учился не покладая рук, удивлял и репетиторов, и школьных учителей, но никто кроме отца не мог дать ему знаний о корабельном деле, о флотской жизни, об офицерском кодексе чести и службе. Норрингтон обещал взять его на борт, но обещание пришлось нарушить, как бы не грустил сын, как бы не уверял, что уже достаточно взрослый, пускай всего и десять лет, для такого важного дела. Но как можно рисковать жизнью ребенка, когда не уверен и за собственную?
Завтрак вопреки ожиданию прошел в приподнятом настроении. Дети всегда приносили радость, даже когда вокруг мир был полон ужасов и боли, поэтому Норрингтон наслаждался семейной жизнью, оберегая любимых от всех возможных невзгод. В свое время ему пришлось не мало позаботиться о безопасности мисс Элфи Ричфул, чтобы в итоге окончательно отдать ей сердце и подарить свой дом с собой в придачу к искренней любви и обожанию. Теперь она берегла этот дом, пока его не было, воспитывая в детях веру в чудеса.
А адмирал верил в страшные легенды больше, чем в сказки о феях, принцессах и драконах, и к сожалению, должен был в очередной раз с ними столкнуться, если Фортуна отвернется. Чтобы не давать отцу думать о трудностях, дети верещали о своих каждодневных делах и планах, пока заботливый Джонатан, из дворецкого и камердинера превратившись в няньку, пытался угомонить Вереса, решившего, что раз все едят за столом, и псу, как самому главному члену семьи, тоже положено. Ранний завтрак закончился быстро и на пороге поместья попрощавшись с младшими, Джеймс со вздохом взял Лео на руки, видя грустную мордашку. Серые как у матери глаза на мокром месте говорили о крайней степени обиды, терзающей юную душу. Ведь отец обещал, но уплывает один. И никакие опасности не стоили этой трагедии.
- Лео, обещай, что позаботишься о маме, сестре и братике. Ты остаешься за старшего, это большая ответственность. Я на тебя надеюсь.  – Дождавшись, пока ребенок вытрет капнувшие на щечки слезы, Джеймс поцеловал малышка в лоб. - Будешь следить за порядком, обещаешь?..
- Обещаю, - Лео уверенно кивнул и смущенно обнял отца за шею.
Встретившись взглядом с супругой, Норрингтон улыбнулся и осторожно поставил мальчика на ноги, отпуская к маме. Сын пытался вести себя как взрослый и отчаянно стеснялся проявлять чувства, чем грешил в свое время и сам Джеймс. Но стесняться их не следовало, тем более, таких искренних, что переступив порог поместья, адмирал все равно оставил сердце дома. За ним он непременно вернется, чтобы снова услышать детские голоса и счастливый смех Элфи.
Карета тронулась с места, увозя его прочь по склону вниз, к улицам города, за первым же поворотом которых поместье спряталось за высокими черепичными крышами.
Вздохнув и отвернувшись от окна, адмирал мимолетом коснулся сердца, подле которого во внутреннем кармане мундира держал подарок супруги, обычный батистовый платок с их инициалами. За десять лет бедная ткань не раз окрашивалась  в алый цвет, а каемка и вовсе побурела, перестав быть золотой, но белый цвет и буквы, вышитые в уголке, всегда напоминали ему о доме, он берег его как зеницу ока, зная, что дома ждут. Казалось, обычная белая ткань хранит тепло ее рук и разочаровать дарительницу, оставшись где-то в море кормить рыб, было высшей степенью эгоизма. Нас ничто не разлучит, говорил он, уплывая на несколько месяцев, но непременно возвращаясь почти целым и невредимым. Хоть бы и в этот раз Фортуна была лояльной, теперь ему было что терять, не то что прежде.
«Гром» мерно покачивался на волнах. Обманчиво спокойная обстановка была слишком хорошо знакома адмиралу, чтобы он поверил в безответственность сослуживцев, поэтому никак не удивился, прибыв на причал и услышав знакомый голос первого лейтенанта Грувза. Пока капитан Фокс непременно спал, чему тоже не стоило удивляться, старый друг трудился, руководя погрузкой товаров, которые надо было доставить в Джорджтаун, а оттуда к Антигуа, и лишь потом назад на Ямайку. Ну что ж, до утреннего традиционного построения еще рано, значит, и Джеймс мог пока поработать с бумагами, готовя отчетность для резиденции Ост-Индской компании. Бюрократия могла похоронить в бумагах, которые требовалось заполнять всем и каждому, кто входит в британские порты, но ради покоя и честных налоговых пошлин стоило марать руки в чернилах.
Устроившись в своей каюте, которую демонстративно при назначении выбрал ниже той, где сладко дремал Итан Фокс, чтобы не совсем гнобить авторитет капитана, адмирал принялся пересматривать уже заполненные документы и раскладывать новые в специальные папки с символикой компании. Офицерам и простым матросам пришлось много пережить с самого первого дня экспансии организации на Карибское море, и спустя десять лет последствия все еще сказывались на жизни Порт-Рояла. Им пришлось тяжелее, чем простым гражданам, не обремененным долгом. Прошел не один год, прежде чем компания смогла закрепиться на позициях «дружбы» с местным населением, в чем в какой-то степени адмирал видел свою заслугу. И теперь, когда им снова угрожала опасность, списываться на берег не хватало наглости. Он знал, что экипаж с тревогой ждет решения, в конце концов, не все так относились к обязанностям, как Джеймс. Семья дороже, тем более, такая, как у него. Но вдохновлять людей – призвание командира. И если надо рискнуть жизнью, пускай так, не в первый раз, в конце концов, по крайней мере, то его выбор и верно выбранная сторона.

Отредактировано James Norrington (2014-08-09 02:32:26)

+2

4

Вы когда-нибудь встречали рассвет в море? Нет? Вы многое упустили. Даже рассвет в горах, когда солнце медленно и ласково одаривает своим теплом и светом вершину за вершиной, заставляя их искриться подобно драгоценным камням, не сравниться с рассветом в море.
С ним вообще ничто нельзя сравнить.
Мягкие валики волн на темной воде,  в глубинах которой скрывается такое, от чего волосы встают дыбом, ветер, то рвущий паруса в клочья, то стихающий до полного штиля. Легкие, едва заметные переливы на гребнях волн, порожденные первыми, пробившимися сквозь, собравшиеся у края горизонта пушистые облака, окрашенные в во все цвета радуги.
Зрелище неземной красоты. И это еще даже не рассвет: лишь прелюдия к нему.
Аленари никогда особенно не любила море, оно казалось ей слишком глубоким, слишком страшным, хранящим в себе множество секретов и чудовищ. Ей никогда не нравилось путешествовать на кораблях, и подолгу оставаться в море.
Никогда. Пока однажды она не встретила рассвет на палубе корабля.
Одно единственное утро повернуло вспять все ее отношение, сквозь потаенный страх, в котором был стыдно признаться даже себе, пророс легкий цветок трепетной любви к соленному воздуху и легкой качке от волн.
Впрочем, шторм она любила еще больше.
И большинство кораблей, павших от ее рук, погибали именно так: в шторме. Оспа устроила охоту, целью которой была смерть. Ей было все равно, кто именно умирал, пираты или законопослушные моряки, хотя стоит признаться, что мимо торговых кораблей и посудин морского флота, она иногда проходила мимо, не стремясь опустить их в пучину вод.
Из-за этого и появилась среди моряков легенда о мстителе, отправляющем на дно пиратские суда. Те же корабли, что погибли от ее руки, но не принадлежали морским волкам,  молва отдавала на растерзание пиратам, даже не думая о том, что и они пали от рук так называемого мстителя.
Сложив руки на груди, женщина наблюдала как медленно и величественно восходит солнце, словно поднимаясь из невообразимой глубины морских вод.
Ее корабль был пуст.
Для того что бы управлять судном ей не нужна была команда, хотя задайся она целью из леди вышел бы неплохой капитан. По крайней мере, военачальник из Валлион вышел великолепный.
Управлять кораблем собственноручно женщина тоже не спешила, ей не было нужны в этом, хотя косвенно именно она вела судно к цели. Все дело было в магии, словно коконом окружавшей корабль и заменявшей необходимую команду.
Аленари не любила людей, за редким исключением. Слишком много боли они ей причинили в прошлом. И дело было не в предательстве, и не в обиде, хотя они тоже имели место быть. Дело было в глупости и страхе: люди глупы, они боятся изменений, боятся будущего которое не в силах предсказать или предусмотреть. Все что они не понимают или отказываются понимать, тут же объявляется злом и приговаривается к смерти.
Даже если это любимая народом принцесса.
Женщина тряхнула головой, отгоняя непрошенные воспоминания, до сих пор ножом проходившиеся по давно очерствевшему сердцу. Нет больше той наивной принцессы, делавшей все для блага народа. Осталась только проклятая ведьма, которую прозвали Оспой, за ее жестокость и бездушие.
- Какое тихое место, - взгляд серебрянноволосой леди, ранее устремленный на восход, переместился в противоположную сторону, устремившись туда, где слышались крики чаек и звуки города.
Порт.
Небольшой, тихий город, о которых так любят рассказывать романисты, в своих творениях. В таких городках обычно не происходит ничего необычного, а жизнь течет размеренно и спокойно.
Аленари ненавидела подобные места, ненавидела людей в них обитающих, потому что у этих простых горожан, не обремененных никаким бременем кроме собственного благополучия, не было даже малейшего представления о том, что такое боль и страдания.  Такие маленькие городки, всегда существовали как бы отдельно, не участвуя в воинах и стычках, оставаясь островками мира и тишины, даже в самые страшные времена.
Подчиняясь воле женщины, небольшой фрегат, изменил курс, следуя к берегу.
Как бы леди Валлион не ненавидела атмосферу мира и тишины в таких городках, иногда ей самой хотелось забыть обо всем и просто жить в подобном спокойном и удивительно надежном месте.
Не утруждая себя установкой трапа, женщина легко спрыгнула с борта корабля на деревянный настил пристани. Подбежавший тут же смотритель, был без всякой жалости отправлен на прокорм рыбам, со вскрытым горлом. Можно было, конечно, обойтись и без этого, но Аленари просто не видела смысла в том, что бы быть человечной даже по отношению к тем, кто не успел ей и слова сказать.
Она ненавидела людей. И в этом был корень всего, что произошло, происходит и еще произойдет.
Городок еще спал, согретый первыми лучами солнца. На улицах было пусто: даже те, кто уже открыл глаза и встретил новый день, не спешили покидать дома, - или уже покинули их и принялись за работу, - оставляя улицы пустыми и тихими. Восхитительно пустынными.
Возможно, все закончилось бы простой прогулкой в этом мирном местечке, если бы на одной из узких улочек, женщине не встретилась бы незнакомка, выскользнувшая из одного из домов.  Раньше, Аленари прошла бы мимо, не глядя на простолюдинку, спешащую по своим делам. Но это было раньше.  С тех пор как леди Валлион лишилась лица, каждая встреченная ей женщина, рисковала своей жизнью, просто оказавшись не в то время и не в том месте.
Эта красавица, с густой копной блестящих волос, цвета спелых каштанов, не стала исключением. Едва только Аленари увидела ее, как в груди леди затрепыхалась сдобренная слепой ненавистью ярость.
Больше чем людей, Оспа, ненавидела только красивых женщин. Просто потому, что они - красивы, в то время как ее собственная красота, перед которой склоняли головы и простые люди и великие лорды, погибла в огне восстания.
Искра, магический дар, тут же вспыхнула ярчайшим светом. Плетение сорвалось с пальцев даже раньше, чем женщина успела осознать этот факт. Шатенка скорчилась от боли на мостовой, сжимая тонкими пальцами виски.
Аленари мельком взглянула на руки женщины: бледные, ухоженные, никогда не знавшие тяжелой работы. значит незнакомка оказалась не просто крестьянской девкой. Может даже дочь кого-то из местных благородных.
Впрочем, это не имело не малейшего значения. Оспе было все равно, кого убивать.
Плетение сдавливало голову несчастной все сильнее, заставляя испытывать невообразимые страдания, но женщина молчала. Кривилась, корчилась на земле, но молчала, не позволяя себе кричать. В темном уголке души леди Валлион пробился росток уважения: гордость этой несчастной, заставляла смотреть на нее чуть иначе, чем на других. Не каждый мужчина сможет молча выносить такие страдания. Что уж говорить о женщинах?
Уважение, уважением, но Оспе не было достаточно просто наблюдать за чужими страданиями, ей нужно было и слышать их. Плетение, повинуясь воле создательницы, давило все сильнее. В обычной ситуации, человек просто потерял бы сознание от боли, но заклинание не позволяло это сделать: все было бы слишком скучно, если бы жертва теряла сознание. Нет, незнакомка прочувствует все что несет в себе это неприятное, но по сути безобидное плетение.
Наконец, шатенка не выдержала и с ее губ сорвался полный боли крик. Леди Валлион довольно улыбнулась, ощущая как медленно отступает слепая ярость, затмеваемая чувством удовлетворения.
Возможно, незнакомка осталась бы жива. Возможно, Оспа даже не тронула бы ее лицо, в знак уважения к стойкости неизвестной и к ее гордости, но тут из дома, из которого недавно вышла женщина выбежал ребенок. Он бросился к скорчившейся на земле шатенке, и упал возле нее на колени, обнимая и плача.
Сын? Маленький брат?
- Помогите! Маме больно! - мальчик с надеждой взглянул в сторону Аленари. - Тетенька помогите!
Помочь?
Простое как пробка плетение с слетело с пальцев. Крик оборвался. Искаженное гримасой боли и страданий лицо застыло, будто бы закаменев.
Смерть, это тоже милосердие и помощь.
Стремительно развернувшись, женщина не оглядываясь направилась к порту. Настроение, на удивление спокойное и миролюбивое, было испорченно. У Аленари не было других желаний, кроме как крушить все на своем пути, вымещая злость и ярость на всем подряд.
Ей еще не доводилось топить целые города.
Но все же бывает впервые, верно?
Простое плетение левитации и вот она уже стоит на палубе собственного корабля. Легкий ветерок лениво треплет приспущенный флаг, единственное напоминание о том, откуда она родом: влаг империи, влаг императорской семьи. Ее флаг.
Легкий толчок, и движимое магией судно, не спеша отходит от пристани.
Мне же совсем не нужно, что бы задело меня, верно?
Сила охотно откликается на призыв, поводок надетый на морское чудовище затягивается, принуждая тварь плыть к берегу, покидая комфортные морские глубины. Когда-то леди Валлион до дрожи боялась морских чудовищ, ни капли не сомневаясь в их существовании. Теперь страх остался давно позади и морские существа стали ее верными помощниками, скованные магическими узами. Верные псы, исполняющие волю своей хозяйки.
Тучи сгущались.
Тяжелый небесный свинец, то и дело прорезаемый вспышками молний, сопровождался гулкими раскатами грома, которые могла заставить вздрогнуть любого, кто слышал их. Еще пару минут назад спокойное море заволновалось, гонимое резко усилившимся ветром к берегу.
Управление погодой никогда не было сильной стороной Аленари, поскольку  ее контроль над стихией был слаб и чаще всего эксперименты заканчивались бурями и ураганами, но сейчас именно это и нужно было.
У берегов небольшого портового городка зарождался смертельный шторм.
Леди Валлион не слышала треска, с которым ломались мачты и корпус одного из кораблей у причала: небесный гром перекрывал все другие звуки. Но ей было вполне достаточно видеть, как дерево сминается огромными щупальцами, принадлежащими кракену, выплывшему из глубин, по ее воле.
Ей не нужно было слышать крики с берега, когда очередная огромная волна накатывалась на причал, разбивая прочно скрепленные доски на куски. Не нужно было слышать треск пламени, не смотря на дождь и волны, пожирающего дома, после того как в один из них ударила молния.
Леди Валлион было достаточно просто смотреть как медленно, но неотвратимо погибает небольшой город, под силой ее ненависти и гнева. Склоняется перед ее нерастраченной злостью и яростью. Покоряется ее воле.
Она смеялась. Смотрела на это и смеялась.
И ей казалось, что ее смеху вторит гром.

Отредактировано Allenary (2014-08-25 00:40:41)

+2

5

Десяток лет день в день... Как же это все-таки больно. Уилл чувствовал, будто всадил себе в спину шпагу, прошедшую всю его тело насквозь. Люди зря говорят, что те, у кого нет сердца — не страдают. Свое Тёрнер оставил на берегу, с той, что хранит его во всех смыслах этого слова, и в груди у него зияющая дыра. Но теперь там так болит, как никогда прежде! Ощущение, будто он предатель, накатывало, словно приступы рвоты, волнами, сотрясавшими все его тело, обычно казавшееся сильным и подготовленным, но теперь ставшее хрупким и жалким. В висках стучала кровь, звеня точно приговор.
Все эти секунды он прожил лишь благодаря вере в единственный день, в тот, что наступил сегодня с рассветом. Уилл был уверен как ни в чем другом: он ступит на берег и обнимет Элизабет, обнимет за все эти десять лет, будто их и не было. За каждый день, за каждое мгновение ее ожидания! Прижмет ее к себе и ощутит удивительное спокойствие. Дни шли и он существовал этой надеждой, такой легкой и прекрасной! Иначе ведь и не за чем жить, не нужен никакой день, если там, в этом дне ее не будет. Что же поддерживало его теперь? Позвоночник. Вытащить и все, он тотчас же рухнет убогой грудой мяса и мышц на месте. Из него будто всю жизнь выкачали этой ночью. Не так, совсем не так он представлял себе этот день! Крылья подрезали и он уже никуда не полетит, лишь уныло поплетется побитым псом к берегу, где его ничего уже не ждет... Ничего, из того, к чему он спешил и стремился всей душой. Его вдруг сдавило чувство чудовищного и жуткого одиночества, будто он один на один со всей вселенной в этой тишине. Солнце неспешно поднималось из-за горизонта, неся миру весть о безмятежном утре, вызывавшем в душе Уильяма острую боль, точно кто-то рвал его на куски. Ему хотелось ливня, грозы, шторма. Пусть этот мир утонет в боли, пусть солнце, этот яркий и ненавистный диск, глядящий на него с кривой усмешкой откуда-то с востока, скроется, сгинет! Ему казалось, будто никто, ни одна душа, как живая, так и мертвая, на всем свете его не понимает... Даже природа насмехается над ним: у него в груди горит, сворачиваясь тугим жгутом, перекрывая доступ кислорода в легкие, огромная змеюка, а вокруг все бессовестно счастливы, только-только пробуждаясь от долгого, полного цветастых картин, сна.
Разве не достаточно она выстрадала? Разве мало перенесла?.. Он десяток лет ее не видел и может только гадать о том, что там за сотнями лиг творилось в душе Лизабет, но она обещала ждать, не сводить глаз с горизонта. И Уильям верил, что ждала, ждет... Ему бы хоть мельком ее увидеть! Хотя бы просто взглянуть, краем глаза скользнуть по ее улыбке и раствориться в ней. Пара секунд, стоящая всего того, что он перенес в ожидании. Но он не получит и этого. Да что там он! Элизабет, милая Элизабет! - вот кто страдает больше, кто имеет права выражать свое недовольство. Между миром, которому плевать и женой, Тёрнер выбрал первое. Зачем?! Все его старания напрасны, смехотворны! Куда он пойдет и что скажет? Растолкует им, что он пропавший пират и ныне капитан судна Летучий Голландец? Хорошо, если еще до конца дослушают и выгонять взашей, приняв за сумасшедшего, а то ведь и ног может не унести, оказавшись в петле. Руки сжались в кулаки в бессильной злобе, опустив весла, и он что было силы ударил о дерево, опасно в ответ затрещавшее. Так, по крайней мере, не он один знал какие чудовища выбрались наружу. Это не принесло облегчения, но понизило градус, Уилл смог двигаться дальше.
Правильный. Следующий правилам... Да какого черта?! Кому это нужно вообще?! Он лишал себя единственного счастья какое теперь у него вообще могло быть в угоду принципам! Какой он пират? Так, пустое место. Будь он настоящий корсар, так плюнул бы на все и помчался бы к ней! Пусть мир хоть рухнет, кончится на месте, его бы это никак не касалось! Долгожданная встреча была бы счастливой, она бы хоть состоялась и лучше умереть вместе. К чему ему это бессмертие, когда он десять лет был так далеко и даже сегодня ему не улыбнется услышать этого волшебного голоса? Он бы все отдал, лишь бы окунуться в омут этих пленительных глаз, снившихся ему наяву. Все так просто... Лишь повернуть, выбрать ее и дело кончено! Но Уилл упрямо гребет к порту, где ничего его не ждет и каждый удар весел о воду, будто бы побитое стекло, разлетевшаяся вдребезги его жизнь! Как так случилось, что он потерялся? Когда долг стал значить так много? Сотня чужих жизней, десятки незнакомых лиц... Все пролетало вереницей, кружилось вихрем. Разве он станет счастливее, если все выживут? Разве перестанет у него болеть в груди?
Удар. Плеск. И снова по кругу... До берега так близко и так далеко! Зачем все это? Комплекс героя? Едва ли. Лучше бы обнял Лиз, отговорил ее выходить в море, объяснил бы все. Да откуда ему знать, что она вообще жива?! Может пока его морские дьяволы по морям мотали, смысл жизни канул в небытие? Вдруг и она взошла однажды на корабль? Может именно сегодня ее тело отошло к рыбам на прокорм? Именно сегодня, когда он перечеркнул все, предал ее, она могла погибнуть, верная ему и его слову! Уильям был уверен, она не могла умереть, она сидит там одна. Сколько Элиз будет вглядываться в треклятый горизонт? Может даже пока солнце не скроется с глаз прочь на западе... Ради этого хотелось умереть! Он не мог ответить себе ни на один из поставленных ребром вопросов.
Порт приближался так стремительно и так внезапно. Прямо у него перед носом возник корабль. Один-единственный и абсолютно пустой. Не задумываясь, не ощущая вообще задней мысли, он сошел на берег, полный тяжелых дум и ненависти к себе. Суша. Было даже непривычно ступать. Отлично от палубы здесь все стояло твердо, не раскачиваясь в такт волнам под ногами. Его встретил сухой ветерок, принесший с собой песчинки, прилипавшие к лицу. Эти места когда-то были домом, теперь же казались совершенно незнакомыми, он испытал отчуждение, вызванное горечью. Обвинять себя одного было бы слишком тяжко, а потому он разделил вину с Порт-Роялом. Крыши домов, запахи, тут же напомнившие о прошлом — все показалось отвратительным, напомнив вонь горелого мяса. Уилл чувствовал себя так, точно его заклеймили, прокляли. Плачь-не плачь, а сделанного уже не воротишь.
И он сделал шаг, за ним другой, будто бы заново учился ходить. Еще не поздно, - думал он, - еще есть время и все можно переменить! Пусть несколько бесценных минут ускользнуло, но шанс все исправить не потерян. Тёрнер обернулся, глянув пустыми глазами на лодку и пошел в город... Пустые улицы встречали его, как не родного. Казалось, выйди сейчас кто-то из дома, Уилл будет ему незнаком. А раньше ведь оружие, что он ковал, знал всякий. Годы сделали свое дело, память поблекла. И что-то еще раз очень больно укололо его. Что бы он ни сделал, мир забудет. Никому это будет не нужно. Люди все так продолжать смеяться во время дневных прогулок... И он, он в одиночку хочет обеспечить им подобную возможность. Так какие же Боги повинны в том, что он дурак? Ему так нужен был совет, но не отца, а матери. Прихлоп Билл был отличным человеком, но не он воспитал мальчишку таким. Может и правда, он зря старается? Лезет не в свое дело... Где-то ему встретилась спешившая по делам особа и она даже не взглянула в сторону Уильяма. Порт-Роял забыл его, так, словно и вовсе никогда не знал! Буря внутри набирала обороты, закипая на ходу.
Пустят ли его на порог? Захотят ли выслушать? Тёрнер должен был что-то придумать! И если придется, заставить их услышать. Пусть не выходят в море. В конце концов, это не трусость, а разумная мера. Да и у Уильяма не было больше сил смотреть на погибших моряков с родного берега! Он ради них лишил себя единственного счастья, какое только у него теперь имелось. Все осыпалось, стекало в бездну! Шаг оставался нетвердым и в голове глухо бухало, будто кто-то поминутно пытался оглушить его чем-то тяжелым.
Вдруг что-то отозвалось на его боль чудовищным пронзительным женским криком! Уилл замер на месте. Откуда донесся этот голос? В первое мгновение он решил, будто это только послышалось, просто своя собственная боль отдалась эхом. Это ведь ничего, это только внутри. Но чем дальше убегало время, тем сильнее он убеждался, что глубоко ошибается. Все взаправду, где-то было очень больно женщине и звук ее голоса оборвался так же внезапно, как и появился. Такая боль и надрыв чувствовались в этом, что на минуту оглушенный Душеприказчик, потерял всякое понимание происходящего. Неужели, она умерла? Этот леденящий душу звук повторялся вновь и вновь, отдаваясь в затылке. Тёрнер не мог пошевелиться, будто впереди ждала глухая стена. Где же эта несчастная? Может ей нужна помощь? Вопль, громкий и совершенно нечеловеческий голос... А если это Лизабет, если это ее терзает предательство?
Но куда идти, где искать источник страданий? Этот крик напоминал плачь банши, не предвещавший ничего, кроме смерти. В эту секунду, кому-то нужна была помощь, даже больше, чем ему самому. Где-то страдал человек от предательства ли, обреченный ли, не имело никакого значения. Судьба неизвестной сделала крутую петлю, надломив цельную человеческую натуру. Верно, этот крик должен был перебудить людей, поднять их с постели и выгнать из домов, но мир был по прежнему тих.
Разразилась буря, та самая, что он желал получасом ранее. Если бы... Слишком много таких «если бы»! И все же, знай он, что его желание откликнется таким неожиданным выражением боли, никогда бы не задумался бы о подобном! И эту вину он принял на свой счет. Может и неправильно, ведь он даже не знает что случилось, только вот на душе не было спокойно. Он чувствовал себя подонком, принимая все на свой счет. Кажется, упади сейчас где-нибудь кувшин со стола и туда Уилл руку приложил! Его вина была куда шире, печатью восьмого смертного греха. Отказаться от любви, ведь она больше не придет, никогда не придет... И следующие десять лет пройдут впустую. Один неправильный выбор, а как все перевернулось с ног на голову! Где-то там корчилась в муках совершенно незнакомая особа. Чья-то дочь и сестра, может даже кому-то мать и жена... Заслужила ли она все это? А он ведь даже не знает в какую сторону идти! Эти звуки, казалось, доносились отовсюду.
Но они оборвались и все вновь утопила тишина. Может все случилось очень далеко от того, места, где он стоит?.. Верить, что никто ей не поможет не хотелось. Может рвануться к лодке и уплыть? Он уже готов был повернуть, как вокруг резко потемнело... Еще одно его желание сбылось. Отступать теперь некуда. Кажется, мир решил погибнуть именно сейчас... Оставалось только молиться, что с Лизабет все хорошо.

Отредактировано William Turner (2014-08-25 22:51:58)

+2

6

ООС: Я очень извиняюсь за возможные опечатки, но мне было тяжело писать этот пост. Я исправлю, когда отойду эмоционально.

Непримечательное, обычное утро постепенно прогревалось лучами небесного светила. Но вопреки ожиданиям, когда лазурные волны должны были блестеть в его лучах, напоминая о том, сколько тепла и света дарило карибское солнце, этот блеск казался бледным, почти что мертвым. Таким, каким его наблюдали жители далекого Лондона, выходя к Темзе, темной, непроглядной, похожей на огромную сточную канаву, которой та и была на самом деле, если кто-то рисковал принюхаться около причалов. Казалось, солнце было чужим, отстраненным и равнодушным. Взирающие на небосвод моряки отчасти радовались тому, что помимо груза само небо на них не давит, не печет им спины и головы. Работа шла быстрым ходом и отплытие близилось с каждой минутой, отмеренных стрелкой карманных часов, вытащенных на стол из кармана кителя. Но остальные чувствовали подавленность. Уныние… Отчасти даже тревогу, которая не обошла стороной пугливую стайку чаек где-то на берегу близ раскинувшихся джунглей у городских стен. На сердце было не спокойно, и Джеймс мыслями возвращался домой все больше, теряя внимательность к раскрытым перед ним бумагам. В конце концов, он мог бы вернуться еще на полчаса, побыть еще немного рядом с любимой и детьми, проводить их до причала, где уже они бы расстались на несколько недель, наблюдая за тем, как уплывает «Гром» к горизонту, как удаляется берег, видный с палубы корабля, на котором его непременно дождутся. В такие моменты греющих душу и томительных для сердца воспоминаний, которыми полнились десять лет прожитой рука об руку жизни, Джеймс чувствовал тепло подарка, хранимого у сердца, еще сильнее. Элфи была его ангелом, свалившимся почти что по-настоящему с небес на руки. И бедовый характер супруги достался детям, особенно Миллисент. Но каким бы тяжелым не был путь к семейному счастью, сколько бы не был против мистер Ричфул, выдавая дочь замуж, в конце концов семья их была самой счастливой в городе. Потому что не деньги, не власть и не жажда более высокого положения в обществе свели их вместе, а любовь. Самая искренняя, беззаветная, сводящая с ума. Положив перо в подставку, Норрингтон решил, что раз сердце ноет, нужно его слушать. Так случалось крайне редко и все-таки, никогда не без причины. Адмирал уже было поднялся из-за стола, как застыл от раздавшегося с палубы крика о неизвестном корабле и чужеземном, непонятном флаге.
Выйдя на дек, Норрингтон чуть не столкнулся с первым лейтенантом. Мистер Грувз был в панике. Изучив досконально все известные ему флаги и сигнальные оповещения, Теодор терялся в догадках, что за корабль оказался у берегов Порт-Рояла.
- Сэр, я такого в жизни не видел! – поделился эмоциями Грувз, быстро козырнув наконец проснувшемуся капитану Фоксу. Выползая из каюты, Итан Фокс представлял собой заспанного подростка в почему-то напяленной военной форме. Лохматый и сонный, капитан тут же очнулся от дремы, завидев невиданный прежде ни по конструкции, ни по флагу корабль. Все застыли, лишь старшие офицеры, не отставая от Джеймса приблизились вплотную к фальшборту, разглядеть чужой корабль как следует. Взяв подзорную трубу, чтобы через мачты сгрудившихся у причалов кораблей увидеть новоприбывший, Норрингтон глазам своим не поверил и почувствовал, как холодеют пальцы, сжимая латунный корпус. На корабле никого не было.
- Дьявольщина, - шепнул Итан, тоже увидев малоприятный сюрприз в деталях, точнее запечатлев их отсутствие.
Переглянувшись, офицеры уставились на единственного человека на борту «Грома», который уже сталкивался с настоящим морским дьяволом.
- Это Дэйви Джонс, сэр? – спросил Итан, с откровенным отчаянием взирая на застывшего на месте адмирала.
- Нет, - вместе него ответил Грувз, скептически переводя взгляд с Норрингтона на далеко причаливший фрегат. – Джонс плавает на «Голландце», а тот корабль сложно с чем-то спутать.
- Кто бы ни был на борту, ничего хорошего ждать не придется, - констатировал факт Джеймс, отдавая трубу назад первому лейтенанту и стремительно направляясь к трапу на причал. Тревога на лице начальства читалась так же легко, как и дальнейший приказ.
– Теодор, поспешите в форт, пускай готовятся, чтобы ни было. Хватит с нас сюрпризов… Сержант!
- Да, сэр! – оторвавшись от дежурства, красный мундир, хорошо известный стрелок, Ли Роквелл, пулей оказался рядом с адмиралом, коснувшись пальцами треуголки.
- Поднимите своих людей, пусть построятся. Поприветствуем гостей, если они есть на борту того судна. Живее…
Кивнув и отчеканив «Есть, сэр», сержант Роквелл нырнул к трапу на нижнюю палубу и вскоре скрылся из виду, оставив капитана Фокса и адмирала дожидаться возвращения. Вскоре под ногами послышался топот. Пехотинцы готовились к построению на верхней палубе, где их уже ждали, подгоняемые плохо слышными наверху приказами. Тем временем, поговорить все равно было о чем.
- Вы уверены, что это хорошая идея, сэр? – уточнил Итан, нервно поправляя шейный платок.
- Есть другие предложения, капитан? – не удостоив Фокса и взглядом, Джеймс рефлекторно взялся за черенок шпаги, словно успокаиваясь и напоминая себе, что в руках есть сила и ее можно будет применить, чтобы не ждало на чужой палубе. Он бывал на корабле призраке и знал не понаслышке, что далеко не все так просто как кажется. Пусть корабль не был «Летучим Голландцем», плавал он словно по волшебству, а значит, кто-то на нем точно был. И почему с форта Чарльз не атаковали неопознанное судно, оставалось загадкой.
Люк откинулся и на дек вереницей высыпались солдаты.
- Стройся! – скомандовал Роквелл, встав во главе первой шеренги.
- Оружие приготовить… У нас незваные гости, - хмуро, но достаточно четко и громко скомандовал Норрингтон, поспешив сойти на берег.
Строй пехоты за спиной придавал ему самому нужной уверенности. Эти люди пережили многое, некоторые даже сражение у водоворота, случившееся десять лет назад, а потому знали, что чудеса случаются и нечисть может оказаться под любой личиной. Особенно в последние месяцы, когда творилось что-то странное и несомненно ужасающее… Холодящее кровь.
Труп заведующего причалами был первым знаком того, что корабль-призрак был с экипажем. Но когда по команде адмирала вражескую палубу взяли наскоком, на борту никого не оказалось. И лишь тогда, озираясь по сторонам и дав сигнал сойти назад, Джеймс почувствовал тревогу настолько сильно, насколько только мог человек. Он оглянулся к пейзажу еще тихого города, к домам, по улочкам которым возвращался в свое собственное поместье, видя знакомые повороты, уводящие вверх по склону, куда тянулся взгляд… И сердце сжалось. До боли, до помутнения перед глазами. Не ожидая такого, Джеймс поневоле задержался на борту неизвестного судна, склонившись и прижав руку к груди. Дыхание даже сперло, настолько резким был этот приступ.
Испугавшись, что что-то случилось, Роквелл подбежал назад, осторожно взяв адмирала под локоть, помогая разогнуться и вернуться на деревянный настил причала.
- Что с вами, сэр?
- Я…Я не знаю, - растерянно ответил Норрингтон, тяжело восстанавливая дыхание и сглотнув ком в горле. Подняв взор на дома, до которых было рукой подать, Джеймс не понимал, почему тревога так растет, почему так плохо. Точнее понимал, но боялся признаться, пока под рукой не почувствовал вновь платок, подаренный Элфи.
«Элфи…»
Ему надо было вернуться домой, обязательно, немедленно! Вопли с берега вспугнули обоих, спешно отстранившихся от вдруг развернувшегося как по волшебству судна. Оно удалялось таким же неведомым путем, как и прибыло. Подойдя поближе на шаг к краю причала, Джеймс не знал, что делать. Сердце билось как зверь в клетке, желая вырваться, от ощущения опасности все нутро скручивало, и виной тому было судно, стремительно уплывающее прочь…
Глядя на курс корабля, адмирал недолго осознавал, что его так удивляет. А когда понял, чуть не потерял дар речи. «Не может быть… - противилось признать правду сознание, но внутренний голос уже кричал, - Кракен!»
Огромный силуэт морского чудища поднял водный пласт над уровнем моря и несся к ним из далеких темных глубин океана. Море отступало, как при сильном отливе, оголяя подпорки пристани. Времени было ужасно мало.
- Всем назад на корабль! ЖИВО! – скомандовал наконец Норрингтон, вопреки боли в сердце побежав назад, вслед за своими людьми к «Грому», где на палубе уже заметили серьезные перемены погоды и облика моря. Небо стремительно темнело, начался ливень, и так замедляя их ход.
- Отплывайте к форту Руперт, капитан, там безопасно. Часть экипажа со мной на берег, надо помочь всем покинуть дома!
- Но что это, сэр?! – Фокс побледнел, от чего его рыжие волосы казалось, горели еще ярче, как и испуганный взор.
- Наша погибель, если не будете исполнять приказы вовремя, - бросил  через плечо Норрингтон и криками подозвал к себе часть матросов и пехоты.
- Не мешкать! Стучитесь в дома, кричите, гремите чем угодно! Всех будить, всех силком сгонять к форту Руперт, подальше от берега!
За их спинами чудовище уже успело приблизиться достаточно для того, чтобы смыть волной замешкавшихся на причалах. Вода валом навалилась на близстоящие дома и смела собой редкие прилавки, раскинувшиеся вдоль широкой улицы, отделяющей причалы от жилых кварталов. В небо взметнулись щупальца кракена, ломая первый корабль на своем пути. Ужас охватил моряков, спешащих вслед за адмиралом. И теперь вопроса в том, что случилось и кто напал, не оставалось – это был кракен.
- Бегите! Спасайтесь! – перекрикивая непогоду, Джеймс спешно объяснял, что случилось и куда бежать всем и каждому, кого видел на своем пути. Нельзя никого пускать к берегу. С форта Чарльз наконец раздался первый залп. Рев чудовища, поднявшийся из морских глубин, оглушил весь город и пробудил всех окончательно. Смываемые дождем потоки грязи стремились к берегу, где за залпами огня со стен крепости следовал треск и грохот падающих в море камней и укреплений форта. Тварь вылезала на берег, раскрывая свою пасть и щупальцами втаскивая все, что есть в свой клыкастый бездонный рот.
- В джунгли, через плантации, быстрее!
Оставшись в одиночестве, адмирал поспешил к своему дому, забрать семью. Но едва показалась ограда дома, как по улице, отчаянно гавкая, побежал навстречу Верес. Верный пес лаял без устали, но боялся бежать к хозяину, хоть и знал прекрасно путь до причалов. Верес однажды даже забрался на борт «Грома», наглой мордой ткнувшись в руку адмирала, пока тот разговаривал с офицерами. Умный пес, а потому дорогой всему семейству своей преданностью и лаской белой юлой метался вдоль ограды, но заметив хозяина чуть не сбил его сног.
- Что случилось, мальчик?.. Что? Куда ты?
Вместо того, чтобы побежать к крыльцу поместья, Верес помчался в другом направлении, призывно возвращаясь и снова убегая. Последовав за псом, Джеймс наконец увидел мостовую над небольшой речкой, стекающей с местного оврага в бухту. И услышал плачь…
- Мама! Мама, ну пожалуйста! П-пожалуйста, ма-ам! Нам надо уходить!
- Лео!
Мальчик оглянулся и увидел отца, застывшего в нескольких метрах поодаль. В зеленых глазах застыл ужас, рот открылся в немом вопросе, ответ на который был слишком ужасен, чтобы его принять так сразу. Он забыл как дышать, чувствуя, что сердце наконец застыло окончательно. Оно умерло, как и его владелица. Надрывный вздох помог опомниться, ведь рыдал собственный сын, навзрыд, толкая маму за плечи, чтобы она наконец поднялась на ноги. Остекленевшие глаза безжизненно смотрели в жестокое небо, вопреки всем отчаянным требованиям и горячим слезам, льющимся по круглым щечкам мальчика, нависшего над матерью.
- Лео… Лео, хватит, - голос охрип, Джеймс сам себя не узнал и даже не понял, как ноги сами довели его до супруги, к лицу которой был прикован взгляд. Он опустился на колени и сгреб противящегося тому мальчика в охапку, закрыв ему голову и не давая смотреть на маму. Рыдания у притихшего сердца казались собственными, но если и текли его слезы, то ливень смывал их слишком быстро. Небо плакало вместе с ними, холодом сковывая и так захвативший в цепкие лапы ужас. Прижав к себе сына, Норрингтон понял, что из души рвется рев, отчаянный и неконтролируемый. Быстро прижав кулак к губам и крепко зажмурившись, Джеймс обнял Лео еще крепче, пряча и от дождя, и от вида на мертвую Элфи. В звенящей от боли голове раздавался лишь один вопрос – за что? Он чувствовал, что с ней что-то случилось. Вернувшись мыслями назад, к берегу, он понял, что почувствовал, что потерял ее, но… Почему? Ни крови, ни удушения, никаких следов. Измученный взгляд покрасневших глаз пытался найти хоть одну зацепку, словно это могло воскресить супругу, но силы таяли, и сила воли в том числе. Он снова взглянул на ее лицо, а после осторожно отнял от груди расплакавшегося мальчика, беря за щеки, чтобы не вздумал оглянуться.
- Мы пойдем домой, - вкрадчиво и уверенно, насколько мог, сказал Джеймс, видя перед собой такие же как у матери серые глаза Лео, красные от слез и обиженные на весь мир в целом за потерю, от которой рвалась юная душа на клочки.
- Заберем твою сестру и брата. И уйдем в безопасное место…
- А как же мама?.. Она с нами не пойдет?..
Зажмурившись снова, чтобы сдержать себя в руках и не казаться таким слабым, каким был сейчас на самом деле, адмирал осторожно поцеловал ребенка в лоб и встал, беря мальчика на руки. Почти бегом он вернулся в дом, где на пороге уже ждал дворецкий.
- Сэр! Что случилось, я потерял… О, боже, мастер Лео?..
- Бери их и уходите.
- Но миссис Норрингтон, как же…
Джонатан не договорил, увидев, насколько бледен адмирал. Он плакал беззвучно и не склоняя головы, несмотря на горе. Слезы текли так естественно, что путались со стекающими с одежды каплями дождя. Шторм лишь креп, и делом времени было погружение города в пучину. Времени совсем не оставалось.
- Спешите. Позаботься о них. Головой отвечаешь, - бросил напоследок Джеймс, усаживая детей в карету и закрыв собственноручно дверцу. Три мордашки, так напоминающие сейчас их обоих, и отца и мать, с грустью смотрели на удаляющуюся фигуру отца и Вереса, который хозяина не покинул.
Но за первым же поворотом он исчез. Джеймс не мог ее бросить, просто не мог. Какой бы ужас не творился вокруг, сколько бы воплей не доносилось с другого конца города, каким бы сильным не был этот проклятый шторм, Норрингтон не мог ее оставить там одну. Совсем одну, брошенную, забытую всеми, но не им. Вернувшись на мостовую, адмирал склонился над супругой, закрывая от ливня собой. Холодная как лед кожа была бледнее прежнего, а в глазах тоже стыли слезы, которые он бы не спутал ни с чем другим. Ей было больно, а его не было рядом...
«Прости, родная. Пожалуйста, прости», - еле смог он даже подумать, осторожно закрыв ей веки. Оправив спутавшиеся волосы вокруг ее лица, Джеймс мягко поднял жену на руки, от отчаяния не зная, как найти в себе силы сделать хотя бы шаг. Ее голова безвольно поникла на его плече, от промокшего до нитки платья ему стало невыносимо холодно, но никакой холод не мог сравниться с тем, что он чувствовал вместо души. Там было пусто, и пустота эта разрасталась как смертельная рана все больше, все дальше, пожирая остатки тепла и веры во что-то хорошее, светлое, радостное, как она сама. Еще никогда прежде он не был так одинок, как в этот ужасный миг. Горло стянуло как петлей, сдавливало, лишая шанса вздохнуть, но и смысла дышать уже не было. Весь мир стал чужим, опротивел. Джеймс ненавидел все вокруг, все, что есть, все, что не уберегло самое светлое создание на свете от жестокости и несправедливости, от гибели, которую не заслужила. И он ничего не мог сделать. Прижимая к себе драгоценную ношу, он тихо взвыл от боли и горечи потери, с которой не мог справиться. Плечи задрожали от прорвавшихся рыданий, но даже секундной осознание того, что руки слабнут, привели его в чувство. Глубоко вздохнув холодный воздух, он огляделся по сторонам, словно выискивая какой-то путь к спасению, хоть чье-то спасительное явление, то проклятое чудо, которое бы вернуло ей жизнь! Никого вокруг не было, только заливаемая водой улица и виднеющаяся ограда поместья за разросшимися деревьями сада. Верес тихо тяфкнул у его ног, напоминая о своем присутствии. Скулеж пса был таким же грустным, как и взгляд. Хозяйку Верес любил до безумия, может, не меньше мужа, ведь это из-за пса они вообще столкнулись на одной тропинке в этой жизни. А теперь они остались одни.
Почти одни. Дети, самое ценное, что подарила Элфи, самое главное в жизни обоих, вот о чем надо было думать, даже когда больно, даже когда хочется умереть вслед за ней, лишь бы быть рядом. Она бы так и сказала, она бы напомнила об их сокровище в лице трех маленьких безобразников, так похожих на обоих родителей и внешне, и характерами. Он все еще был им нужен, особенно сейчас. Бежать прочь, подальше от стихии и от монстра, сносящего дома взмахами щупалец. Тропа через джунгли была самой короткой для пешего перехода и потому адмирал не задумываясь нырнул за зеленую стену позади формальной границы города. Джеймс не чувствовал тяжести, не чувствовал времени, холода или слабости, он почти что летел, то и дело крепче прижимая супругу, чтобы ничего ее не задевало по пути. Собой проделывая бреши в зарослях, боком пробираясь через заросшую чащу, отворачиваясь от ярких вспышек молний, ударяющих недалеко от появившейся наконец тропы в землю, он вырвался под открытое небо, затянутое черными тучами, увидев у маленького причала пришвартованный «Гром». Люди толпой окружили причал, пытаясь скорее пробраться на борт, но никто не смог остановить адмирала, дорогу для которого расчистили пехотинцы. Взобравшись на борт, Норрингтон услышал вопросы, брошенные в спину, вопли ужаса, чьи-то недовольные крики, но когда дверь капитанской каюты закрылась за ним, наконец остался наедине с женой. Итан был на палубе, а детей наверняка отвели в его собственную каюту ниже. Тут было тихо… Осторожно уложив Элфи на койку, Джеймс заботливо оправил ее наряд, хотел было сложить ее руки, чтобы не падали безвольно к полу, но едва прикоснулся к холодным ладоням, как не смог их отпустить, сев на краешек рядом и пытаясь согреть дыханием и жаркой мольбой. Если бы это все был страшный сон. Кошмар, который приснился ночью, легко прогоняемый лучами утреннего солнца. Как он мечтал сейчас проснуться и обнаружить ее рядом, спящую, но живую, с очаровательной улыбкой на губах, в окружении света.
- Не иди туда, дурак, - предостерег коллегу Итан, но лейтенант Грувз все равно ворвался внутрь, замерев на пороге. Дверь закрылось от порыва ветра, и Теодор вздрогнул, снимая треуголку.
- Мне так жаль, сэр…
Не дождавшись никакой реакции от адмирал, Теодор оглянулся назад на дверь и начал теребить снятую треуголку.
- Адмирал, буря кончилась… Город затоплен. Но это, не то, что я хотел сказать. Я…Мы… Мы обнаружили «Голландец».
Встретив взгляд командования, Грувз похолодел, настолько яростным он показался.
- Джонс, - произнес Джеймс как проклятие, сморгнув соленую пелену в глазах и придя в себя. Точнее в состояние другой крайности – ненависти.
Ну конечно, кто еще мог натравить чудище из морских глубин на Порт-Роял? Кому нравилось мучить смертных, разлучая любящие сердца? Взглянув на жену, Джеймс не сразу, но все-таки встал, оставляя Элфи одну и лишь потому проклиная уже самого себя. Но он хотел отомстить, за все отомстить, чтобы слезы собственные и детей не были пролиты зря. Чтобы дьявол на себе ощутил всю ту боль, которую заставил испытать других.
- Согнать всех пассажиров на берег. Моих сыновей и дочь под охрану. Оставьте самых надежных солдат следить за ними.
- Но, адмирал!
- Курс на «Голландец»! Орудия к бою! – вырвавшись на палубу, он собственноручно спихнул назад на причал неизвестного мужчину в простой промокшей одежде, возмущенного таким обращением, впрочем, на возмущения которого было плевать.
- Он мне за все ответит, бездушная тварь…
- Папа!
Дети услышали отцовский командный голос и вырвались из-под опеки Джонатана, не знающего, как их утешить.
- Папа, не бросай нас!
- Папа, что с мамой? Где мама? –
зазвенел голосок Милли, трепетно прижимающей любимую плюшевую игрушку.
Собрав детей рядом и обняв, адмирал не смог найти слов, чтобы им ответить, но старшего сына, молча взирающего на него с пониманием, отпустил не сразу.
- Береги их, пока я не вернусь.
- Я не сберег маму, - всхлипнул Лео, кидаясь отцу на шею с таким отчаянием, что не малых усилий потребовалось, чтобы успокоить и себя, и мальчика.
- Это не твоя вина, мой дорогой. Я найду убийцу, клянусь. За твою маму я убью кого угодно, мы за нее отомстим. Непременно отомстим, ясно?
- Да...
- Хорошо, тогда иди…
Проводив мальчика взглядом, пока его силуэт не скрылся за разъяренной испуганной толпой, которую пришлось мушкетами отпихивать от трапа на борт, Джеймс кинулся к шканцам, всматриваясь в проясняющуюся даль. «Голландец» ждал, будто приманивал к себе те силы, что еще остались у королевского флота погубленного города.
«Будь ты проклят. Я своей смерти не боюсь до сих пор… За нее я устрою тебе ад, и никакие морские чудища не спасут…»

Отредактировано James Norrington (2014-08-26 03:43:20)

+3

7

В воздухе разлился запах смерти. Вернее нет, воздух оставался прежним, - влажным и соленым, - и ни о каком аромате смерти и речи быть не могло, - слишком далеко от берегов затопленного города отошел имперец, - но самое ощущение, почти физическое осязание того, что шторм и кракен унесли не один десяток человеческих жизней, было восхитительным. Аленари не нужно было стоять на берегу в непосредственной близости от мест событий. хотя она могла бы позволить себе такую роскошь не опасаясь буйство стихии и морского монстра. Скорее всего, ей даже не нужно было бы находить хоть сколько-нибудь близко, что бы ощутить трагедию, подобную этой.
Все дело в некромантии. Леди Валлион не просто маг, как говориться в легендах способный сдвигать горы, - хотя это вряд ли, - она некромант. В ее власти дарить и жизнь и смерть, вытаскивая с того света смертельно-больных или отправляя в цепкие руки смерти абсолютно здоровых. И именно поэтому, из-за знаний и умений некроманта, из-за темной стороны Искры, она ощущала смерть так же четко как отпечатки ветра на своем лице. Конечно, одинокого самоубийцу или неудачливого охотника, расставшегося с жизнью из-за собственной глупости, она бы не ощутила, если бы не оказалась совсем близко. Что значит одна смерть на фоне целого мира дышащего жизнью? Но все масштабные события, эпидемии, воины, или вот такие вот природные катастрофы, забиравшие жизни людей сотнями, тысячами, миллионами, ощущались очень остро, и не важно сколь велико было расстояние, дурманяще сладкий запах смерти казалось тонкой нитью стремился к леди Валлион, что бы рассказать об очередной жатве смерти.
Хотя, для Аленари, это тоже была своего рода жатва.
На Харе об этом знали все, - кто-то успел убедиться на себе, кто-то наслушался от других, - Оспа была беспричинно жестока. Темная Искра, а затем та ненависть и отрицание, что она получила от народа, о котором заботилась,  настолько перековеркало характер тогда еще девушки, что ее восприятие буквально перевернулось. Вместо то любви к людям, желания обеспечить жителям Империи достойную, сытую и спокойную жизнь, пришла слепая ненависть и злоба, жестокость, приносящая садисткой удовольствие, от осознания собственной власти и могущества. Ведь никто не мог сопротивляться: когда-то давно, во времена восстания, Башня Ходящих еще могла доставить неприятности. Но годы шли, волшебницы из Башни теряли заклинание за заклинанием, знания уходили от них как песок ускользает сквозь даже плотно сомкнутые пальцы. волшебницы мельчали. Проклятые, в том числе и Аленари, лишь набирали мощь, они не забыли то, что стало навеки потерянным для Башни и приобрели знания о Темной Стороне Дара. Белые ведьмы больше не представляли угрозы, а простые смертные и вовсе были не опаснее скота.
И этот городок, - как забавно, проклятая даже не удосужилась узнать название города, который меньше чем за час превратила в затопленные руины, - был этакой жертвой, безвинным агнцем, с помощью которого, смерть и боль пойдут дальше, в глубины материка.
Сама Оспа углубляться на сушу не стремилась: ей уже довелось познакомиться с местной религией и такой неприятной, но широко известной ее частью как Инквизиции. И больше таких встреч женщина не желала: церковники умели отрезать ее от Дара, лишая возможности использовать магию, а справиться в ближнем бою с хорошо обученными и подготовленными мужчинами у проклятой не было и шанса. Все же, она была женщиной, и физическая сила была последним из того. на что стоило бы ей рассчитывать. И сама Оспа об этом была осведомлена как нельзя лучше, поэтому однажды напоровшись на церковников, - как ей повезло, что времена правления Инквизиции, когда костры загорались чаще, чем люди произносили слово "Аминь", остались в прошлом, - и осознав, что практически бессильна против них и к тому же сильно уязвима, повторять подобные встречи ей совершенно не хотелось. Поэтому проклятая держалась как можно дальше от территории находившейся под властью католической церкви, избегая вступать на берега просвещенной Европы.
Просвещенной! Ха! Магия единственный двигатель прогресса. И даже Империя, родная Империя, где потеряли столько знаний и мощи из-за глупости белых ведьм из Башни, по уровню развития куда выше чем вся Европа.
Наверное, это мнение было предвзято, ведь всяк кулик свое болото хвалит, а леди Валлион, выражаясь языком простого люда, еще была и первой лягушкой на своем болоте, но считать Империю равной хоть одному государству в этом мире женщина не могла. Земля ее вообще иногда вгоняла в тоску:  все здесь было каким-то... миниатюрным. Миниатюрные воины между такими же миниатюрными государствами, которые по мнению женщины не стоили и толики ее венценосного внимания. Миниатюрные эпидемии, бунты, восстания. В масштабе ее родной Империи, на которую она привыкла ровнять абсолютно все, это все казалось настолько незначительным, что невольно возникали ассоциации с детскими играми, когда ребятня представляет себя королями своих собственных стран и устраивает войны.  Забавно, смешно, но не более того.
Размерами с Империей могла соперничать только Россия, но Оспа, побывав там единственный раз, поняла, что их невозможно сравнивать: если между Империей и Европой стояла призма мнения леди Валлион, то между Империей и Россией стояли сотни лет культурного уклада и саморазвития. Эта страна была другой, слишком другой для сравнения.
Шторм понемногу затихал, ветер уже не стремился превратить парус в мокрые, рваные ошметки. Волны больше не грозили проглотить корабль и утащить его в морскую пучину, а небо, почти черное до этого, понемногу светлело, обещая явить дневное светило в скором времени.  Утрений кошмар унесший не один десяток жизней закончился, но обрывать представление на середине не входило в планы леди Валлион.
Магия легко поддержала женщину, когда та не колеблясь спрыгнула с борта корабля. Кажется, в местом писании, местному богу, приписывалось хождение по воде. Оспа склонила голову, рассматривая расходящиеся по воде круги, вызванные ее шагами.
Магия позволяла с легкостью проворачиваться такой фокус, так же как и ходить по воздуху, возникни у женщины такое желания.
Изящное движение кистью, и от толщи воды отделилась часть, застывшая в воздухе подобно зеркалу. Когда-то это заклинание женщина использовала как средство связи: "Серебряное окно" не слишком сложное, но энергоемкое и требующее хорошего контроля над силой плетение, позволявшее связаться с другим волшебником на любом расстоянии.  Поскольку глупые белые ведьмы растеряли бесценные знания, пользоваться этим плетением могли только проклятые, шесть магов переживших восстание и сохранивших те знанию, что были утеряны Башней. Но, после того, как Проклятые во второй раз потерпели поражение в своей попытке захватить Империю, в живых осталась лишь Оспа и общаться ей было совершенно не с кем. Именно поэтому женщина изменила структуру плетения, создав фактически новое заклинание из пустоты: "Серебряное окно" в его теперешнем исполнении представляло собой этакое окно, - уж простите за тавтологию, - в любое место, куда бы заклинатель не пожелал заглянуть. От этого плетения не было защиты. Для него не было границ и Оспа с легким привкусом гордости на языке каждый раз вызывала его с ощущением собственного достоинства. Ведь именно она создала такое полезное и не сложное плетение.
По зеркальной поверхности воды прошлась рябь, а затем на поверхности импровизированного зеркала появилось изображение. Сперва это был мертвый пейзаж гавани, павшей жертвой произвола одной леди. Не без удовольствия женщина осмотрела разрушенные дома и уже немного раздувшиеся от воды тела тех, кто не сумел отступить дальше на сушу и был погребен высокими злыми волнами и щупальцами кракена.
Чудовище кстати уже оставило берег, почувствовав, что натяжение магического поводка, с помощью которого им управляла волшебница ослабло. Аленари не возражала: чудовище уже выполнило то, что от него требовалось, - смерть  и разрушение завладели небольшим городком.
Изображение сменилось,  вместо разрушенного города перед глазами ведьмы предстала морская гладь и два корабля, которые она с легкостью опознала. Один из них она видела в порту до начала шторма, это кто-то из местных, но стоит заметить не простых, людей. Простые люди не плавают на боевых кораблях.
Второй же...
Второй корабль был настоящей легендой. И если имперцем принадлежавшим  Аленари, - а ее судно стало весьма известно в короткие сроки и легко узнавалось по неповторимому флагу, -  пугали пиратов, то кораблем к которому стремительно неслось судно из гавани, пугали исключительно законопослушных торговцев, да и вообще любых моряков ведущих хоть какое-то подобие законной жизни.
Летучий Голландец. Морской призрак о котором и пираты говорят шепотом и исключительно днем, что бы не накликать на себя беду, упоминая это дьявольское судно ночью. Этот корабль давно интересовал леди Валлион, ей была интересна его история, его магия, - ведь не может обычный корабль путешествовать под водой, верно? - и конечно, можно ли сделать капитана этого корабля союзником. Да, Аленари ненавидела людей. Но. Всегда найдутся исключения, к тому же, женщина была слишком политиком, что бы придавать значение своей ненависти, когда на кону мог стоять выгодный союз.
- Как интересно, что же ты забыл в этих водах? - женщина задумчиво склонила голову на бок, оценивающе рассматривая корабль-призрак.
То что Летучий Голландец оказался в этих водах было и вправду удивительным и щедрым подарком судьбы. Не то что бы леди Валлион прямо таки искала встречи в проклятым кораблем, но упускать такой шанс, когда судьба самостоятельно преподносит такой подарок, было бы просто не вежливо по отношению к своенравной мисс Фортуне. А такого отношения леди Удача не терпит жестоко мстя тем, кто посмел проигнорировать ее внимание и дары.
- Мешаешь, - проклятая недовольно щелкнула языком и покачала головой, неодобрительно глядя на приближавшуюся к Голландцу посудину.  Исход их встречи был ясен как белый день: морской бой. А вот этого проклятой совсем не хотелось, хотя она прекрасно знала о непотопляемости морского призрака.
Слова призыва слетели с губ легко и не принужденно. Аленари редко когда пользовалась дарованным ей правом призвать любого дракона, но сейчас эта идея ей показалась удачной и не требующей особых усилий.
Дракон откликнулся почти мгновенно.
Аленари любила драконов. Эти существа восхищали ее своей мощью, силой, и красотой. Они были... совершенными в каком-то смысле, хотя и имели свои недостатки, такие как неутолимую жажду сокровищ, которую когда ей во всех смыслах продемонстрировал Смауг, неизвестным ветром занесенный в отроги Катузских Гор, неподалеку от Радужной Долины, где тогда обучалась еще юная принцесса. Собственно, ее трепетному отношению к крылатым ящерам драконы обязаны именно Смаугу, случайно встретившему юную принцессу.
- Ну здравствуй, - в голосе леди Валлион проскользнули несвойственные ей нотки: нежность, ласка,  забота. Для нее, чей голос обычно звучал равнодушно-холодным или надменно-презрительным, такие интонации были в высшей степени необычны и можно даже сказать невероятны.
Что бы Оспа, проклятая бессмертная ведьма, могла испытывать что-то кроме злобы и ненависти? Нет, имперцы в это никогда не поверили бы. Она и не просила верить.
Движением руки женщина сдвинула " серебряное окно" в бок, открывая пространство перед собой, для гостя. Вода вспенилась, и среди белых маленьких бурунков появился усеянный шипами гребень, следом изводы показалась длинная морда, покрытая серебрящейся в дневном свете синей чешуей. Внимательные желтые глаза, с крокодильим зрачком вопросительно уставились на женщину, требуя ответа на безмолвный вопрос.
- Мне нужна твоя помощь, - проклятая безбоязненно положила ладонь на узкую морду дракона, ласково погладив чешуйки. Дракон чуть сощурил глаза принимая ласку, и кивнул, соглашаясь помочь.
Обычно, драконы, взамен на помощь, требуют плату, не всегда она соразмерна помощи, которую они оказывают, но это уже мелочи. Морские драконы не любят украшения жителей поверхности. Им не нравиться золото и драгоценные камни, что добываются из глубин гор потом и кровью, для них не имеет ценности серебро и другие металлы, что так ценятся людьми. Единственным настоящим сокровищем для морских ящеров является жемчуг, что дарует им само море, и кроме жемчуга ничего в оплату они не берут. Но синий ящер, откликнувшийся на зов волшебницы, не требовал платы вовсе. Возможно, он был слишком молод и любопытен, от того и откликнулся на просьбу и не потребовал платы, обычной за такие услуги. Возможно, у него были другие мотивы: драконы сами себе на уме, никогда не знаешь, что выкинет дышащая огнем ящерица в следующий момент. Кто знает?
- Тот линкор, - женщина указала на изображение отображающееся в "серебряном окне" - его надо остановить, сумеешь?
Еще один осторожный кивок дракона, и вот уже синяя чешуя бликует под водой, поражая своей красотой.
Оспа удовлетворенно улыбнулась, кажется одна проблема решена, стоит заняться изначальным планом.
Львиная доля жара Искры была положена на единственное заклинание. Неразумный расход силы, как может показаться, но это совершенно не так.
Все те, кому не повезло во время шторма, теперь обрели второй шанс, пускай и очень жестокий для живых. Леди Валлион поднимала куксов, - так некроманты предпочитали называть зомби, общаясь между собой, - каждый умерший восставал, ведомый единственным и очень простым инстинктом - голодом. Конечно, эффективность куксов в бою весьма мала, но тот страх, который испытывают люди перед ожившими мертвецами, то, как они радуются и пугаются одновременно, видя что их близкие вернулись, но готовы сожрать их, по истине великолепен. А большего и не надо. Оспе пока совершенно не хочется уничтожать все население земли, напугать, заставить страдать, да. Но не уничтожить.
Воспользовавшись левитацией, женщина вернулась на борт своего корабля. "Серебряное окно" потеряв опору в виде воли волшебницы тут же распалась тучей брызг, вновь став частью соленых вод.  Подчиняясь приказу хозяйки, магия послушно направила корабль в сторону, где стремился на встречу Летучему Голландцу спасшийся из гавани линкор.
Аленари просто не могла пропустить такое зрелище, к тому же, желание познакомиться с кораблем-призраком поближе никуда не исчезло.

+2

8

Уилл, конечно, понимал, что капитан Голландца — это не шутка, но он и предположить, что желания будут сбываться, даже самые распоследние и отвратительные даже ему самому. Неужели, одна его злоба и обида подняла из морских глубин кракена? Он не мог пошевелиться, сил хватило лишь на то, чтобы сглотнуть собравшийся в горле комок. Как же он сейчас раскаивался в том, что вообще посмел пожелать подобного! А природа будто бы в наказание Тёрнеру разразилась бурей, скрыв все небо над Порт-Роялом за сплошной черной стеной. Казалось, можно коснуться рукой этих клочьев дыма и копоти, собравшихся над головой. Гром и молнии то и дело оглашали округу чудовищным свечением и шумом, сравнимым лишь с ревом ливня, колотившего по крышам и листьям. Одежда Уилла меньше чем за минуту вымокла до нитки, волосы прилипли к лицу, а он все стоял...
Что же он натворил?! Затишье, секунду назад казавшееся вечным, разорвали беснование дикой стихии и крики людей, едва различимые во всем этом гвалте. Море бурлило и пенилось, накрывая волнами дома! Вблизи казавшиеся огромными щупальца кракена хватали все то, до чего только можно было дотянуться. Безумие, истинное безумие охватило город!
Он был готов поклясться, что все еще спят, видят волшебные миры, полные потаенных желаний... А теперь мимо него бежали, пытаясь спасти себя, люди. Они падали в грязь, обдирая локти и колени, но поднимались и бежали дальше, вновь теряя равновесие и вставая. Никому не было до него дела, как и прежде, никто даже не оглянулся, лишь за ревом стихии слышалось предостережение: - Кракен! Все сливалось в единый калейдоскоп огней и разглядеть во тьме удавалось лишь то, что высвечивала новая рваная полоска, разрывающая небо напополам. Уильям определял, что где-то рядом люди лишь по крикам и стенаниям, доносящимся, будто откуда-то из другого измерения.
Кровь, грязь, вода — все смешивалось под ногами, образуя единый и весьма опасный коктейль. У него не было сил сойти с места, он даже не знал: куда идти и зачем?.. Смерть ему не грозит, а если бы и грозила, так самое время было бы ее принять! Это он хотел, чтобы солнце скрылось и вот его не видно! Он жаждал разделить страдания со всем Порт-Роялом и город погряз в боли, утонул в воде! Сколькие уже погибли и кто должен умереть, чтобы ему, Уильяму Тёрнеру, стало легче? Каким жалким все показалось...
Он сам, его вина и выбор между долгом и обещанием. Разве такой ценой положено миру расплачиваться за его ошибки? Внутри что-то всколыхнулось и оборвалось. Где-то горел дом и алое зарево слепило глаза. Мимо пробежала женщина с маленьким мальчиком на руках, бьющимся в истерике, и Уилл понял, что это последняя капля. С него хватит.
Гибнут не только его чаяния и прошлое, гибнет чужое будущее! Оставаться в стороне? Он променял свой день с Элизабет на... На это? Чтобы увидеть, как падет все то, что он любил? И не просто падет, а будет стерто с лица земли его же руками! В глазах загорелся недобрый огонь и кулаки снова сжались, да так сильно, что побелели костяшки. Он уже совершил одно предательство и этого на сегодня хватит! Элизабет... Ее имя отозвалось в груди всполохом воспоминаний, связанных с этим городом, этими местами! Хотя бы ради нее, он должен попытаться остановить это безумие.
Что-то подсказало, что нужно вернуться к причалу. Туда, где все началось. И Уилл повернулся и припустил, точно мальчишка, то и дело оскальзываясь и не чувствуя почвы под ногами. К счастью, он привык к подобному, ведь во время шторма палуба Голландца скрывается за тучей брызг и слоем воды и там это не повод отступить! Теперь же отходить было и вовсе некуда. Вернуться и уплыть? Это его единственный день на десяток лет! Один, черт возьми, единственный и другого уже не будет, переиграть не получится. Никто не скажет, мол, раз так вышло, на тебе другой денечек и проведи его так, как хочется. Переменить уже ничего нельзя — осознание пришло поздно и вспороло все нутро, выпустив боль и горечь наружу. Вся его жизнь пошла под откос, когда он стал капитаном этого корабля и, видно, еще тогда нужно было понять, что лучше не будет! А когда нечего терять...
Тёрнер бежал не разбирая дороги: какая-нибудь да выведет к порту. Но как остановиться чудовище, утихомирить разгул стихии? Уилл не знал... Он надеялся, что когда придет время, он справится, как это всегда и бывало. В памяти снова нашелся неприятный ответ: все получалось, пока друзья были рядом, а теперь он совсем один. И он понятия не имеет, как все это сделал... Почему-то сомнений в том, что вина полностью и безраздельно на его совести не возникало. В душе сыпля искрами в разную сторону догорала память, трепыхающаяся лишь за счет гулким эхом мечущегося в этом безумии имени «Элизабет»... Он прожил здесь столько лет! Уильям и выжил-то исключительно за счет этих мест. Здесь было столько воспоминаний, столько всего родного! Здесь был и его дом... Нет, он бы не Голландце и не в далеких землях, где он жил когда-то с матерью, он был здесь, в этом крохотном и тихом городке, в Порт-Рояле! Все нагрянуло, обрушившись на него, как волна на берег!
Посреди этого сумасшествия, подгоняемый собственным страхом и ненавистью, Душеприказчик бежал, совершенно не видя ничего перед глазами и все дело было не в кромешной тьме, скрывавшей очертание ближайшего дома, а в мире, который взялся из ниоткуда, не желая отпускать. Где-то там, за спиной, остался дом губернатора Суонн и кузнечная лавка мистера Брауна... Они стояли теперь нерушимой стеной в глазах, словно маяк или путеводная звезда. Ради этих вполне физических величин хотелось бороться, нужно было бороться! Это как его, так и ее прошлое. И если он не может сейчас защитить Лизабет, где бы та ни была, он должен сохранить память о ней в своем сердце!.. Смириться с потерей было сложнее, чем осознать ее, но Уилл знал, что вернется сюда спустя десять лет, вернется и пройдет по сонному городу абсолютно счастливый от того, что тот выглядит, как прежде. Пусть Лиз, милая Лиз, уже никогда не будет ждать, но он не оборвет связи с ней, даже такой мелочной! Город таял, пропуская наружу чудовищные видения реальности...
Молния неровным росчерком легла над причалом и вырвала из тьмы клок ужасной картины: прямо посреди улицы на спине лежал юноша, вся его одежда была залита кровью, а остекленелые глаза смотрели в небо, будто задавая немой вопрос «За что?». Даже секундного взгляда на это хватило, чтобы вздрогнуть... Тёрнер ощутил, как легко теперь потерять равновесие, сдаться, приняв мысль о том, что Боги оставили Порт-Роял. Но где-то внутри было спасение, защита, надежная стена, укрывшая его от всех этих бедствий. Да, этого мальчишку уже никто не вернет домой, но ведь еще можно что-то сделать для десятков других таких же! Пускай хотя бы они порадуют матерей, когда женятся и доживут до глубокой старости. На эту смерть и разрушения лучше всего ответить жизнью, новой жизнью.
Уильям задыхался, чувствуя усталость и тяжесть одежды. Неужели он зашел так далеко в город? Проще было самому себя обманывать, потому что на деле он тратил больше сил на борьбу со стихией, на то, чтобы не шлепнуться в грязь и сворачивал сам не зная куда, Тёрнер петлял, с трудом разглядывая окружающий пейзаж в те секунды, когда это становилось возможным. Сплошная стена дождя мешала различать дома и била по лицу крупными каплями. Прошла будто целая вечность, не отпустив на деле и десятка минут... Уильям продолжал бежать, надеясь оказаться в порту. Голову теснили мысли, потревоженным роем пчел носясь из стороны в сторону по черепной коробке и издавая жуткое жужжание. План действий? О нем не могло быть и речи. Какофония звуков, в которую сливались внутренний гомон на пару со внешним разгулом стихии, лишала его способности мыслить вовсе, о связности обрывков не могло быть и речи. Единственное, что ему удалось понять: если кракен вышел на зов, то по приказу и уйдет. Что говорить и делать?.. Как обычно: действовать по обстоятельствам.
Наконец цепочки домов, тянущиеся за ним, оборвались и Уилл оказался там, куда рвался все это время. К подошвам прилипал мокрый песок, волны опасно завывали, возвышаясь над головой, но он упрямо, шаг за шагом переставляя ноги, шел к самой кромке воды, будто это действительно могло что-то изменить. Все его силы брошены были на это медленное продвижение. Вдруг он задумался о том, что сделал бы Дейви Джонс, куда более опытный в таких делах и не нашел ответа... Десять лет он указывает курс Голландцу, разделив с ним свою душу, но так и не постиг всех своих обязанностей. Уильям почувствовал закипавшую ярость и кинулся вперед с еще большим рвением. У него нет другого выбора, либо он остановит эту тварь, либо погибнет весь город!
Мокрая одежда липла к телу, сапоги от налившего песка тяжелели, обезумевшее море грозилось поглотить его, но Уилл переставлял ноги. Сейчас это стало самой важной задачей, он даже не видел ничего вокруг, кроме узенького кусочка, выплывавшего иногда из тьмы, где волны отступали восвояси, чтобы вновь подняться, набрав силу. Оставалось совсем немного, совсем чуть-чуть... И тут Тёрнер понял, что видит, куда идет. Пелена дождя больше не путала, заполняя пространство нескончаемым стуком, больше не слышались крики людей, пространство вновь обрело очертания. Море все еще бушевало, но щупальца скрылись за толщей воды. Он с облегчением выдохнул. Тучи все еще заслоняли небосвод и в душу капитана корабля-легенды закралось сомнение. Может это все-таки не он? Улыбка облегчения проступила на лице и он наконец поднял голову, выпрямившись в полный рост... То, что он увидел заставило сглотнуть и занервничать. В голове загудело пуще прежнего.
Уилл мгновенно узнал корабль, это был «Гром» и командовал, вне всяких сомнений, адмирал Джеймс Норрингтон, с которым у Тёрнера были старые счеты! Эта проклятущая посудина, гордость королевского флота, держала курс на Голландец, на его собственный корабль. Нужно было быть полным идиотом, чтобы не догадаться с чего вдруг люди заспешили к Летучему! В душе вдруг собралась невероятная тревога, вырвавшаяся в крике: - Не-е-е-ет! Там был его отец, его команда — друзья и соратники. И пускай нельзя потопить эту грозу морей и океанов, но они не заслужили даже и капли того, что им уже было уготовано. Злоба завладела мужчиной вполне закономерно, он впустил ее сам. Уилл потерял день с любимой женщиной, он потерял ее навсегда ради этого города и всех, кто в нем жил. Сошел на берег, чтобы помочь, остановить людей, предостеречь их и что получил взамен? Разъяренную команду во главе с адмиралом! Вся его жизнь пошла под откос и теперь не имели смысла никакие другие дни на берегу! Он пытался защитить их, пусть и ошибочно обвиняя себя, но пытался! Вывернул всю душу наружу, стараясь сохранить хрупкие частицы того, что еще можно было спасти и вот чем ему отплатили... «Гром» во все оружия на полном ходу мчится к последнему, что у него осталось.
Если Норрингтон думал, что Уилл сдастся без боя, он глубоко заблуждался! Он был готов в эту минуту потопить собственноручно все, что прежде пытался спасти. Его почти физически трясло от злобы и закрыв глаза он рвано вдохнул,  а открыл их уже на палубе. Уильям не представлял: как ему это удалось, но удалось и это главное!
Его громкий голос пронесся по всему кораблю: - Свистать всех наверх! Команда, не ожидавшая, что капитан вернется так скоро, быстро собиралась на палубе, удивленно рассматривая Уильяма. Похоже, они глазам своим не верили. Пусть об этом никто и не говорил, но все знали, что этого дня Душеприказчик ждал с нетерпением и вряд ли бы буря стала ему помехой... Уилл не делился с командой своими планами и никто не знал, куда же он в самом деле направлялся. Впрочем, если бы это кому-то стало известно, ничего бы не изменилось, даже знание не стерло бы с лиц столь яркого недоумения.
Орудия к бою, - грубо и четко произнес Тёрнер, не желавшей терять и секунды. - К нам направляется корабль королевского флота, так встретим его достойно!
Все это было непривычно для него, но отчаянные времена требовали отчаянных мер. Даже не повреждения, которые грозили самой душе Уильяма, а мысль о том, что все его старания пошли прахом, приводила в бешенство. Он вмешался во все это, беспокоясь о людях. Каким же он был дураком! Его помощь никому не была нужна. Вот чего они все на самом деле хотят! Уилл знал, что все это со временем утихнет и уляжется в его душе, но сейчас он собирался бороться.
Команда, между тем, готовила пушки без лишних слов. Уильям был хорошим капитаном, его приказы не обсуждались, особенно когда у капитана на лице написано, что что-то пошло не так.
- Все готово, сэр, - вскоре услышал он. - Ждите моей команды, - распорядился он, не способный сейчас на что-то большее.

+2

9

Так нельзя, подумал юноша, когда отцовский силуэт скрылся за толпой горожан, окруживших подход к «Грому». Застыв на перепутье среди собственных страхов и переживаний, Лео слышал, как часто и робко бьется сердце. Он был не по годам взрослее, о чем твердили и отец, и мать. Не по годам умнее и в точности настолько же упрямый, как они оба. Промокшая курточка липла к телу, темные, почти черные волосы упрямо лезли на лоб, сколько бы он их не убирал, но все равно не мог разглядеть столь важный ему сейчас ответ. Его младшие, братик и сестренка, конечно нуждались в нем, как и всегда. Когда родителям было страшно признаться в бедламе, когда отца не было, а маму жалко было расстраивать, они оба всегда искали помощи у старшего брата. Но сейчас, когда вся их жизнь перевернулась с ног на голову, казалось, что остаться рядом с Милли и Джоном – значит, предать семью в целом. Он не спас маму, чтобы не говорил отец. Они были вместе, когда случилась беда. Вышли на улицу, чтобы со стен форта по обыкновению проводить отцовский корабль в путь, откуда его было бы видно лучше всего, по его, Лео, просьбе. И оказалось, что его детское желание привело к гибели самого родного человека на свете. Он был мал, но не глуп. Леонард чувствовал свою вину и больше всего страшился сделать еще одну ошибку. Застыв среди толпы и не решаясь сдвинуться ни назад, ни вперед, он смотрел, как Джонатан, их дворецкий и по совместительству самая строгая нянька на свете, пытается успокоить расплакавшуюся Миллисент. Ее плюшевый мишка валялся в грязной луже неподалеку и был жалким отражением того хаоса, который возник в детских душах. Мамы не было, с мамой что-то случилось, что-то страшное, о чем взрослые и даже старший брат молчали, а отец снова уплывал, оставляя их одних. Слушать сердце, так говорила мама, всегда слушать сердце, потому что оно подскажет, что делать. Лео даже зажмурился, пытаясь прислушаться к этому неуверенному голосу внутри себя. Маму они потеряли, но что с ними будет, если от желания отомстить за ее смерть погибнет и отец? И как потом он сможет смотреть в глаза младшим, если и его не сбережет? Для папы мама была «ангелом-хранителем», как он не раз говорил. А потеря такого важного человека не могла оставить хладнокровным, тем более когда это жена и мать любимых детей. И судя по рассказам самого отца, жажда мести его однажды уже погубила, но и в этот раз помочь было снова некому, если только не…
- А где ваш брат? – удивленно вопросил Милтон, наконец успокоив разрыдавшуюся девочку на своих руках, пока младший брат сидел в карете, ежась от холода и прижимаясь к запыхавшемуся псу. – Лео!!
Мальчик уже не слышал голоса Джонатана, наконец решившись на действия. Толпа ринулась единой волной к трапу, пытаясь прорваться на борт в стадном желании уплыть куда подальше от разрушенного города и чудовищ, которые по мнению многих словно акулы кружили вокруг до около, чтобы завершить начатое. Бред бредом, но люди пережили слишком многое, чтобы думать рационально, и думали лишь о себе, совсем упустив из виду юркую тень, скользнувшую за спины замешкавшихся пехотинцев, сквозь ряд которых не могли прорваться взрослые. Сердце, чей голос вел Лео на палубу «Грома» вопреки отцовской воле, стучало с каждым его вздохом все громче, но он теперь знал, что поступает правильно, словно оказался на своем месте. Точнее, скоро до него доберется. Надо лишь спрятаться в трюме, там, где его никто не станет искать, а когда и обнаружат – будет слишком поздно. Отец не станет терять времени, чтобы вернуться и высадить его. А когда они отплывут достаточно далеко, Лео сможет показаться на глаза. Ни чем он мог помочь отцу, ни как, мальчик не знал, но верил, что в нужный момент что-то придумает. Если сердце помогало сделать верный выбор, как учила мама, то думать головой учил уже отец. Хотя, его вряд ли порадует принятое решение… Незамеченный никем в суматохе отплытия, Леонард скрылся с чужих глаз, мысленно извиняясь и перед Джонатаном, и перед братом с сестрой, но больше всего перед мамой, ради которой и делал то, что делал.
«Гром» снялся с якоря и расправил паруса, быстро набирая скорость с попутным южным ветром. Быстроходным корабль не был, но зато по огневой мощи считался одним из сильнейших в местном флоте. И все сто пушек, по пятьдесят на каждый борт, внушали непосредственный ужас в сердца контрабандистов и пиратов, чьи корабли порой встречались по пути конвоя или во время рейда. Пускай этой силы будет наверняка мало, чтобы потопить корабль-призрак, но напомнить морскому дьяволу, что так просто даже смертные не сдаются, стоило все равно. За разрушенный город, за убитых, за раненных и телом, и душой…
Джонс не знал пощады, Джеймс своими глазами видел, как работает команда «Голландца», не оставляя и щепок от вражеского судна, а оказавшийся в ловушке экипаж просто кромсая на салат. Зверский аппетит морского дьявола подпитывала его сгнившая душа, ведь сердца не было, запрятанное в сундук под охраной людей лорда Бэккета, поэтому управу на него смог найти только не менее бездушный и просто более прагматичный человек. Норрингтон рассудительностью отличался, но не в такие времена, когда чешутся руки оторвать без всяких вспомогательных средств кому-то голову. Он понимал, что опрометчиво рвется в бой, что наверняка лишь погубит еще больше жизней, наверняка распрощавшись со своей. Но ждать на берегу, когда небеса сами разверзнутся и покарают нечисть? Сколько уже погибло, ожидая чуда? Сколько погибло тех, кто в это чудо верил? Особенно так искренне, как Элфи… От одной мысли, что за спиной в каюте лежит мертвая супруга, чью судьбу клялся оберегать до последнего вздоха, адмирал еле сдерживал отчаянный стон ни то боли, ни то гнева, лишь больше сходя с ума от жажды мести. Раз это был последний день в ее жизни, значит, станет последним и в его. Пусть Джонс потешается над их попыткой дать отпор, пусть снова призовет кракена - бояться уже нечего. Дети, сколь сильно бы не болела за них душа, поймут и простят. Может, не сразу, но когда вырастут. Смог бы он жить, зная, что все годы, пока они взрослели, просто боялся умереть сам, чтобы заботиться о них? Для человека чести причина более чем позорная. Лучше бы умер, так говорил собственный отец, когда Джеймс подвел его в первый раз, иначе было нельзя, ведь всегда нужно было идти до конца, без оглядки. Враг словно ждал, надменно призывая вступить в бой первыми, но если Джонс рассчитывал на ближний бой, надеясь, что «Гром» подплывет слишком близко, то адмирал намеревался расквитаться за нанесенный Порт-Роялу ущерб дальнобойными орудиями. Беря круче к ветру, он сам направлял судно к цели, намереваясь дать залп левым бортом, который уже готовили расторопные команды канониров под руководством Грувза и второго лейтенанта Роуча.
Неожиданно судно вздрогнуло. Судно опасно накренилось, на полном ходу врезавшись в подводное препятствие. Заскрипели натужно снасти, паруса потеряли ветер, многие не удержались на ногах, поранившись от неожиданного удара, но большинство все же устояло. Самые удивленные кинулись к борту, ужасаясь тому, что сели на мель, которой никогда в этих водах не было. И лишь один человек, тоже удержавшийся от падения благодаря штурвалу, за которым стоял, предчувствовал беду посерьезнее обычной мели. Но тут было слишком мелко для кракена, чтобы подплыть незаметно, чудище было огромных размеров, значит, Джонс нашел себе новую зверушку, и не факт, что менее смертоносную.
- Что делать, адмирал? – капитан Фокс прихрамывал, но прыти не растерял, взлетев на мостик. – Они к бою приготовились!
Стиснув зубы со злости так, что аж скрипнули, Норрингтон выхватил у коллеги подзорную трубу и взглянул на вражеское судно, быстро оценивая ситуацию. Если успеть разделаться с напавшей нечистью, то еще будет шанс дать бой, пока «Голландец» не торопится к ним приблизиться.
- Там что-то в воде, да?.. – промямлил Итан, боясь очередной встречи с морским чудищем ничуть не меньше чем очередного нагоняя от Джеймса.
- Спустить шлюпки на воду, - приказал Норрингтон паре мичманам, тут же кинувшимся командовать матросами, чтобы те развязали крепительные тросы шлюпок, - загарпуньте эту тварь!
Отдав штурвал Фоксу, адмирал спустился на квартердек, заряжая собственный пистолет.
-  Мистер Роквелл, выставить самых метких стрелков вдоль бортов, двоих в шлюпки. Как только это существо покажется, стрелять…
Дверь капитанской каюты еще во время резкой остановки приоткрылась, медленно и неохотно скрипнув. Никому не было дела до каюты Фокса, где лежала миссис Норрингтон, да и сейчас, когда экипаж суетился над исполнением отданных приказов, к одинокой фигуре, возникшей в проеме, никто даже не обернулся. По прежнему бледная, белая, как призрак… Даже несколько синего оттенка кожа устрашала тем, что обладательница столь пугающей внешности вопреки мнению собственного мужа и всех тех, кто видел его возвращение с трупом на руках, была жива. Но в серых глазах не было осознания происходящего, не было ни толики прежнего света. Наоборот, впервые они были мутными, бездушными, пугающими своей пустотой. И что хуже всего, хищными. Она кинулась на первого попавшегося матроса, пытаясь зубами оторвать живое мясо от теплой плоти, к которой стала испытывать голод. Вопли огласили палубу, и наконец он увидел самое страшное воплощение самых невозможных кошмаров. Душа замерла от странной смеси ужаса и радости, хотя с каждой секундой последнее чувство таяло, уступая место боли, почти что физической.
- Нет! Отставить! – крикнул Джеймс, заметив, как пехотинцы прицелились на ожившую Элфи, отдал не глядя кому-то пистолет и ринулся к несчастному матросу, вопли от страха которого оглушали всех вокруг. Она царапала, рвала, пыталась сделать больно, от вида крови лишь больше стремясь дорваться до мяса зубами, но не смогла, неожиданно оказавшись в крепком кольце рук. Он спрятал ее собой от возможного выстрела, опасаясь, как бы чувство долга и субординации не пало жертвой суеверного страха, от которого и сам дрожал, растерявшись, что делать дальше. Оторвав несчастную от жертвы, Норрингтон поневоле рухнул на спину сам, когда Элфи перекинулась на новую цель уже в его лице. Но Джеймс не мог допустить, чтобы кто-то сделал ей больно, а угроза его жизни была веским предлогом все же убить вопреки приказу.
- Не стрелять, я с-сам! Элфи, прошу тебя, это же я...
Под прицелами десятка мушкетов разыгрывалось целое сражение, но намного страшнее, чем люди могли видеть своими глазами. Джеймс боялся больше сделать ей больно сам, терпел как мог все ее попытки навредить, даже когда смог перевернуться и встать на ноги вопреки юлой вьющейся ноше, в меру осторожно, но сильно прижимая к себе.
- Элфи! – дозывался он до жены так отчаянно, что забывал дышать. – Элфи, родная, успокойся, приди в себя!..
Она изворачивалась как могла, билась, брыкалась, всю свою силу вкладывая в попытки вырваться и добраться до новой жертвы, раз первая, рыдая и скуля, отползла в безопасность. Удерживая ее скованной в объятиях, сопротивляющуюся, сколько бы не уговаривал остановиться, Норрингтон медленно сдвинулся в сторону люка на нижние палубы, пытаясь успокоить супругу. Но разве она слышала? Адмирал видел ее мертвой, не чувствовал ни сердца, ни вздоха. Она покинула этот мир и вдруг вернулась такая чужая, от чего холодело на душе...
По щеке текла кровь, не говоря уже о руках, где и желтые манжеты его мундира стали алыми от упрямства существа, вселившегося в чужое тело.
- Подготовьте карцер, - процедил сквозь зубы Джеймс, в конце концов приподняв жену в этих крепких объятиях, не давая сопротивляться так яростно хотя бы в воздухе. Замершие подчиненные опомнились лишь после повторного приказа.
- Я сказал, приготовить карцер! НЕМЕДЛЕННО! – рявкнул он так громко, что близко стоящие офицеры и матросы подпрыгнули на месте, поспешив в трюм, где была пара камер для содержания преступников, оказавшихся на борту.
- Она опасна, сэр, это демон!! Надо закончить ее мучения…
- Молчать! Я никому не позволю ей навредить. Никому.
В открытом люке показались лица уже вернувшихся с ключом от камеры мичманов, и лишь тогда Джеймс осторожно спустился в трюм сам. Сколько бы не сопротивлялась Элфи, он все равно ее держал так сильно, как только мог, уже не чувствуя ни слабости, ни тяжести, ни боли, только желание обезопасить ее и остальных. В полумраке карцера ее мечущаяся в его руках фигурка казалась воплощенным злом, не знающим покоя, чьи стремительные порывы на свободу походили на одержимость. И чем дольше это продолжалось, тем больше Норрингтон понимал, что безуспешно пытается позвать ее по имени и найти отклик в пустых серых глазах. Он приказал закрыть клетку, пока не свяжет ее, руки сковав уже успевшим испачкаться в собственной крови платком, бантик из которого жена сама делала утром. Таким далеким светлым утром… На ноги, чтобы не могла ходить и нечаянно навредить самой себе же вместо кандалов, от которых яростно отмахнулся, использовал ремешок от шпаги. Сковывать ее железом казалось кощунством, недоступным для понимания его подчиненным, видящим чудовище, а не Элфи. По другую сторону переборок тем временем начали раздаваться выстрелы и плеск встревоженной чем-то воды. Охота началась, но отправив офицеров назад на верхнюю палубу, адмирал не смог оставить жену сразу, вопреки здравому смыслу пытаясь ее успокоить и все-таки дозваться и словом, и лаской.
- Милая, прошу… Это ради твоего же блага.
На все попытки прикоснуться к себе Элфи откликалась как загнанный в угол зверь, оскалом и попытками укусить, даже когда из темноты трюма вдруг послышался голос собственного сына.
- Мама?..

Отредактировано James Norrington (2014-08-28 13:11:41)

+2

10

Как же это было просто. Для того что бы двигаться в нужном направлении и с высокой скоростью, имперцу леди Валлион не нужны были ни ветер, ни гребцы на борту. Всю работу, придавая нужное ускорение и поддерживая верный курс, делала магия. Имперец мог идти против ветра с той же легкостью, с которой обычный фрегат ловит парусами ветер и следует по курсу нашептываемому воздушными массами.
Наверное, это смотрелось странно: бьющий в нос корабля ветер, задувающий пару в противоположную от положенной сторону, - Аленари не озаботилась тем, что бы спустить паруса двигаясь против ветра, - который по идее должен был не только остановить продвижение корабля, но и существенно развернуть его, но по какой-то причине не сумевший выполнить это. Судно упрямо неслось вперед, игнорируя порывы ветра и законы физики.
Женщина стояла у самого носа корабля, оперевшись на фальшборт и вглядываясь в воды моря. Резко вскинув руку, она буквально выдернула шар воды из общей толщи, и притянула его к себе, мгновенно сплетая второй заклинание. Перед леди Валлион снова выросло "серебряное окно", но на этот раз существенно меньшего размера. Впрочем, размер зеркала ее не волновал, а вот то, что творилось на борту Линкора, было весьма интересным.
- Какой сюрприз... - женщина не ожидала что ее плетение на поднятие мертвых долетит до уже ушедшего из гавани линкора, но тем лучше: встретив на пути неожиданное препятствие экипаж линкора не растерялся, а занял достойную уважения позицию обороны, пытаясь если не убить, так ранить дракона, пока еще скрывавшегося в толще воды и просто не дававшего кораблю сдвинуться с места.
Ведь Оспа не просила топить линкор.
Женщине ни в кое случае не хотелось что бы морской дракон пострадал, поэтому она устремила все свое внимание на палубу линкора, где происходило занятное действо. А именно попытка успокоить обыкновенного кукса.
На губах леди Валлион невольно появилась улыбка: сколько раз она была свидетелем подобного? Тысячи. Люди в своей природе всегда склоны надеяться на лучшее и когда их умершие родственники возвращаются, они всегда им рады, не придавая значения тому, что единственная цель тех кто вернулся - наестся. У зомби нет души, это мертвые тела движимые магией, которая пробудила в них один единственный инстинкт: голод. Они живучи, не чувствуют боли, и до последнего преследуют свою добычу. Вопреки расхожему мнению, укус кукса вполне безопасен, - если не считать ту заразу что он в принципе может занести, так же как и любой другой хищник, - и пострадавший не превратиться в зомби.
Но как же люди любят сказки...
Хотя в любой сказке есть лишь доля сказки. Вернуть, даже кукса, к нормальной жизни можно. Но для этого нужен во-первых сильный некромант способный удержать и не повредить серебряную ниточку души человека, а во-вторых нужно что бы эта самая душа зацепилась за кого-нибудь в этом мире, отсрочив свой исход в бездну. Например как это сделала Лаэн, пускай непроизвольно, но зацепившись за Несса. Повиснув бесплотной едва слышимой тенью за его плечом.
Но такие души редкость. Что бы зацепиться, остаться в этом мире еще немного, нужны сильные чувства. Например любовь, безграничная любовь к своему мужчине как у Лаэн. Любовь к семье, к мужу, к детям. Любое достаточно сильное чувство, может удержать душу от пересечения грани Бездны.
Если же этого не произошло, то человек умер окончательно. И никто, не один маг, не сможет изменить это. Такое доступно только богам, да и то вряд ли. Это, скорее всего, полноправная вотчина Танцующих, вольных как отнимать жизни и души, так и возвращать их владельцам.
Но все это лирика.
Леди Валлион, если дело касалось какого-то серьезного вопроса, предпочитала не рисковать и перестраховаться. Нет, она не была консерватором и всегда легко принимала и использовала любые новые идеи, но при этом женщина всегда имела запасной вариант на случай неудачи. В то что дракон сможет выполнить ее просьбу Оспа не сомневалась, но обойтись лишь драконом, значило подставить его под удар, чего совершенно не хотелось. Поэтому кукс на борту линкора оказался весьма кстати: зомби поможет выиграть время, необходимое для того, что бы имперец Аленари достиг зон конфликта.
Это плетение было придумкой самой леди, - остальные проклятые задумкой побрезговали, но женщина их не винила: узколобость сродни клиническому диагнозу, - идея плетения заключалась в том, что кукса можно было брать под собственный контроль на некоторый промежуток времени. Причем контроль этот заключается не только в возможности управлять действиями зомби, но фактически перенести свое сознание в пустующую оболочку. На эту мысль Аленари навела Тиф, в те времена, когда Дочь Утра потеряла собственное тело и была вынужденна использовать мертвые тела, что бы иметь возможность пользоваться магией. Оспа немного изменила это плетение, подогнав его под свои нужды, и не брезговала пользоваться им в нужных ситуациях.
Таких как эта, например.
По ощущениям это напоминало заячий след, - сознание женщины выскользнуло из ее собственного тела и осторожно, следуя по едва заметной ниточке силы, питавшей кукса, потянулось к мертвецу. Ни сопротивления, ни преград, лишенное души тело это не более чем пустая оболочка, которую может занять любой желающий, имеющий возможность сделать это. Правда, имел место такой немаловажный фактор как время: чем дольше тело остается бесхозным тем сильнее оно разрушается. Гной, гниль, разложение, естественные процессы, которые происходят с любой плотью. А куксы, в силу определенных причин разлагаются еще быстрее. Но пользоваться претерпевающим разложение телом Оспе было противно, поэтому едва только ее сознание угнездилось в ныне пустующей оболочке, женщина накинула на тело простейшее плетение, которое должно было предотвратить любое воздействие внешней среды.
Вопреки мнению жрецов и церкви, память вовсе не является элементом души человека. Память сохраняется в мозге чуловека и остается там, разрушаясь вместе с этим органом, после наступления смерти. Но поскольку шатенке, павшей жертвой милосердия проклятой, дали вторую "жизнь", невозможную без простейшей деятельности мозга, этот орган пострадал не так сильно, как то можно было бы предположить. И считать память женщины для Оспы не составило никакого труда.
Об Элфи, а именно так звали шатенку, Аленари теперь знала абсолютно все, от любимых сказок в детстве, до планов на это утро, которые не сбылись исключительно по причине появления проклятой в тихом портовом городке, носившем название Порт-Роял.
На то что бы освоится в чужом теле ушло меньше минки, легкий дискомфорт от понимая что тело принадлежит тебе не полностью никуда не исчез, но он нисколько не мешал управлению.
-Мама?...
Оспа вскинулась. До этого бессознательный стеклянный взгляд глаз Элфи обрел осмысленность. Ощущение, что мисс Ричфул смотрит куда-то в бездну пространства исчезло. Леди Валлион скользнула взглядом по мужчине с болью в глазах смотрящего на Элфи и наконец увидела источник голоса: тот самый мальчишка, что выбежал из дома и просил ее помочь.
"Лео" - тут же подсказала новоприобретенное память погибшей.
- Лео? - чужой голос звучал непривычно и хрипло, но проклятая не придала такой мелочи значения. Главным было то, что тело ее слушалось, она могла нормально говорить и легко пользовалась чужой памятью.
- Мама! - мальчишка, минуя ошарашенного отца, бросился к Оспе.  Проклятая, не раздумывая распахнула объятия, прижав мальчонку к себе. У нее никогда не было семьи, и никогда не было возможности обнять кого-нибудь подобным образом. Она была - Леди. При дворе даже внутри семьи сохранялись великосветсткие манеры и устои, и подобное поведение, даже по отношению к членам семьи было просто недопустимо и оскорбительно.
Поэтому такое искреннее проявление чувств для Аленари было в новинку, и не смотря на то, что мальчишка видел на ее месте совершенно другую женщину, такая любовь была безусловно приятна.
- Дай мне на тебя посмотреть.. - женщина обхватила лицо Лео ладонями, большими пальцами утирая слезы градом катящиеся из лучистых, ясных глаз ребенка.
В душе волшебницы вели смертный бой зависть и благодарность. Черная зависть к женщине, у которой было такой, тихое и простое, семейное счастье. И благодарность к ней же, за то, что самой леди Валлион было позволенно получить кусочек этого счастья, не принадлежащий ей по праву.
Наверное, зависть бы победила, и мальчишка с отцом, не отделались бы простым испугом, но, проклятая увидела её, Элфи, призрачную тень стоящую за спиной Лео,и с благодарностью смотрящую на происходящее.
Она была жива. Оказалась из тех немногих, чьи чувства настолько сильны, что сумела зацепится в этом мире, избежав подобных черной дыре врат бездны.
И это остановило Оспу. Росток уважения к этой хрупкой женщине, пробившийся еще там, на тихих улицах Порт-Рояла, распустился настоящим цветком, полным жизни и неописуемо прекрасным.
"Ты будешь жить." - глядя прямо в глаза призрачно душе молча пообещала проклятая. Заслужить уважение леди Валлион очень сложно, но если у человека это получается, он может рассчитывать на многое, очень на многое.
И у прекрасной Элфи Ричфул получилось заслужить это уважение.
Оспа еще раз прижала мальчишку к себе, с сожалением понимая,  - или может убеждая себя? - что ей такое счастье не будет доступно никогда.
- Прости, малыш, маме нужно поспать, - разжав объятия, женщина мягко оттолкнула ребенка от себя и взглянула в лицо адмирала, на котором смешались удивление и робкая надежда, - Джеймс, позаботься о нем.
Аленари выскользнула из тела. И Элфи Ричфул, - физическая ее часть, - осталась лежать на жестком матрасе, не пытаясь восстать. Она по прежнему была куксом, - это было необходимо что бы тело не умерло и мозг не пострадал сильнее, чем сейчас, - но все ее инстинкты, так же как и само тело спали. Леди Валлион даже придала этому видимость настоящей жизни: грудь равномерно вздымалась и если бы кто-то решил поднести перышко, что бы проверить есть ли дыхание, перышко бы непременно заколыхалось.
Оспа вернулась в собственное тело. До места боевых действий, оставалось совсем немного: женщина четко видела не только корабли, но и их экипажи. Одни готовились к бою, другие пытались поранить морского дракона, прекрасным видением танцевавшего вокруг линкора.
- И как рука поднимается? - наблюдая за ливнем стрел, отскакивающих от изумительной серебристо-синей чешуи, искрящейся в свете солнца, фыркнула женщина. Но вмешиваться не стала, благо опасности для морского змея не было: оружие которое использовали моряки было неспособно пробить его шкуру. Поэтому леди Валлион решила не лишать себя удовольствия и понаблюдать за дивным танцем дракона, который мягко говоря завораживал. И судя по внезапно стихшей активности на Голландце, дракон заворожил не только ее.
Интересно, как скоро моряки заметят, что в их маленький междусобойчик вмешалась третья сила?

Отредактировано Allenary (2014-08-29 10:06:34)

+2

11

Как так вообще можно? Уилл был возмущен, полон ненависти и желания отомстить. Ему было плевать на все правила и законы. Возможно Норрингтон не знал, что теперь Тёрнер капитан Голландца. Возможно никто и не предполагал, что теперь этот корабль абсолютно безопасен для человечества. Но это это меняло в эту конкретную секунду? К ним движется линкор королевского флота! Не просто какой-то захудалый кораблик, не старая посудина, а лучшее, что у них есть — Гром. Как ему на это вообще реагировать? Сесть и помахать белым флагом? Эта мысль вызвала у него редкое отвращение, всколыхнувшее все нутро сверху до низу.
Ему хотелось отыграться за себя, за Элизабет, за этот день. Пусть теперь море закипит и выйдет из берегов, он и пальцем не пошевелит, чтобы спасти людей! Сколько сил, рвения... И к чему все это? О, предрассудки сильнее разума! Так куда же он лезет? Зачем ему эта жуткая гуща событий? Уилл вновь глянул на приближающийся корабль, но все мысли его сейчас были в опер-деке, где все орудия были готовы к бою. Ему впервые захотелось разнести врага в щепки, уничтожить судно под чистую вместе с капитаном и командой. Если уж они видят в нем такое чудовище, то лучше он им станет, чем будет барахтаться до последнего, как дурак.
Сейчас где-то в трюме был его отец. Уильям буквально чувствовал весь корабль и расположение команды на нем. Даже не ручаясь за себя, он все-таки принадлежал Летучему. Единожды ступив на палубу, он понял, что сроднится с этим кораблем, разделит с ним все боли и радости, какие выпадут на их долю. И ему меньше всего хотелось, чтобы его корабль был продырявлен снарядами. Да, его это не потопит и вообще никак не повлияет на жизнь этого уникального слаженно работающего организма: многоликого и многорукого, однако к чему распыляться? Это все легко поправимо банальными пластырями, чтобы восстановить чисто эстетический облик, рабочая часть и так в порядке, благодаря древней магии, окутывающей Голландца. Она пронизывала весь корпус, команду, паруса и даже самого капитана! Летучий шел по курсу, даже в безветренную погоду, он был откровенно непотопляем, сам Тёрнер попросту бессмертен, а вся его команда обладала такой слаженностью и опытом, что самому морскому черту в пору бы позавидовать, к тому же, они тоже не спешили на тот свет! И самое распоследнее, чего он для них хотел, так это лишней работы, причиной которой людские суеверия, домысли и все то, что никоим образом к физическому миру не относится. Как все-таки была прочна зависимость людей от чудовищ, они даже выдумывали последних, если таковые никак не желали находиться! И поколение за поколением они, следуя традициям, поддерживали в своих сердцах эту веру, наделяя ее все новыми и новыми подробностями, складывая в рундук новенькие истории, нагоняющие на них еще больше трепета перед чем-то совершенно обычным, не стоящим даже и внимания. Они умудрялись возвести на постамент, противопоставить их миру что угодно! И теперь Уильям был глубоко печален, что подобное произошло с его любимым кораблем, на душе стало еще хуже, чем было, будто заскребли морские дьяволы... Видимо, каждая тварь сегодня хотела урвать себе кусочек его истерзанной душонки себе на память, чтобы потом бахвалиться другим обретенным «сокровищем». Он скривил рот в усмешке, не зная куда девать руки. Мир действительности обрушился на него не сразу, постепенно проступая сквозь невеселые мысли, но все же эта чугунная реальность напомнила о себе, вновь представ перед глазами.
Каково же было его удивление, когда Уилл понял наконец, что в пейзаже кое-что изменилось: Гром замер. Люди на палубе суетились и бегали, но разглядеть картинку в точности не представлялось возможным, поэтому выудив откуда-то из кармана, точно из воздуха, подзорную трубу, Тёрнер пытается разобрать что же происходит? И тут его взгляд темнеет, становится мрачным и непереносимым, слишком тяжелым, чтобы его выдержать. Он видит на палубе адмирала Джеймса Норрингтона и это явно не самая приятная встреча. Одно дело предположение, другое — подтвержденный факт, если глаза ему, конечно же, не врут. Но он все же отвел взгляд от его личного врага и заметил, что тот отдал приказы — люди забегали и принялись спускать на воду шлюпки, вдоль бортов встали стрелки. Вновь усмешка тронула его губы. Неужели, эти безумцы с ним так собираются бороться? Однако, Уилл не спешил с выводами, все-таки пара шлюпок против Голландца? Нет уж, зная Джеймса — этот бы ударил всеми силами. Поэтому он направил подзорную трубу на водные массы, окружавшие Гром и увидел прямо под килем какую-то тень. Похоже, фортуна была сегодня на его стороне! Он сложил трубу и сунул как попало в карман.
В его голову закралась удивительная мысль: а может все-таки сегодня можно будет обойтись без дырок в старом товарище? Кто бы ему не помогал, это был бесспорно ангел-хранитель! Что бы там сейчас не беспокоило королевских служак, черт с ними! Заняты и на том спасибо. По крайней мере, у него есть небольшая фора, чтобы ускользнуть. Даже если Норрингтон заметит, они все равно смогут оторваться, потому что Уиллу нужно только отдать команду и спустя минуту, может чуть больше, Голландец возьмет курс на указанное направление. И, похоже, не стоило терять времени, пока увлеченные исполнением приказа гвардейцы, не добились успеха.
Отец! - позвал Уилл и Прихлоп Билл почти тут же предстал перед глазами, будто только и ждал, когда сын его позовет. - Приказывай поднять якорь, мы уходим. - Ты уверен, Уильям? - услышал он хриплый голос единственного родителя. - Да, это ведь не наша битва. Я хочу сохранить наш корабль, не подвергая его лишней опасности. Уильям старший только отрывисто кивнул и исчез с глаз, оставив Тёрнера наедине с его мыслями.
За неимением лучшего, Душеприказчик разглядывал охоту на неведомое существо, которое поначалу кружило в воде, едва различимой темной тенью, но вскоре поднялось ближе к поверхности, словно дразня своих преследователей и Уилл увидел то, чего совсем не ожидал: из воды на мгновение показалась удивительной красоты серебристо-синяя чешуя, блеснув в свете вновь показавшегося из-за туч солнца и после скрылась, подняв тучу брызг. Это мгновенно его заинтересовало, потому что это создание помогало ему, так или иначе. Почему же из двух кораблей оно выбрало именно Гром, а не Голландец? Неужели, магия наложенная на Летучий отталкивала и всех морских тварей или они считали его другом и хозяином?
Уильям, все готово, - услышал он за спиной отцовский голос и повернулся. - А? - уставился он на Билла. Но тот лишь повторил: - Все готово. И тут наконец Тёрнер младший понял что там готово и тут же разочаровался в своей затее отплыть. - Пожалуй, мы еще немного задержимся здесь, - произнес он предлагая отцу подзорную трубу. Прихлоп взял из рук сына разгадку и точно так же, как и Уилл несколько мгновений назад, принялся рассматривать загадочное создание. По крайней мере, причина, по которой мальчик передумал теперь стала ясна и он простым жестом вернул трубу капитану. Душеприказчик принял протянутый предмет и убрал туда же, куда и всегда убирал — в один из карманов. - Можешь идти, я позову, если вдруг что-то понадобится.
Его отношения с отцом в последнее время шли не очень гладко, но тем не менее грели душу. Им было действительно непросто общаться, учитывая, что они несмотря на кровное родство, все-таки состояли в отношениях начальник-подчиненный и все было бы проще, если бы подчиненным был Уилл, а Прихлоп — капитаном, но судьба распорядилась иначе. Команда, конечно, прекрасно понимала все и никто бы слова не сказал дурного, но сказывались еще и долгие годы, проведенные порознь. Уильям ведь рос без отца, поэтому теперь им обоим приходилось привыкать к новшествам: он учился звать Тёрнера старшего папой, тот его — сыном. Им нужно было многое узнать друг о друге, привыкнуть к наличию родни и научиться быть настоящей семьей. До сих пор было много непростых тем... Таких, как миссис Тёрнер или же Элизабет. Эти двое не достаточно доверяли друг другу, чтобы пустить так глубоко в душу. Однажды, они обязательно об этом заговорят, но не теперь. Пока они даже толком не знали как себя вести и какого курса придерживаться, мечась между официальным и неформальными обращениями, точно между Сциллой и Харибдой. От всего этого голова шла кругом, ведь как бы там ни было: отец — этот тот человек, которого Душеприказчик искал всю жизнь и наконец нашел, но от этого стало лишь немногим легче. Он потерял мать в раннем возрасте и мало знал Прихлопа. Словом, в погоне за одним, было безвозвратно утеряно другое. Матери он бы непременно рассказал, что случилось, спросил бы совета, но отцу... Он доверял ему, верил, но просить помощи пока не решался.
Впрочем, его взгляд снова вернулся к существу и весьма забавных со стороны охотниках, пытавшихся его загарпунить. Почему-то он совсем не чувствовал связи с этим созданием, решительно никакой. И отсюда заключал, что это не его рук дело. Нет, конечно, все желания сбывались, но Уилл был уверен, что едва ли его талантами и стараниями, была какая-то третья сторона. И, может, с ней еще предстоит встретиться... Полная боевая готовность и возможность отплыть по первому требованию были сейчас очень кстати. Кто знает кто бы мог вмешаться?
Но недолго пришлось Уиллу гадать! Он наконец глянул вправо и увидел корабль, подошедший так близко. Казалось, на нем не было никого, ни единой живой души! Рулевой, команда, капитан — все отсутствовали вопреки логике и здравому смыслу. Что же это за загадочное судно? Даже флаг на нем был чужой, такого Тёрнер еще не встречал в своей жизни, а уж учитывая последние десять лет... Они были полны разнообразия и он повидал многое, но такого — такого еще не было. Хотя не мудрено: никого ведь не видно, так, стало быть, и умирать некому, поэтому он, вероятно, никогда с подобными и не сталкивался. И все же, что-то ему очень не нравилось, именно, что не имея ни команды, ни капитана, корабль держал курс и спокойно шел, разрезая воду, именно к Голландцу и Грому. И орудия сейчас были отнюдь не решением проблемы. Если этот линкор передвигался самостоятельно, то вряд ли он так прост, как кажется и его можно потопить. Оставалось только ждать, что ситуация прояснится и найдется подходящий выход. В противном случае, Уилл вляпался в еще большие неприятности, чем он решил поначалу, недооценив возможности предполагаемого противника.

Отредактировано William Turner (2014-08-30 00:07:03)

+1

12

Голос сына, раздавшийся из-за тени сложенных в дальнем углу припасов, прибил адмирала к полу, словно тяжелый удар откуда-то свыше. Столь же тяжелый, сколь и неожиданный, ведь он отправил Леонарда на берег, сам видел, как мальчик уходит к карете, но оказалось, что был слишком невнимательным и упустил его тайное возвращение из виду. Но сам факт проникновения на борт «Грома» зайцем и вопреки его воле не волновал Норрингтона так, как присутствие мальчика с Элфи, которая была не в себе и представляла опасность. Лишь представив, чем может закончиться эта встреча, Джеймс открыл клетку, намереваясь перехватить сына и отволочь подальше, чтобы супруга по чужой воле не навредила собственному чаду. Но не смог. Адмирал, не веря своим глазам, обернулся назад, на женщину, чье поведение до сих пор было причиной часто бьющегося в тревоге сердца. Дверь камеры противно скрипнула, оставленная без присмотра, ведь Джеймс забыл обо всем на свете, глядя на жену и с трудом принимая эту непостоянную ужасающую все больше реальность – она заговорила. Этот голос полоснул как острие ножа, оставив глубокую рану и обиду на мироздание за все эти муки, что пришлось пережить по чьей-то прихоти. Богов или дьяволов, уже не важно. Сын стремительно пробежал мимо него, кинувшись в неловкие объятия матери, скованные безболезненными, но все же крепкими путами. Счастье со слезами в ясных серых глазах мальчика было столь великим, что не дало Лео даже задуматься, по какой причине мама вдруг оказалась в карцере как какой-то там преступник. И мальчик явно не хотел знать, почему она лежала без чувств там, в городе, испугав его до полусмерти, почему так убедила в ней родного сына и мужа, состояние которого едва ли можно было описать словами.
Джеймс не понимал, что происходит. В его голове не укладывались произошедшие события, как бы он не старался найти хоть какую-то зацепку, чтобы выстроить их в логическое подобие причин и следствий. Он чувствовал страх за Лео, неосознанно, но все-таки кинувшись было оттащить мальчика, пока не поздно, пока он не оказался в руках восставшей из мертвых Элфи, чей голод по теплой крови мог проснуться снова. Но засмотревшись в ее глаза не смог сомкнуть пальцы на плече ребенка и почувствовал лишь как легкий ветерок скользнул вслед за ним в камеру. Опустив руку, Норрингтон сделал робкий шаг в сторону, с замиранием сердца наблюдая за картиной, которую не надеялся увидеть уже никогда, ведь она была мертва, она была чужой как незнакомка, словно опасный дикий зверь, не ведающий, на кого скалит клыки и пытается разодрать когтями. Чудовище, поселившееся в облике его кроткой горячо любимой жены, отступило, и оставалось лишь догадываться, насовсем или на время. Была ли это его Элфи? В полумраке трюма раздался именно ее голос, он видел ее лицо и ее улыбку, но спустя десять лет спутать ее взгляд с чужим Норрингтон просто не мог. Наблюдая за воссоединением матери и сына, он пытался заставить себя поверить, что все позади, что она вернулась и те потусторонние силы, что забрали ее и исказили поведение, решили, что наигрались с жизнями смертных, отпустив и вернув все как было. Но это был не ее взгляд… И чем больше Джеймс присматривался к супруге, тем больше понимал, что напрасно улыбается, напрасно надежда нашла себе крылья. Его нервная едва заметная улыбка сошла на нет так же быстро, как и появилась, когда Элфи посмотрела куда-то за спину Леонарда. Он весь похолодел, поняв что-то невообразимое тем самым сердцем, чей голос не мог расслышать, ведь разум и не принимал сделанного вывода. Порой люди верят, что ушедшие от них родные и близкие все равно незримо рядом. Так нужно было говорить детям, чьи родители ушли раньше срока и не могли утешить их по ночам в слезах от кошмаров. Так надо было думать и взрослым, потерявшим дорогих им людей в силу времени или обстоятельств, потому что иначе было невыносимо идти по дороге жизни, когда большую ее часть был с кем-то рядом. Люди должны были верить в такие чудеса, утешать самих себя, чтобы находить силы двигаться дальше и не оглядываться все время назад. Адмиралу было тяжело представить свою жизнь без жены. За десять лет, когда семья стала для него единственным смыслом существования, жена и дети стали воплощением его счастья и всех мечтаний. О большем для себя Норрингтон уже никогда не грезил, найдя все поводы сказать «я счастлив» в смехе детей и радости в глазах жены. Потерять ее так быстро, так невероятно резко, словно чьей-то рукой это счастье просто разорвали, не следя, какие остаются лоскутки от прежнего полотна, оказалось для него самым тяжелым испытанием из всех, что выпадали на его долю за все годы. И смириться с этой потерей так скоро адмирал, что естественно, не мог. Он чувствовал, что Элфи рядом, пытаясь найти в ожившем трупе запечатанный истинный облик супруги, и не находя его страдал все больше, каждое мгновение, проведенное с ней рядом после утренней разлуки в поместье. Он чувствовал связь, но не думал, что искать надо не в ней самой, оболочке, которую привык видеть, а рядом. Джеймс проследил все же за чужим взглядом, пытаясь рассмотреть невидимое, но с каждой секундой понимая, как куда-то падает, настолько тяжело стало сердцу. Оно болело, ныло так, словно сжали в крепкий кулак, не желая отпускать. Любимая была рядом, но не там, где должна была. Вместо нее на него смотрел чужой человек, чужой дух, милосердно утешивший испуганного ребенка, но лишь вселивший больше страха и смятения в мужа ожившей покойницы.
Это был не ее взгляд. Элфи так никогда не смотрела, не было столько… Отстраненности. Они прожили душа в душу слишком много лет, чтобы Джеймс так легко ошибся и поверил в чудо. Чудес не было, по крайней мере, хороших. Теперь не было. Он даже боялся сморгнуть подступившие к глазам слезы обиды, чувствуя, как снова поднимается из глубины души непередаваемое ничем и никак горе. Но виду не подал, не шелохнулся, не посмел, стиснув зубы вместо ответа, хоть и с немым вопросом на лице «Кто ты?». Она ожидаемо обмякла, как брошенная кукла, потеряла тот источник сил и жизни, который вдруг в нее вселился, рухнув на бок. Лео что-то заговорил, не желая отпускать вернувшуюся маму так быстро, кажется, снова плача. Если кому-то и было тяжелее всего, то мальчику, не понимающему, почему Элфи снова не просыпается. Все было слишком запутанно и странно, чтобы осознать взрослому, не то что ребенку. На миг закрыв глаза и надрывно вздохнув, чтобы успокоить разболевшееся сердце, Джеймс нашел в себе силы наконец сдвинуться с места, взять Лео за шиворот и вытащить из камеры. Оставленный в скважине ключ громко звякнул, замок был заперт, оставив за решеткой видимо заснувшую Элфи. Брошенный на жену долгий взгляд смятения сменился очевидным негодованием на сына, которого бесцеремонно встряхнул за курточку, заставляя поднять голову.
- Ты меня ослушался. Ты подвел и меня, и младших… - Джеймс с трудом узнавал собственный упавший голос, но постепенно начал приходить в себя, утаскивая мальчика к пролетам трапа на верхние палубы.
Лео ничего не ответил, понимая, что и на глаза попался слишком рано, и гневаться повод без сомнений был. Джеймс тем временем спешил покинуть карцер и найти хотя бы немого времени осмыслить все произошедшее. Но времени не было. Едва ступив на верхний дек, адмирал услышал победный крик за бортом, из одной из спущенных шлюпок. Один из стрелков все же смог попасть в поймавшую их судно нечисть, определенно ранив. Завертевшееся вокруг «Грома» существо начало вести себя неаккуратно, подставляясь, раздались очередные выстрелы и гулкий стон откуда-то из-под воды.
- Сиди в каюте и не смей высовываться, - подтолкнув мальчика в двери каюты капитана Итана Фокса, пока что пребывающего за штурвалом, Норрингтон получил из рук расторопного мичмана свой пистолет, после чего кинулся к фальшборту и усмотрел необычный блеск под водной гладью, скользящий змееподобно под килем. Думать о последствиях не хотелось, адмирал прицелился в то нечто, что посчитал головой, и выстрелил аккурат в середину, надеясь, что череп у твари хотя бы загудит от удара, но не надеясь ранить. «Гром» всколыхнулся от носа до кормы. Ветер, наполнявший паруса, наконец потащил корабль по намеченному курсу и адмирал не стал ждать очередного сюрприза, отдавая приказы. Пушки были готовы, их выкатили к портам, а канониры по приказу лейтенантов прицелились в «Летучий Голландец».
- Там второй корабль, сэр! – закричал с мостика Итан, указывая на подплывающий к «Голландцу» уже знакомый фрегат. Тот же самый, который они видели перед началом трагедии в Порт- Рояле. События приобретали скверный характер. Если потягаться с «Голландцем» еще были шансы и адмирал сам когда-то им командовал, изучив и артиллерию, и рангоут, то тот фрегат был совершенно чуждым, словно из другого мира, и как они уже выяснили, без экипажа на борту. Два корабля-призрака против одного вполне существенного «Грома», который мог не пережить такой бой один против двух. Каким бы не было чувство мести, как бы не желал он расквитаться с Джонсом, найти ту силу, что тащила вперед чужой фрегат, убивать свою команду в неравной схватке адмирал не хотел. У его людей тоже были семьи, тоже были родные люди, к которым они должны вернуться. Не в его воле было вести их на верную смерть, как когда-то уже посмел поступить с командой «Разящего». Но почему-то раздались радостные возгласы и Норрингтон посмотрел вправо, на изувеченный берег, где был городской причал, откуда спешили два мановара.
- Джилет и Грейтзер!
Юркий боевой шлюп и маневренный бриг - не так много что осталось от флотилии, оберегавшей Ямайку, но достаточно, чтобы вступить в бой с противником. Теперь адмирал улыбался искренне и откровенно злорадно. Если они начнут, взяв на себя внимание противника, то подкрепление вступит в бой как раз вовремя и нанесет куда больше урона. И даже если Джонс спустит на них свою команду нечисти, им дадут достойный отпор. Настроение на палубе резко поменялось с растерянности на боевую готовность, которую следовало поддерживать.
- Покажем им, что морями правит английский королевский флот! Все по местам!
Линейный корабль развернулся достаточно, чтобы дать мощный залп левым бортом. Джеймс отсчитывал про себя секунды, прежде чем дать команду. Разворот должен был быть максимально выгодным, чтобы в цель попало как можно больше ядер. И вот счет закончился…
- Готовься! Целься!.. Огонь! – разнеслось по верхней палубе со шканцев, где стоял адмирал. Приказ эхом пролетел на нижние палубы, где его повторили с трехсекундной заминкой, и все пятьдесят залпов плавной дугой полетели в сторону знакомого корабля-призрака.

+1

13

Женщина вцепилась пальцами в фальшборт так, что побелели костяшки.
- Умен! – почти прошипела она сквозь стиснутые зубы. В приглушенном из-за манеры произношения голосе отчетливо была слышна злость смешанная с восхищением. Оно и понятно: повернуть такую неприятную ситуацию в свою пользу, воспользовавшись тем что корабль встал и развернуть его боком для того чтобы атаковать, мог только мастер. А много ли таких в открытом море?
Вряд ли.
Плетение срывается с пальцев быстрее чем Оспа успевает подумать над своим следующим шагом: рефлексы, рефлексы и еще раз рефлексы. Аленари участвовала во многих битвах, в том числе и на море, и поэтому определенная тактика, на разные ситуации уже была у нее в голове. Просто порою руки действую быстрее разума.
Ядра летящие в Голландца буквально зависают в воздухе. Простейший воздушный щит, не требующий особых навыков и большой затраты сил, в очередной раз доказал свою полезность, оборвав едва успевшую начаться атаку.
«Что вы предпримите дальше, Джеймс?»
Не то что бы женщине было действительно интересно, - но не будем врать, определенная доля любопытства все же присутствовала, - но знать намерения потенциального противника ей все же было необходимо. Например доя того, что бы грамотно отразить следующую атаку или же атаковать самой, предпочитая контрудар защите. Но, в принципе, это было не обязательно: всегда можно просчитать действия противника наперед. К тому же, в данной ситуации, логичнее всего, было бы резко атаковать, пока противник растерян сложившейся обстановкой. А именно появившимся третьим участником действа и подвисшими в воздухе снарядами.
Такое отнюдь не каждый день увидишь.
Но в любом случае, прежде всего, следовала все же встретиться с капитаном Голландца. Мало ли, вдруг у него есть свои планы на Гром? Было бы крайне невежливо потопить корабль Адмирала, не удосужившись переговорить с потенциальным союзником. К тому же, Оспа уже пообещала вернуть жизнь той смелой женщине. И хотя, это вовсе не должно было сопутствовать жизни и здоровью самого адмирала и его сына, леди Валлион твердо была уверена, если не в благополучии Джеймса, то в долгой и счастливой жизни Лео точно. Даже будучи Проклятой, врагом человечества, она не утратила того, что так присуще всем настоящим правителям: Оспа никогда не обижала, - смешно, сказать! – слабых. Ну, по возможности естественно. Массовые жертвы во время моров и захватов городов не в счет. Это, так сказать, неизбежные потери, столь часто встречаемые в мире высокой политики.
А политика, как известно, может оправдать любое убийство.
Изящное тело водяного дракона по прежнему вьется вокруг линкора, не позволяя тому сдвинуться с места. Мгновение Оспа заворожено смотрит на грациозные изгибы покрытого серебристо-синей чешуей тела, зачарованная игрой света на влажных чешуйках.
Нет, ее любовь к крылатым, и не только крылатым, ящерицам, похоже будет с ней на протяжении всей ее бесконечно долгой, сравнимой с вечностью жизни.  Если, конечно, кто-то не отыщет способ убить ее, одновременно развеяв и тело, и сущностью проклятой волшебницы.
Но кто рискнет?
- Спасибо, - женщина благодарно склонила голову, прекрасно зная, что дракон если и не услышит ее слов, то точно ощутит то, что просьба, обращенная к нему, исполнена. Аленари не могла объяснить, как действовал этот принцип, но драконы всегда знали, когда их помощь становиться не нужной.
-Отпускаю, - женщина сделала рекой жест, словно бы разрывая ниточку связи между ней и драконом. Это была чистая формальность. По-хорошему говоря, дракон был волен исчезнуть в любой момент времени по собственному желанию, и никакого «отпущения», уж простите за просторечье, ему совсем не требовалось. Это было данью традиции во многом, уже не нужный элемент для сделки, но настолько привычный и традиционный, что все равно исполняется.
Из воды показалась узкая, увенчанная рожками морда морского зверя. Дивное существо, точно бы насмешливо оглядело палубу Грома и людишек, угрожавших ему стрелами, негромко, но весьма угрожающее проворчало, - на самом деле прорычало, но Оспе этот звук больше напоминал ворчание старика наблюдающего за игрищами детишек, - и скрылось в морских глубинах, в последний раз сверкнув чешуей под лучами солнца.
«Позер!» - почти раздраженно подумала женщина, но тут же поправила сама себя- « Как и все драконы,»
Впрочем великолепный морской змей тут же покинул, мысли сокрытые в светлой голове волшебницы, уступив место куда более насущным, но отнюдь не настолько приятным, размышлениям. Женщина совершенно не сомневалась в том как ей стоит поступить, уже составив четкий план действий и обозначив для себя приоритеты, но вот выбор способа, точнее вопрос, - « Как добраться до капитана Голландца?» - пока оставался открытым. Можно было извернуться и выдернуть мужчину, - Аленари была уверена, что в этом мире женщины и море почти несовместимые вещи,  - к себе и просто поставить перед фактом своего интереса. Но это было бы крайне не дипломатично, а учитывая что в светловолосой головке зрел если не план мирового господства, -  фразу о том, что завоевывать мир куда интереснее чем править им, леди Валлион проверила на себе и была склонна ей верить, - то как минимум небольшой конец света для части этого мира точно. Конечно, она могла бы провернуть все это в одиночку, но куда проще и быстрее, а так же выгоднее, естественно, обзавестись союзниками, готовыми поддержать ее в этом начинании. Почему-то проклятая не сомневалась в том, что капитан Голландца не откажет ей в помощи.
Предвидение? Шестое чувство?
В сущности не важно.  Но раз это сотрудничество нужно самое Оспе, следовало бы проявить дипломатичность и самой нанести визит на борт Голландца, благо осуществить это, было делом пары минут.
Магия, направленная волей женщины, выровняла курс имперца, направив его параллельно Летучему, на расстоянии чуть больше десятка метров. Пара минут, и судна поравнялись. Имперец буквально закрыл собой Голландца, встав между пиратским судном и Громом.
Подчиняясь магии, корабль замер на месте, ни ветер, ни морское течение, как бы ни слились не могли сдвинуть его с места.
Перекидывать трап женщине не было нужды, воспользовавшись плетением, женщина создала воздушный мост между своим и пиратским кораблем. Мост был почти незаметен, лишь магический взор мог различить сплетенные магией потоки воздуха, способные выдержать вес не только одной женщины, но и целого латного рыцаря.  Оспа легко и быстро пересекла мост, вступив на палубу Голландца.
Сначала, ее появление прошло незаметно: экипаж пиратского судна был слишком увлечен, недоверчиво наблюдая спокойное море, над которым буквально несколько минут назад произошло невероятное: ядра летевшие в Голландца сначала замерли в воздухе, а затем как ни в чем не бывало, посыпались в море.
Но вот один из матросов обернулся и заметил женщину. Попытка подать голос и предупредить остальной экипаж была задавлена в зародыше: женщина без капли жалости лишила бессмертого раба корабля способности говорить и двигаться.
Мягко ступая по пропитанной морской водой палубе, женщина безошибочно выделила среди толпы матросов капитана, с ненавистью смотревшего на борт Грома. Оценив поджарую фигуру мужчины, проклятая пришла к выводу, что в поединке без магии, могла бы и проиграть ему, мысленно начислив капитану пиратов пару очков уважения.
Не многие были способны получить от волшебницы такую оценку.
- Капитан, - обратилась Оспа к мужчине. Глубокий грудной голос женщины с мягкими, бархатистым звучанием, недвусмысленно передавал нотки уважения и интереса. Управлять своим голосом и лицом женщина научилась еще в то светлое и мирное время, когда все ее существование, сводилось к дворцовым балам и урокам управления, получаемым по личному указу императора. Правда держать лицо как полагалось аристократке, то есть не допускать на него эмоции, сохраняя полнейшее равнодушие или же наоборот, показывая лишь то, что собеседник должен был увидеть, женщине уже не требовалось. Ее лицо больше не было ее гордостью и объектом обожания всей мужской части населения, изуродованное волшебным огнем и надежно спрятанное под серебянной маской, скрывать которую иллюзией Оспа не стала.
Это тоже своего рода знак доверия.
Экипаж медленно повернулся в ее сторону. Во взглядах, все что угодно от удивления до злости, но никаких действий предпринято не было. Все ждали ответа капитана, ломая голову как на борту судна могла оказаться женщина.
- Капитан, - повторила волшебница,  непринужденно склоняя голову в приветствии равного, ведь сейчас она была таким как же как он капитаном, пускай на ее корабле и не было ни одного живого существа, кроме ее самой. – У меня есть к вам деловое предложение.

P.S.

Я слезно прошу прощения, ибо после некоторых событий в моей жизни мне было очень сложно успокоиться и написть нормальный пост, который не грозил смертью всем участникам событий. ( Хотя по-моему я все равно поиздевлась над Аленари так точно). Поэтому задержала пост так надолго :С Впредь бещаю бытьмобильнее, ибо меня наконец отпустило и я готова к труду и обороне С:

+3

14

Женщина на корабле к беде и если честно, то ей не обязательно быть именно на твоем корабле с пометкой «отнюдь». Она вполне может плавать на каком-то другом. Да уж, не даром говорили бывалые моряки эту простую истину и со злобой, граничащей с какой-то маниакальной уверенностью, не подпускали слабую половину человечества к морскому дело, оставляя это за собой.
Отвлеченный линкором, что удивительным образом ровно лежал на курсе, ведомый не то провидением, не то самим дьяволом, Уилл совершенно не замечал того, что происходит на чертовом «Громе», этом ненавистном судне. Как жаль, что затишье стало недолгим... Кто бы вообще мог подумать, а? Тёрнер не имел ни малейшего понятия не о том кто, не о то как на судно была натравлена неведомая тварь, но это имело место быть и даже за толщей воды это существо не умаляло своих масштабов, подумать, будто там какая-нибудь акула точно бы не вышло, даже при очень остром желании. Душеприказчик, конечно же, не предполагал, что перед ним дракон, но тем не менее от него не ускользнул тот факт, что нечто, сдерживающее королевский флот, а точнее его жалкие остатки, в длину было порядка шестидесяти футов, может чуть больше, может меньше — как-то у Уильяма не было возможности точно измерить. И вот с этим-то «врагом» им удалось справиться! Недобрый знак, крайне недобрый, особенно когда ускользает от взгляда капитана.
Если бы он только видел... Да он бы тот час же отдал приказ стрелять, разнести в щепки эту посудину, осмелившуюся угрожать им, грозе всех морей и океанов! Хотя бы просто из мести, из желания оправдать всю ту ненависть, на них выплескивалась, точно деготь из ведра — медленно, но верно. Разве они сделали что-нибудь, разве были виноваты? Но именно к ним на всех парусах прибыл Норрингтон! Этот человек, который не мог простить Уилла до сих пор! Неужели он был так несчастен с тех пор, как Элизабет ему отказала? Впрочем, его судьбы Тёрнер не знал наверняка. А вот за себя знал, знал, что не простит этому человеку никогда старой обиды. Даже пират, пусть и искавший собственной выгоды, но помог куда сильнее, с большей искренностью и отдачей, нежели блюститель закона! А ведь он любил ее... Или любит? Не важно. Он отказался от нее и не достоин сердца Суонн, да и никогда не был. Ее забрали пираты, злобные, надо отметить, устроившие беспорядки в городе и отплыли в неведомые края! Они могли обидеть ее так, как только душе заблагорассудиться! О, об этом даже подумать было страшно: в душе вскипала ярость, клокоча и разъедая все святое, точно концентрированная серная кислота. От нее не было никакого спасения. Уилл готов был кинуться на Джеймса в любую минуту, дай только повод и задушить его... Нет, вцепиться зубами и попросту загрызть! Уничтожить этого человека, принесшего в жизнь милой Лиззи так много горя! Ему хорошо было известно кто послужил причиной того, что его возлюбленная упала в море... Старый болтун! Он видит хоть кого-нибудь, кроме себя? Эти лживые признания... О, только дайте волю и Душеприказчик по истине прибавит себе работы, желая свести старые счеты.
Он бы сделал это, взяв грех на душу. Там уже и без того было черным черно, служака Калипсо — рай ему не светил, а потому и терять нечего. Самобичевание и то не мучило бы, не терзало подкорки сознания. Вот в данной ситуации он был бы абсолютно уверен, что поступает верно, по совести. И плевать на репутацию! К морским дьяволам все! Да, они этого не совершали, да и не собирались даже, но сама мысль о том, что их считают виновниками всех бед... Нет, не так, мысль, эта чудовищная мыслишка, бившаяся жилкой у виска, будто его винит Норрингтон — этот лицемерный ублюдок, это подонок — приводила отчаянно юного и импульсивного капитана попросту в бешенство! Если они заранее обречены на свидание с пеньковым галстуком, которое, впрочем, вреда не принесет, то этот приговор надо хотя бы оправдать. Все остальное потом. И репутацию отмоет после, все после...
Видимо, сами Боги ратовали за то, чтобы он не видел, как поворачивается «Гром». Занятый собственными мыслями, обуреваемый страхами и сомнениями, разглядывающий, как и вся команда, незнакомый корабль, судно леди Валлион, уже приблизившееся достаточно, чтобы понять, что на нем действительно ни единой души. По крайней мере, в той части, что отлично просматривалась в Голландца.
Рев чудовища и шум от выстрелов вернули внимание Уилла в нужное русло, а зря. Он глазам своим не поверил: эти люди все-таки справились, сумев ранить создание, их задерживавшее. Хотя и здесь Норрингтон проявил свойственный ему омерзительный и варварский характер. Разве это нечто нападало? Нет. А здесь толпа ряженных с мушкетами... Вряд ли он когда-нибудь станет уважать адмирала, ему бы хотя бы просто свести ненависть к безразличию и на том спасибо. В такие моменты Уильям вдруг начинал понимать Джонса и его методы. Может вот он, корень кровавой славы, а? Неконтролируемая злоба, подчеркнутое отвращение, старые неоплаченные долги да боль?
Он теряет время здесь, предавая все, что у него есть. Предавая ту, что он любит больше всего на свете! Что дороже его вечной жизни. И если бы только мог, он променял бы сотню этих бесконечно долгих мучительных и полных страданий вечностей, на одну, пусть и совсем коротенькую, но счастливую жизнь с ней. Полную ярких красок, любви и нежности! Он бы ценил теперь каждый миг и не выпускал бы ее из стальных объятий, в какие заключал бы повсеместно — по поводу и без — даже чтобы просто убедиться, что она живая и настоящая, что она с ним рядом, здесь, как телом, так и душою. Лизабет... Интересно, а может сердце кровоточить, выдранное из груди? Там, где бы оно ни было... Он завидовал ему, теперь отчаянно завидовал и очень надеялся, что сегодня, когда он не придет, Элизабет от него не избавится, а оставит при себе частичку ее любимого некогда пирата. Ему хотелось надеяться, что не все потеряно, что она, как и прежде, любит и ждет, что обязательно дождется! Даст шанс все объяснить, поймет его. На глаза чуть не наворачивались слезы. Что он делает здесь, раздери его морские дьяволы? Что?! Проклятый, непонятый никем... Во имя чего он спешил помогать людям? Чтобы вот так вот застрять здесь, посреди открытого моря рядом с кораблем человека, которого он хотел бы увидеть в этот день даже далее, как в последнюю очередь? Руки непроизвольно сжимались в кулаки аж до побеления костяшек. На его смуглой коже вздувались сине-зеленые вены, обозначая себя под кожей.
Они называют его чудовищем, предвестником беды?.. Какую еще нелепую чушь они там мелют? Безразлично. Они получат то, чего хотят. Он даст им это. И под «им» он ввиду одного конкретного человека. Однажды он спас от него любимую, теперь хотел лишь показать этому мистеру, что желания опасны, они имеют дурное свойство сбываться.
Его ярость переполнила чашу, когда раздался один из первых залпов и на несколько мгновений вокруг все пространство вокруг утонуло в грохоте пушечной стрельбы. Уилл просто ощутил себя змеей, плавающей в собственном яде, точно морской угорь в толще воды. Этот человек смеет стрелять в его корабль?! О, это последнее, что стоило делать! Подобное требовало немедленной сатисфакции и она бы свершилась...
- Склянка! - рявкнул капитан, даже не повернувшись и к нему тут же подскочил высокий и широкоплечий мужчина, на вид лет под сорок, может немногим больше, не желавший испытывать терпение Душеприказчика, который и без того явно было доведен до кондиции. - Там все готово? - все так же грубо и отрывисто чеканил Уильям, пытаясь хоть как-то сохранить остатки самообладания.
- Да, капитан! - тут же отозвался Грей, стараясь все-таки избежать испытания всех возможных последствий взрывного характера Тёрнера-младшего на себе. Объяснять что именно готово даже не нужно было. Вся команда, собравшись на палубе завороженно наблюдала за несколькими десятками залпов, только-только отгремевшими. Нужно быть совсем идиотом, чтобы после такого не разобраться в незамысловатых вопросах старшего по званию.
И когда с губ капитана уже было готово сорваться проклятье-приказ дать залп из всех орудий, эти ядра, чертовы ядра, выпущенные по приказу ненавистного капитана, замерли в воздухе, не коснувшись обшивки, даже не приблизившись толком. - Неужели магия столь сильна? - подумалось Душеприказчику, едва-едва сумевшему подавить в себе желание протереть глаза. Видимо, сегодня с ними были все ангелы-хранители разом, если оные вообще существуют на свете. А может и не они... Но кто-то явно было! Бог, архангелы, да хоть морские черти и Калипсо! Он был бы рад сейчас любому.
И, похоже, неведомый помощник не заставлял себя ждать. Загадочное судно, третье и совершенно чужое во всей это заварушке, до сих пор державшееся поодаль, державшееся в тени, вдруг снова, уже во второй раз, само по себе сдвинулось с места и курс его лег в аккурат параллельно Голландцу. Грубо говоря, этот линкор собирался встать так, чтобы прикрывать собой галеон Уилла от «Грома»!
Страха не было. Тёрнер сам едва ли сознавал почему, но страха не было. Может все дело в верном корабле, чья палуба была цела? А может и в том, что вряд ли этот кто-то, странный и невидимый, желал им и в частности ему, Уильяму, зла? К тому же, если он... Почему-то мысли о том, что это могла быть «она» в голову даже и не приходило! Так вот, если вдруг он не планировал никак ввязываться в этот конфликт, занимая сторону Душеприказчика, то с чего бы вдруг прикрыл их? Нелепица, чистой воды бред!
И ярость отступила, скрывшись где-то там, в самой глубине души, где обычно была пленницей, и откуда так внезапно вырвалась, ощутив, что контроль на миг был немного ослаблен и усмотрев в этом шанс. Похоже, в этой войне он не был один. Быть может, это кто-то из старых друзей? Он стоял и смотрел, вцепившись в фальшборт левой рукой, будто проверяя правда все происходящее или предутренний мираж? Уилл даже не знал, когда точно ухватился рукой за крепкую древесину, но это успокаивало. Он ждал, сам не зная чего. Может знака, может слова - чего угодно. Чего-нибудь, чтобы позволило убедиться в правоте своих догадок. Любой мелочи, что позволила бы двигаться дальше.
Но тишина затянулась и Уильям даже начал терять вдруг обретенную уверенность. А что, если это только он? Всего лишь он сам? Как за спиной раздался женский голос. Чужой женский голос. А ведь он даже не знал как эта особа пробралась на Голландец и потому заспешил повернуться, подоспев в аккурат ко второму оклику с ее стороны.
Он увидел красивую женщину. Действительно красивую. Тонкий стан, белоснежные волосы, свободно ниспадающие по плечам. Она была вне всяких сомнений прекрасна, пусть ее лицо и скрыто маской. И он в ответ склонил голову.
- Миледи... - несмело отозвался он, не зная точно как к ней обращаться, словно пробуя почву под ногами, ведь экс-пират и понятия не имел чего от женщины напротив можно ожидать. Голова шла кругом... Сколько же всего навалилось и это за один-то день! Впрочем, теперь не время разбираться, это можно сделать после. У миледи предложение, деловое. И это было для нее столь важно, что она потрудилась прибыть на его корабль. Уилл ощутил наконец поток эмоций, исходивший от команды и бросил мимолетный взгляд на сгрудившихся чуть поодаль в кучу подчиненных, словно оценивая заодно и их. Они, как и всегда, придерживались его реакции, а значит дело не требовало излишнего вмешательства.

p.s.

Простите, ребят, что я так долго заставил себя ждать. И простите за этот корявый пост. Я знаю, что тут чудовищный эмоциональный фон. Если все совсем плохо, вы говорите, я попытаюсь переписать.

Отредактировано William Turner (2014-10-12 15:18:37)

+2

15

Женщина насмешливо прищурилась и склонила голову в приветствии. Это высокопарное миледи, произнесённое не то что бы неуверенно, но явно с сомнениями, изрядно повесилило волшебницу. Давно к ней так не обращались...
Миледи. Моя леди, если рассматривать в контексте дериватологии. Очень интимное обращение, если вдуматься. Однако оно давно уже утратило свой сокровенный смысл в отношении любимой дамы, став общепринятым обращением к любой высокорожденной женщине, наравне с леди.
Но все равно, для Оспы, давно не слышавшей в свой адрес ничего вежливей - 'Проклятая!' - такое обращение было подобно драгоценному дару, на мгновение вернувшему его, в то время, когда она ещё блистала на балах в императорском дворце.
Нет, женщина никогда не жалела о своём выборе. Не затрагивали ещё душу и жертвы, которые были принесены во имя ещё цели. Они были неизбежны. Даже если бы ей выпал шанс переиграть всю свою жизнь, вернувшись в тот момент, когда она решилась принять темную искру, она бы не стала изменять своему пути. Возможно, сделала бы меньше ошибок, не допустила бы изгнания, последующих воин и эпидемий, но не отказалась бы от идеи. На ещё алтарь она когда-то положила все, и, хотя не она стала учителем, серая школа все же была создана благодаря Лаэн, обучившей целителя Шена. То, ради чего проклятая так долго сражалось свершилось и смысла в дальнейшей борьбе больше не было. Оспа исчезла из Империи да и из Хары в принципе: Танцующий не остался в долгу перед теми, кто выиграл для него эту партию в Игре, позволив Аленари путешествовать там, где никогда не  появится никто из Хары. Творец дал ей возможность путешествовать между мирами, периодически исполняя его просьбы. Но это же такая малость по сравнению с полной свободой.
- Леди Валлион, если позволите, - наконец прервала тишину Оспа. Вынужденная пауза была в высшей мере оправдана: женщина прекрасно понимала, что ее появление было мягко говоря было внезапным, - да действительно неизвестная женщина на корабле, какие мелочи, - и команде, так же как и капитану, требовалось время что бы полностью осознать этот факт и не натворить лишнего. Например попытаться избавиться от гостьи. Устраивать мясорубку на Голландце женщине совсем не хотелось, в виду очевидной бесполезности подобных действий. А тратить силы на бесполезные действия не было у неё в привычке.
- Я довольно долго присматривала за вами, - "следила"  в данном контексте выглядело бы неуместно: следить за кораблем, перемещающимся под водой невозможно в принципе, если вы, конечно, не рыба. Рыбой леди Валлион точно не была, и поэтому она обращала своё внимание на Голландца только когда тот поднимался из морских глубин, что бы собрать очередной урожай душ. Повесить магическую метку на корабль, ей, увы не удавалось, но как некромант, женщина великолепно чуяла смерть, особенно в море, где не так уж много людей. Живых, конечно. Поэтому отслеживать перемещения Голландца' - вот уж где точно понимаешь весь смысл слова хаотично! - женщина могла без особых трудностей. - Не имела честь быть знакомой с вами при жизни, вашей естественно, но ваше посмертие, признаюсь, мне импонирует, - наблюдая за реакцией экипажа  и капитана на ещё слова, тембр голоса и манеру речи, Оспа подбирала идеальный вариант манеры поведения. Свою ироничность женщина объясняла просто: некромантия в любом случае накладывает свой отпечаток на личностью либо превращая тебя в аморальное чудовище либо в психа с огромной долей иронии.
К счастью Аленари пошла по второму пути.
- Видите ли в чем дело, капитан, мне взбрело в голову, - знаете, как у нас у женщин бывает? - построить, - как у вас тут говорят? - царство божие на земле, - тон сменился на более насмешливый и кокетливый, а речь немного ускорилась. Оспа примеряла маску дворцовой сплетницы-кокетки. Поймав недоуменый взгляд одного из матросов, усмехнулась и уже деловым тоном продолжила:- И мне весьма трудно, отлавливать мешающий  мне мусор по всем океанам. Вам же это должно быть вполне по плечу, - женщина выразительным взглядом окинула палубу корабля, - Беря в расчет ваши возможно высокие моральные  качества, спешу придупредить, что моя заинтересованность в вашей помощи, - заметьте помощи, а не услугах' - выражается в отлове и дальнейшем погружении на дно исключительно пиратских судов. - женщина не лукавила. Пираты были для неё костью в горле за счёт сложности их поимки: все государственные суда, рано или поздно, возвращались в свои строго определённые гавани, где их можно было уничтожить все и сразу. С пиратами такой фокус провернуть было невозможно, даже учитывая существование мифической Тортуги.
Конечно, строить рай на земле, в планы Оспы никоем образом не входило. Будем честны, волшебница просто заскучала и ещё безумие, тихой мышкой сидевшее в глубине души, вырвалось на свободу, требуя устроить на Земле небольшой Армагеддон. В большей степень это конечно можно было объяснить яркой ненавистью Аленари  к церкви в принципе и инквизиции в частности, завистью к простым людям обладающим тем счастьем что для нее не будет доступно никогда, ну и конечно неконтролируемой злостью на всех людей.
Такая ненависть и злоба накатывали на неё периодически. В чем-Оспе повезло больше чем другим проклятым. Например, она пусть частично, но все же сохранила свой разум цельным, тёмная искра не настолько исковеркала ещё душу, как у других отверженных. Тихоня, но вполне умненькая Митиф, например, стала заносчивой стервой, презирающей все и вся и с удовольствием прикидывающейся серой мышкой, прячущейся за спиной Тальки. Только Оспа знала какова Корь на самом деле, ибо от наметанного  глаза экс-принцессы такое скрыть было не возможно.
И хотя душевное здравие Аленари было куда лучше чем у остальных проклятых, Тёмная искра оставила свой жуткий след и на ней, превратив из заботливой правительницы в агрессивную владычицу, идущую на любые жертвы ради цели. Да, суть сестры Сокола осталась неизменной, но вот ещё взгляд на жизнь и ценности...
- Я вижу, вам доставляет неприятности Гром, - женщина качнула головой в сторону корабля адмирала. - Я бы с радостью позволила бы вам затопить его, или сделала бы это самостоятельно, но, увы,  на Громе находятся люди, которым я обещала жизнь, - в голосе женщины скользнули тёплые и впервые искренние нотки, которые она не посчитала нужным скрывать и даже наоборот постаралась подчеркнуть, давая понять что не отступится от идеи сохранения корабля адмирала целым. - Поэтому... у меня, так сказать, есть предложение, которое, как мне кажется, устроит и вас и меня. Насколько я поняла, вам лично нужен только Джеймс, - панибратское обращение к адмиралу призванное подчеркнуть, что женщина точно знает о ком говорит. - Я могу организовать его присутствие. Здесь. Сейчас.
Согласия Тернера Оспа не дожидалась. Плетение сорвалось с ещё пальцев парой мгновений позже чем она закончила говорить. В воздухе резко запахло озоном, словно после грозы, так бывает после использования особо мощных заклятий, жрущих огромное количество жара искры.
Вообще говоря, порталами ведьма пренебрегала, предпочитая использовать Заячий След, но для того что бы доставить адмирала на Голландец, портал был лучшим способом. Хотя и очень энергоемким.
- Адмирал, как вы относитесь к дуэлям? - слегка склонив голову на бок, осведомилась волшебница, удовлетворено улыбаясь: Джеймс Норингтон, ещё недавно раздававший указания на палубе Грома, стоял прямо перед ней, а так же перед всей командой корабля-призрака. - Надеюсь, никого не смутит моё секунданство?
Женщина заочно, одной мыслей, отправленной единственной, пускай и почти мёртвой, женщине на Громе извинилась. Оспа чётко понимала, что с большой долей вероятности, адмирал умрёт. Возможно, она сможет вернуть его. Но зачем? Зачем тратить силы на человека, о котором она знает столько же сколько и его жена. Ради чужого счастья? Аленари никогда не была эгоисткой, но свой лимит добрых дел и сострадания она сегодня уже исчерпала. А одними, да ещё чужими, воспоминаниям счастлив не будешь.
Будь счастлива с детьми Элфи, а о большем и не мечтай.

+3

16

Сказать, что Джеймс был удивлен произошедшим, значит, ничего не сказать. Несмотря на то, что день был полон самых невероятных событий, которые до сих пор тяжело было принять за реальность, а не страшный сон, увиденное в подзорную трубу опешившего ничуть не меньше лейтенанта Фокса поразило Норрингтона до безмолвия. Отняв окуляр от глаза и стиснув зубы, чтобы не выразить своего полного замешательства так очевидно, как это делал уронивший челюсть Итан, Джеймс даже не заметил, как замерло в груди сердце. Это был полный крах. Поражение, страшнее и ужаснее которого еще не видывал ямайский флот. Они просто не могли выиграть битву, даже превосходя числом, если залпы орудий не достигали цели. Раскаленные ядра замерли в воздухе, не поцарапав обшивки «Летучего Голландца», тем самым просто выкрав экипажу «Грома» минуты блаженного чувства мести за погибших на берегу людей. Они не могли отомстить за смерти, которые принес в их город Дэйви Джонс, потому что не в его воле было останавливать предметы в воздухе, а значит, он обзавелся страшным союзником. Джеймс догадывался, что не обошлось без новых потусторонних сил, увы, лояльных к врагу, постепенно разуверяясь, что виновницей всех бед за месяцы и в особенности – прошлые недели, была богиня Калипсо. Ей были подвластны моря и океаны, она могла наслать штиль или страшный шторм, как и сто лет назад, вольная мучить людей как ей вздумается… И освобожденная пиратами ради победы в войне с армадой. Страшные байки ходили по королевскому флоту о том злосчастном дне. Но, видимо, истории было мало таких памятных страниц, раз вновь случалась такая беда.
Осмотрев палубу, где застыли в нерешительности и матросы, и офицеры, Джеймс тяжело и надрывно вздохнул, не сразу, но все же вернув подзорную трубу назад в руки Итана. Выбор был не велик. Более того, он на самом деле был единственный из возможных, потому что спасаться бегством не позволяла гордость. Там, среди руин процветающей столицы, умерла и стала жертвой этих самых новых сил его собственная жена. Сиротами остались дети, едва начав осознавать мир вокруг, а он сам, спустя десять лет, просто не имел права оставить оскорбленную честь и смерть любимой без отмщения. И без сомнений, на борту «Грома» было не мало тех, кто разделял его мнение, пускай страх и вселился в их сердца от вида того, как упали тяжелые ядра, в любом другом бы случае разнесшие вражеское судно в щепки, в воду.
- Сигнальте остальным, чтобы выстроились в линию, капитан.
- Но, сэр?..
- Выполнять, - рявкнул Норрингтон, возвращаясь на мостик и беря штурвал вновь в свои руки. – Вступить в бой нам не дали, но и им позволить опять напасть, раз вернулись, не дадим. Мы закроем берег, если они вздумают доделать свое темное дело…
Довольно быстро подоспевшее подкрепление, согласно сигналам, выстроилось в одну линию перед и после «Грома», готовя орудия для нового залпа, если он понадобится. Встречать, так с открытыми объятиями и под грохот орудий, с определенной обреченностью думал Джеймс, озирая вражеские корабли ненавидящим взглядом…
Вдруг помутившимся. Крики Итана потерявшийся в пространстве Норрингтон уже не услышал, еле удержавшись на ногах от накатившей волны слабости. Кому вообще на свете могло было быть привычно такое быстрое перемещение из одного места в другое. Но Джеймс не был бы офицером, если бы не взялся за оружие сразу же, как почувствовал угрозу. Выхватив шпагу и направив просто вперед, кто бы или что бы там не стояло, адмирал с трудом сфокусировал взгляд сначала на незнакомке, внешность которой была под стать, судя по всему, ее кораблю без команды, а после – на нового капитана «Голландца». Передать словами тот холод от осознания того, кто стоял перед ним, было невозможно, посему их и не было, он просто в немом вздохе ужаснулся, не зная, что сказать. С губ так и не слетело удивленно произнесенное про себя имя «Уильям?..»
«Голландец» поменялся, новому капитану став верным помощником, очистившись от грязи прежнего, но не перестав быть грозой всех морей. И капитаном был бывший кузнец из Порт-Рояла, выросший в городе, который горел за их спинами и умирал в медленной агонии.
Чужая речь резанула его слух, как ножом вырезав из потока самых запутанных мыслей и чувств, захвативших с головой. И в какой-то степени Джеймс даже был благодарен за то, что смог прийти в себя, с нескрываемым презрением взглянув на Тернера.
Свою шпагу Норрингтон равнодушно и без лишних раздумий просто швырнул к его ногам как ненужную и бесполезную вещь. По факту так и было, никакая шпага не могла убить бессмертного капитана «Голландца».
- Я не буду потехой для забывших о совести и чести мерзавцев, напавших на беззащитных людей. Лучше умереть, чем красть минуты жизни, которую не заслужил, – чуть ли не рыча огрызнулся Джеймс, чувствуя, как растет в душе ярость. Прошло столько лет, прошло столько бед, которые лишь чудом удалось пережить, и вот вновь этот бессердечный в прямом и переносном смысле слова человек явился в свой некогда дом, чтобы уничтожить его, мстя. Но за что и кому?
- Ради своих жалких эгоистичных интересов вы всегда шли по головам.  Я не удивлен, право слово, не удивлен. Если за спасенную не раз жизнь вы пришли мстить, то вперед. Я не боюсь смерти.
Разведя руки, чтобы доказать, что готов к любому удару, хоть в лоб, хоть неожиданно со спины, Джеймс хмыкнул, голос же дрогнул от ненависти и вновь нахлынувшей боли.
- Я буду только рад воссоединиться с женой, погибшей сегодня из-за вас.

Отредактировано James Norrington (2014-10-14 19:17:41)

+2

17

Эпизод перенесен в Архив по просьбе игроков. За восстановлением обращаться к АМС.

0


Вы здесь » SEMPITERNAL » Архив игры » The Opened Locker


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно