Так много лет, что им уже давно потерян счет! Да и как считать то, что бесконечностью не ограничено? Сколько бы не кануло в лету, еще больше впереди. Наверное, он теперь бессменный капитан Голландца. Эта должность больше не уникальная и завидна, она позабыта. Впрочем, может люди наконец осознали, что это проклятье, а не дар? Кто знает-кто знает! Он понял это уже давно, еще тогда, когда умерла Лизабет! Боже, милая-милая Лиззи, улыбчивая и прекрасная! Он видел, как она старела, таяла, как ее не стало... И даже десятки лет не вытащили ржавого кинжала из груди бравого капитана судна-легенды. Он потерял всякий смысл сходить на землю с ее уходом, но продолжал это делать сначала ради сына, после ради внуков и так раз от раза, покуда его род не пресекся. Кажется, и это было уже давно. Годы перестали тянуться, теперь они превратились в кадр, с которого попросту снимали копию, давали другое имя и приклеивали в альбом на свежее место.
Каков теперь мир? Что там происходит, вне палубы? Где-то там, где земля и песок, за бортами Летучего? Сотни лет он не ступал на твердую почву, но и мимолетного взгляда на далекие берега, полные огней хватало, чтобы понять — там что-то происходит, там жизнь! Та самая, полная жажды наживы, полная приключений! Святой век пиратства, которого ему так не хватало. Каждый раз принимая пассажиров, Уилл чувствовал эту жизнь, бьющую ключом! Он прикасался к ней лишь слегка, отдаленно. К нему в руки попадал отголосок, слепок, тень, просто призрак... Но даже и это было пропитано чем-то таким, что по истине опьяняло! И ничто, ничто не останавливало этих людей. Они прибывали и он жадно смотрел на них, впитывая все, что те были готовы отдать: причудливая одежда, склонность тараторить и бросаться в любые авантюры, эти прически, взгляды, это бессмертие, плескавшееся в зрачках...
Нет, это нельзя было пропустить, оставить так, это наслаивалось и наполняло его жизнью. Это звало куда-то, будто где-то был дом и он, как блудный сын, после долгих скитаний опомнился! Как проснувшийся от долгого сна вампир, Тёрнер хотел вдохнуть воздух и расправить плечи, от этого должно было стать легче. И пусть в груди не бьется сердце, пусть его там вообще нет, но и ему была знакома любовь ко всему яркому, тяга к солнцу.
Наверное, это и толкнуло его на столь необдуманный и опрометчивый поступок: сойти на берег, стать на твердую землю, стертыми подошвами сапог и вдохнуть горячий воздух. Кому теперь какая разница? Он заслужил этот день и декада на исходе, так что же мешает? В общем-то, Уилл был абсолютно уверен, что сойди он с Голландца в таком вот виде в любом порту мира, так никто и глазом не моргнет, несмотря на то, что древесину перестали использовать в кораблестроение уже очень давно.

Солнце лениво выглядывало из-за горизонта и Душеприказчик велел править к берегу, сегодня он испытает судьбу. Разве хуже будет? Это вряд ли. Тем более, что никто, вероятно, уже и не помнит его ни по фамилии, ни в лицо. Все, кто мог его узнать, должны быть мертвы, даже если Тёрнеру-младшему и не удастся это проверить.
На полном ходу корабль-призрак вышел из-под воды и нырнул в густой туман близ каких-то загадочных берегов. Раньше он тут точно никогда не был, а если и был, то эти места с тех пор сменили внешний вид, да так, что и не признаешь! Впервые за столько лет берег был так близко... Предвкушение ворочалось в животе, точно хорек. И выражалось все это в скором нетерпении, Уилл все время подгонял команду и мерил палубу нервной походкой взад-вперед. Каждая секунда теперь казалась ему вечностью, проклятой вечностью! Давно время не замедляло своего хода до такой степени, что на душе начинали скрести морские черти. Однако, как бы долго не тянулось ожидание, он все-таки спрыгнул и уперся ногами в шаткое дно лодки.
Мерный плеск воды и туман создавали какую-то волшебную атмосферу! Казалось, будто это облака или пар, поднимающийся над чашкой свежезаваренного чая, подкрашенный солнечным рассветом. Все пространство вокруг пронизывали, точно иголочки, острые лучики и тело приятно ломило после долгого напряжения. Земля наконец была так близка!
А это что? - подумал Уилл, завидев в тумане фигуру. Вот и каково же его удивление! Посреди безлюдного причала стоит человек. Впрочем, он того и хотел, а потому направил лодку прямо на незнакомца, точно на маяк.
Расстояние постепенно сокращалось и Тёрнер мог разглядеть наконец, что это мужчина и его одежду, показавшуюся бывалому пирату не то чудной, не то... Он уже встречал что-то подобное, но тем не менее, это все равно было непривычно для его глаз.
Сойдя на берег, он на мгновение явил свету выражение осоловелой совы, разбуженной посреди дня, но тут же собрался с силами и спокойно улыбнулся.
Все бы ничего, но незнакомец заговорил с ним, да еще и так, будто бы ждал! Шутка? Это минутное замешательство вновь одарило Крейна замысловатым выражением, а при несколько комичной мимике Уилла, это была картина и вовсе жалкая. Нужно, наверное, было что-то ответить, но Тёрнер так и не нашелся со словами, они как-то все резко разбежались, оставив после себя лишь грустные воспоминания. - Ролевые игры? - вот это точно было последней каплей. Тут уж он не сумел смолчать!
- Простите, что? - как можно вежливее изрек Душеприказчик. Нет, ну, он, конечно, не ждал, что новый мир будет таким же простым и понятным, как прежний, но подобное словосочетание явно выбивало из колеи и вообще звучало как-то угрожающе.

Похоже, мужчина его узнал или не узнал? Словом, ключ к разгадке происходящего лежал именно в ответе на этот вопрос. И всему был бы положен конец, но дело в том, что смех и выражение лица незнакомца в плаще уж точно никак не способствовали выходу из тупика, скорее наоборот все больше и больше запутывая Уилла. В иную минуту ему казалось, что этот человек напротив смеется над его причудливым костюмом, а в другую уже виделось, будто того смешит факт высадки Тёрнера спустя столько лет на берег! И ведь спрашивать как-то не с руки... Если он все знает, то получится глупо, а если никогда ничего не слышал, то это явно не лучшая затея: рассказывать всю историю с нуля. Он и без того сотни лет потратил, чтобы кануть в чертову лету, чтобы о нем не вспоминали и позабыли, точно его и не было никогда вместе с Голландцем на этой грешной земле.
Но покуда Уильям размышлял, корча нелепые гримасы при этом, этот нежданный-негаданный первый встречный еще разок оглядел пирата и его корабль, а затем сказал какую-то нелепицу, которая и ясна-то была местами. Нет, ну про то, что Летучий — отличный корабль все и так было ясно без комментариев, слава Богам! А вот что он там бормочет про деньги и натуралистичность — черт-те пойдет да не разберет, если уж глянуть на это здраво. Как-то все очень и очень странно было в этом мужчине и в его словах... Может он чего-то не знал? Хотя чем дольше Уилл обдумывал услышанное, тем яснее ему становилось, что Крейн его с кем-то перепутал, принял за другого.
Впрочем, это был не повод для перемены настроения или смены выражения лица, так что и то, и другое, прочно осталось сидеть на прежних местах, радуя Джонатана калейдоскопом причудливых выражений и взглядов. Душеприказчик не был бы собой, если бы перестал казаться потерявшимся посреди стеллажей в супермаркете мальчишкой, бегающим кругами и зовущим маму с одной лишь поправкой на то, что он стоял на месте и никого не знал, хотя... Было бы куда идти и к кому обращаться, а дальше уже дело техники!
Вот после того, как Тёрнер услышал о грузе, он встрепенулся. Хоть какая-то надежда, хоть что-то полностью понятное!.. Ну, как понятное? Ни о каком грузе он не слыхал и понятие не имел о чем мужик толкует, но, по крайней мере, прояснилось о чем вообще речь! А то последние пару минут он потратил на безуспешное осмысление какого-то незнакомого набора звуков. Похоже, язык с тех дней, когда он был жив, сделал крутой поворот, сальто назад и прошелся колесом для пущей эффектности, ну и чтобы убедиться в том, что уж у него, старого и бывалого капитана, явно ни на йоту не прибавится понимания языка, а большая часть этих мудреных выражений, каких-то заковыристых словечек — это все с легкостью чайки выпорхнет прямо у него из-под носа и скроется за горизонтом.
Но явно нужно было что-то сказать. Открыть рот, подобрать слова, набрать в легкие побольше воздуха и... ска-зать. Вот только что? Мол, ни о каком грузе не слышал, никакого корабля не видел? Можно, конечно, попробовать, кто ж сказал, что это грех, но такими простыми заявлениями было явно не отделаться!
Только пока Уильям с интересом подбирал слова, недоуменно глядя на Джонатана, тот шумно вдохнул и покосился на Тёрнера так, словно перед ним стоял не взрослый мужчина, а неразумное дитятко или и вовсе какой-нибудь безумец, после сунул руку куда-то в бесконечные складки своей одежды, да еще и выудил оттуда что-то белое, странное и на первый взгляд совсем не безопасное. Ну, этому все мамы детей учат — у незнакомцев подарков не принимать. Чем таким отличался Крейн от незнакомца, а Уилл — от нерадивого сынка? Да, в общем-то, ничем, поэтому протягивать руки к этому белому прямоугольнику, уютно расположившемуся в чужих руках, капитан не спешил. Стоит хотя бы подумать, прежде чем наломает дров!
Слова вырвались сами собой: - Это... Вы мне? Что это? Самый дурацкий, видимо, вопрос, который вообще можно было задать, но ничего не попишешь. Капитану самого опасного судна в мировом океане слишком уж мало было известно о современном мире. Он, конечно, схватывал и впитывал любые байки, какие только просачивались на Летучий, но толку-то было мало! Когда вне этой паутины, этого кипящего котла, все едино: сколько не бейся, а ты ровно так же, как рыба об лед стараться будешь. Толку будет еще меньше, чем пустое место.
Уилл топтался, переминаясь с ноги на ногу — неуютность ситуации таки сказывалась. Вышел побродить по незнакомому городу, поглазеть, а наткнулся на какого-то странного мужчину, одетого так, будто маменька, папенька и камердинер — все разом — отвернулись сегодня утром, чтобы не видеть и не знать во что же такое обрядился их сын. Хотя уж что-что, а подобные костюмы пугали куда меньше, чем прочий антураж ситуации. Все-таки он видел людей в подобных одеяниях у себя на корабле.
Если бы его метания еще как-то помогали! Ну, что за чертовщина? Стоит с протянутой рукой! Как милостыню-подаяния просит, да только не взять собирается, а отдать и, похоже, что-то совершенно чужое, никакого отношения к Тёрнеру не имеющее. Дурная улыбка так и не пожелала сойти с лица, она лишь раскрылась, высветив всю глупость ситуации.

С одной стороны хорошо, когда атмосфера меняется. А с другой... Право лева не лучше, если подумать. Что этот белоснежный прямоугольник не внушал доверия, что какой-то черный мешок. И все было одинаково незнакомо и непонятно! Нелепее, наверное, он себя никогда не чувствовал, даже во времена дружбы с Джеком Воробьем. Глотая обрывки чужой жизни, Уильям и предположить не мог, что тут вообще происходит что-то подобное. Незнакомые люди заговаривают с тобой, будто знают уже тысячу лет, чем-то перед носом машут, тараторят, будто не на родном... Какой-то попросту карнавал, да и только! Весело, конечно, но одно не дает расслабиться: в сущности ничего так и не стало ясно, а теперь так и вообще уже вряд ли станет. Пусть удается разобрать слова, даже более менее притерпеться к внешнему виду этого странного мужчины, но к его переменам настроения и всей ситуации, происходящей в подобном ключе, как-то пока не приходилось.
Он только осознал, что белое сменилось черным, как зашла речь... - И что это за слово было? Кто их тут вообще так трещать учит? - подумал Тёрнер с досадой. Что-то там такое предложили, вроде бы. А чего — кто бы знал! Можно было бы согласиться не думая, но, опять же, опасное и дурное предприятие. Мало ли, кто там их знает, этих людей нового века! Может и правда с кем-то его спутали. Хотя самому себе он казался не просто белой вороной, а здоровенной такой полярной совой посреди голубятни — ни дать, ни взять, пугало да и только. Мимо не пройдешь никак! А может и зря он так, мужик-то вон вполне смирился, его это вроде бы и изначально не сильно изумило. Уиллу в голову закралась смешная мысль о том, что теперь народ чего только не носит, поэтому пират, начавший свой карьеру в Порт-Рояле — это уже не такая уж и дикость... Нет, ну в этом определенно есть свои плюсы, точнее были бы, не будь он бессмертным капитаном Голландца. На закате он уже будет на палубе и прикажет отплывать. Это даже подстегнуло. А какого черта?! Он потерял сотни лет, выбрался на денек и встал истуканом, потому что никак не сообразит что там бормочет какой-то мрачный парниша? Вот уж посмеялись бы его старые друзья! Встал, рот разинул и смотрит, точно привидение увидел! В его-то возрасте пора бы уже попроще ко всему относиться.
Это приободрило и напомнило, что там что-то предлагали. Однако, когда он уже было собирался задать внеочередной глупый вопрос, незнакомец заговорил снова и какое же это было счастье! Знакомые и понятные слова! Прямо на душе потеплело, сердца-то нету. По крайней мере, теперь он знал куда занесла судьбинушка: Готэмский порт. И все равно было диковато от того, что его встречали. Не должны были, но встречали. Он так отвык от мысли, что его кто-то ждет, пусть даже и случайно перепутав с кем-то другим.
Как бы там ни было, эта перемена была лучше прежних метаний. Может тут еще кто-то помнит что такое манеры и нормы? А может это его, Уилла, косяк, потому что заходя в порт нужно немножко думать буйной головушкой какой. Первый попавшийся — это прекрасно, но вот во что подобные авантюры выливаются... С его-то талантом к мимикрии в минус первой степени! И о чем он только думает иногда? Впрочем, на корабле-то все воистину казалось прекрасным, ничего не скажешь! Воздушные замки, иллюзии — это просто хлеб да соль, единственный способ себя утешить.
Утешил? А вот теперь расхлебывай! На Летучий возвращаться отчаянно не хотелось, добрая половина речи резала по ушам и казалась набором звуков, ничего конкретно не выражающих, солнце должно было подняться уже довольно высоко, а кругом стоял туман и корабль выглядел весьма величественно посреди такой захватывающей атмосферы!
И снова заговорил. Снова. Странный человек, он с ним уже с полчаса перекидывается глупыми вопросами в ответ на пространные речи, а кто это перед ним, откуда и чего ему нужно — знала бы Калипсо! Но прислушаться стоит.
Тёрнер вынырнул из своих мыслей как раз таки крайне вовремя, он поспел в аккурат к словам «Джонатан Крейн». Звучит причудливо и необычно, уж явно не так же, как Уильям Тёрнер-младший. Выбирать вообще-то не приходится, да и если бы приходилось: чем он хуже любого другого? Часы тикают, а он тут все стоит, пытается наладить контакт, разговорить Уильяма. О, а тут еще и что-то сказал о городе. Если судить по жесту, а это единственное, что было явно из конца всей фразы после имени, то он то ли звал его куда-то, то ли показать что-то хотел. Ну, сдвинуть с места. И эта идея Душеприказчику вполне себе подходила. Он уже было сделал первый шаг туда, куда указали, но...
Столкнулся с вопросительным взглядом, будто что-то такое он должен был ответить. И что опять? Наверное, никогда не научится. Слишком сложно и слушать, и думать. Одновременно не получается. Хотя, какое там, к морскому дьяволу, все и сразу, когда тут даже вслушиваясь гадаешь что к чему? Самое время пораскинуть мозгами или тем студенистым веществом, что имелось вместо них. Где-то во всей это скороговорке на полуиностранном языке были те звуки, что являлись вопросом. Были и он их благополучно прозевал! Идеи приходили самые разные, но как-то все не клеилось. Поэтому Уилл решил воплотить все и сразу, как бы смешно не вышло. Он скорчил новенькую гримасу, выражавшую упрямый бег мыслей, направленный на сбор воедино, и наконец-таки сообразил как это можно провернуть.
- Уильям Тёрнер, - начал он. - Уильям Тёрнер-младший. Капитан судна Летучий Голландец.
Может нужно было сказать что-то еще, но... Пока он шевелил губами, все мыслишки опять попрятались по норкам и он просто стоял бы, шлепая ртом, как рыба, не додумайся он закрыть его. Уж что-что, а тот факт, что здравые затеи иссякли — он принял стоически и сразу. За это утро процедура повторялась уже не впервые и стала казаться даже нормальным состоянием.
Однако, сколько бы он тут не упражнялся в умении слушать, подбирать слова и вообще делать что бы то ни было, картинка опять делала оборот на триста шестьдесят градусов. Этот в черном, он же куда-то там показывал. Что-то же это означало, а что — он как всегда упустил! Еще один чертовские неудобный сюрприз. Многовато их что-то.

Тёрнер дал себе слово, что привыкнет к этой торопливой речи, создающей ощущение, будто они везде и кругом опоздали. Да что там! Будто за ними Калипсо гонится с жаждой мести. В общем-то, не очень приятно слушать этот треп скорый на подъем. Незнакомый. Тут порой есть словечки, который он даже разобрав не понял. Вот так вот это все и оборачивается. Не очень-то приятная должность: капитан корабля-легенды. Пара-тройка веков и ты уже не просто немного устал, ты отстал от жизни. Сходишь на берег, а там творится что-то страшное! Эта одежда, произношение, как у подвыпившего гуляки, эти каменные махины, на которые без страха не взглянешь. Кажется, будто что-то безвозвратно утеряно, теперь только пустота и страх. Уилл не узнавал своего мира и он подумал, что, верно, и Порт-Роял так же теперь выглядит. Наверное, это к лучшему, что он стоит на твердом камне причала здесь, а не там. Все это едва ли походит на дом...
И стоило ему только сообразить, что этот Крейн что-то сказал, как глазам предстало еще более пугающее зрелище. Этот странный и без того человек достал из кармана какую-то штуку. Непонятную. Еще хуже, чем до этого. - Они тут все, что ли, такие странные? Да уж, мертвецы такого при себе явно не имели. Ну, он точно не видел таких диковин никогда. А тут доктор еще что-то там нажимает, тыкает и на удивление подносит к левому уху.
Смотрел на это Уильям с нескрываемым недоумением, он даже хотел спросить в порядке ли его новый знакомый. Но тот вдруг еще и заговорил! Да-да, заговорил с этой штукой. Тёрнер от удивления даже открыл рот, челюсть попросту не пожелала держаться на месте. Человек говорит с каким-то камнем. Черт, это уже реально слишком. Неужели, его кто-то там слышит? Явно что-то тут не в порядке. И вопрос только в том с чьей головой? Может он и правда зря сошел на берег? Сидел на своем Голландце, вот и сидел бы дальше! Море давно стало домом, единственным, который есть. Отличная команда и привычная работа. Там-то хоть все знакомо, ничего нового.
А тут... Такси? Что это еще за слово такое? Что он хочет там сделать? Похоже, выучить этот новый язык будет сложнее, чем Уильям решил поначалу. Сказать в камень что-то такое... Нет, ну это уже и правда край. Душеприказчик тут был чужим вместе со всеми его манерами, одеждой и неспешной простой пиратской речью.
Уилл с облегчением вздохнул, когда Джонатан эту штуку убрал. Очень уж много вопросов и дискомфорта из-за нее. Да и вообще пугает, если разобраться. Хоть бы предупреждал кто, прежде чем вот такими вот вещами пользоваться! А то слишком много всего незнакомого и непонятного. Только молча переваривать и остается.
А теперь на него снова обратили внимание. Впрочем, фраза по счастию была понятной! Ну, как понятной... Куда-то их так должны довести, если Уилл не против. Единственное, что было странным так это то, что в столь ранний час ему предлагают напиться! Но это зато вполне понятный язык и что-то такое из его мира. Мысленно он порадовался, что люди в этом мире хоть что-то еще оставили!
- Не против, - поспешно отозвался он, чтобы хоть как-то сохранить остатки самообладания.
Ага, было бы все так просто! Что это у него на руке? Похоже на часы. Только вот странные они какие-то. Раньше все действительно было не таким и по привычному миру Тёрнер тосковал, но прошлое осталось в прошлом, а тут все вот так вот непонятно. По крайней мере, есть на что посмотреть, чему удивиться. Люди многому научились за все эти годы.

И тут они погрузились в молчание. Тишина не резала по ушам, это была передышка, нужная. Кажется, и Крейн не испытывал неловкости. О чем им вообще сейчас говорить? Как-то смешно это будет выглядеть. Рассказать Джонатану о том, чем он занимается? Отличная затея! Выставить себя еще большим идиотом, чем уже есть. Голландец же не просто корабль восемнадцатого века, это еще и судно, подбирающие павших в море. На него и без того странно косится этот новый знакомый, а после этого и вообще отправит куда-нибудь... Ну, в общем, Уиллу вряд ли там понравится.
Но тишину разорвал подкатившийся... Подкатившаяся? Подкатившееся? Что это еще такое, морские дьяволы? Оно двигалось, вне всяких сомнений. И, похоже, само. А внутри сидел мужчина. И это его удивил камень? Ха-ха! Это была мелочь. Вот эта махина, вот что странно. Нет, ну на карету, конечно, похоже чем-то, но где лошади? С ними-то сто стало? Однако, сесть пришлось. Отнекиваться Уильям даже не стал. Вряд ли ему хотят навредить. Если бы Крейн планировал, он бы уже это сделал.
Они тронулись и тут же прилип к окну. Мимо проносились высотки, диковинные здания, растения, которых он никогда не видел и ехали они не по привычной укатанной земле! Людей, правда, видно не было, но эти мигающие неоновые вывести, огромные окна — все такое необычное, новое. Переводя глаза с одно на другое, Душеприказчик ловил себя на мысли, что хочет увидеть все. Увидеть и понять. Пускай на него косятся, зато в отличии от других, у него есть шанс все это увидеть!
Последним, что он увидел из окна, был парк — необычное скопление деревьев, взявшееся словно из неоткуда! Вслед за своим новым знакомым, Уилл покинул диковинный транспорт и услышал простые слова: - Центр Готэма. Оставалось только гадать куда же дальше? Он бы спросил, но здраво рассудил, что и без того выглядит весьма и весьма странно, поэтому промолчал.

Отредактировано William Turner (2014-09-06 14:50:15)

Сплин — Летела жизнь.

Бетонный рай, урбанистический упадок, вакханалия двадцать первого века — болезни, от которых нет лекарства, болезни, которые поглотили человечество. Парки стали узкими островками посреди асфальтовой пустыни, вида из окна в этом году — в лучшем случае бескрайнее и широкое небо, захваченное прогрессом, а в худшем — окна дома напротив. Все стало искусственным, заменяемым. Кажется, даже солнце и небо другие, не те, что играли на лучших струнах души сотни лет назад, там, с ней, в Порт-Рояле. Даже у Джека на руке не это солнце, не оно грело душу бесстрашного Воробья. Как будто он попал не в другое время, а в другой мир на совсем другой планете! Совершенно случайно Голландец вынесло не туда и вот он уже ступает по этой незнакомой дороге, ведомый этим чужим человеком.
Этот прекрасный город с пустым названием «Готэм», этот обитель заблудших душ... Это не родина, даже не ее отголосок. Покореженный, неправильный мир каких-то несчастных людей. Но Боже, какими же все-таки великолепными бликами рассыпаются солнечные лучи! Вокруг ни души и это кажется, самое романтическое время для этого мрачного места! В этом чувствуется сила: грубая и жесткая. Люди победили, выиграли свою гонку, мать-природа как будто отступила, покинув эти места.
Это вызывало немое восхищение и глухое, рокочущее на донышке бутылки с душой, отвращение. Там, откуда он родом так не умели. Но там было иначе: кругом были деревья, песок и солнце в такой час уже палило чуть не в полную силу. Уилл скучал по дому, по старым-добрым временам. У монетки бессмертия — маленького такого цента, две стороны: он может увидеть все это, испытать на себе, но никогда уже не вернется домой, ему пришлось пережить безумное количество утрат. И даже несмотря на сердце, похороненное за тысячи миль отсюда, там, в груди что-то умудряется обливаться кровавыми слезами по потерям.
Элизабет, их сын, Джек, Барбосса, даже старый враг — Норрингтон — все ушли. Никто не увидит Крейна, не пройдет за ним так же, как сейчас Тёрнер. Но Уилл тоже умер. Исчез с лица земли, как легенда. Больше никто не гонялся за его кораблем, никто не вздрагивал при упоминании о нем. И все же, он шел по дорожке парка, а под подошвами сапог приятно шуршал мелкий гравий.

Пейзаж казался каким-то нереальным: он и Джонатан. И тут еще есть о чем поспорить: кто меньше понимает что вообще происходит?! Но это еще ладно! Показался какой-то мужчина и они в молчании направились к нему. Опять что-то странное, непонятное и чужое.
Похоже, самое время привыкнуть чувствовать себя идиотом. Полным. Но это было нелегко! Как-то так получалось, что должок возвращен: прибывающие на Голландец чувствовали себя примерно так же, ведь это единственное место в мире, где все еще стоял восемнадцатый век на палубе! А теперь он знакомится с двадцать первым. Да уж, когда он был в большинстве, было попроще.
А этот третий, ну странный такой мужик, широко улыбается и у него на лице ни тени усталости. И откуда они, такие вот весельчаки, берутся-то только? Даже Уильям выглядел окончательно сконфуженным и беспощадно депрессивным созданием на фоне этого продавца хог догов. Кажется как-то так и должна выглядеть невозмутимость: приятная улыбка в ответ на любое потрясение. Или там все настолько плохо, что даже тридцатилетний на вид капитан корабля-легенды Летучего Голландца, которому всего-то пара-тройка веков, совершенно не пугает? У него что, такие колоритные ребята каждое утро что-то покупают? Мда, ну и век, конечно... Кого там можно встретить на парковой аллее? Черную Бороду или может Калипсо накинув на плечики халатик выходит на прогулку? Безумие чистой воды! Однако, даже окинув взглядом Уилла, этот торговец, как ни в чем не бывало, положил булочки в пакет и передал их Крейну. Почувствуй себя частью пейзажа, что называется.
Еще этот вопрос... Как-то уж слишком приторно. До такой, степени, что «бесстрашный» капитан нервно сглотнул.  - Кормить уточек? - Уилл слегка удивленно изогнул бровь, да так, что лицо аж перекосило. В его время их ловили и ели: запекали, зажаривали, но уж покупать специально для них какую-то дорогую еду — неа, только в это время до такого додумались. Выражение было просто картинное, хоть фотографируй — именно так и выглядит недоумение. А тут еще новый знакомый что-то в руки сует! Капитан принимает с еще более выразительной миной.
И... Ну да, что это такое? Что с этим делать? Горячее. По-собачьи принюхавшись, Тёрнер определил, что и пахнет, в общем-то, не так уж и плохо. Во всяком случае, лучше, чем он ожидал.Нет, ну он уже привык, что морские черти и те лучше знают, что нужно тут делать и как, нежели он, но... Это же крах! Если есть в мире что-то такое чудовищно неуютное, так это пустота в голове, особенно именно там, где было бы неплохо иметь банальные бытовые навыки. Прямо как в старом-добром детстве: делай, как мама, но только вместо нее — этот странный человек в черном. Хотя какая вообще разница кто? Пример подает и ладно, так хоть можно сообразить что с полученным угощением делать.

И они не спеша так двинулись к пруду, где, видимо, и должны были провести все это утро. Странно, тут уж не поспоришь, но зато вид воды успокаивал, это уже было что-то родное. Поэтому препираться Тёрнер и не стал. Парк благотворно на него влиял, все-таки это было намного ближе к привычному пейзажу.
Именно поэтому он тихо опустился на свободное место рядом с Джонатаном и доел свой хот дог. Впервые за столь долгое время он встречает утро на берегу! Эта мысль пришла внезапно и болезненно резанула по мозгам. Он понимал это и раньше, но в эту секунду все как будто встало на свои места, проявившись с максимальной ясностью, будто кто-то снял пелену, сдернул этот туман, точно тюль.
Голос раздался, словно из-за толщи воды: А я не люблю море, оно слишком огромное. Бесконечное. Можно отправиться в плавание, и больше никогда не вернуться. И Уилл даже не сразу понял что он только что услышал. - Не любите моря? - как механическая игрушка, переспросил он, не имя ни малейшего понятия о том, как это? Может быть и он тоже не любил бы море... Не любил бы, наверное, если бы только не был привязан к этому миру на десяток лет, на каждый десяток лет, следующий за таким вот одним днем, если бы море не звало его по праву крови. Вся его скромная жизнь была связана с этой капризной стихией и он уже не видел себя без нее.
Осуждать и переубеждать было ни к чему. Каждый жил своей безумной жизнью, поэтому Уильям просто сказал то, что мог: - А я привык быть в море, это цена за мое проклятие, мой дар.

So when I'm crying alone.
Yeah, when I'm cold as a dying stone.

Только сказав, он уже жалел об этом. Это его личный ад, этот хрупкий мир, полный потерь, горечи с привкусом пепла. И уж меньше всего Уилл хотел, чтобы кто-то туда совался, не вытирая обуви и не моя рук. Даже теперь ему было нелегко вспоминать Элизабет — эти вечно смеющиеся глаза, самую живую на свете улыбку, извечно самоуверенный тон. Всего это так не хватало тем тлеющим уголькам его души, чтобы разгореться, набрать силу и вновь разойтись цветными всполохами, как истинный костер. Об этом не хотелось говорить, только молчать. Тихо-тихо, среди ночи. Молчать о том, как глупо желать бессмертия, каково оно на вкус на деле. Он один знал об этом больше всех ученых и писателей, Тёрнер испытывал это на собственной шкуре. Он знал, что годы выжигают все, оставляя лишь пустую оболочку. Сначала это кажется свободой — безграничной свободой действий! А потом... Ничего. Все уходит: его время, все что он знал и любил. И однажды можно себя обнаружить в одним кракенам ведомом году с каким-то незнакомцем.
Минута показалась вечностью, но они провели ее в молчании. Отравленный памятью Уилл, повернулся к Крейну и увидел пустующую маску, застывшее напрочь лицо. Неужели люди этого века проживают жизнь за три? Джонатану явно было о чем подумать и Тёрнер не стал его трогать. Чтобы там ни было, оно, похоже, не дает этому угрюмому человеку покоя. Такие чудовища, если выползают из-под кровати или же из шкафа, а то и как в его случае — из каюты, лучше дать им вволю напиться боли. Получат свое и уйдут. Если мешать, только хуже будет. Тем более, что и ему самому нужна была эта тишина.
За столько лет... Раны все еще были свежи, они кровоточили, гнили и гноились, не желая заживать и рубцеваться. Он принял бы каждый уродливый шрам безропотно, если бы тот наконец пожелал появиться, но нет, все было не так-то просто. Может, живи он, все бы и прошло, но на Голландце, вдали от цивилизации и прогресса, в мире, в котором он родился все полыхало, болело и ныло. Этой картине, ей не хватало деталей. Поврежденная единожды, она перестала быть идеальной, больше не радовала глаз. Ее хотелось сорвать со стены, запустить на дно, к морским чертям! Она не дарила покоя, лишь боль. Каждый размытый кусочек, каждая утерянная деталь — все было чудовищной болью, все отзывалось годами, когда это было не так.
За него вечно кто-то что-то решал. И все эти люди ушли. Стали частью жизни, привязали к себе, подпустили слишком близко, позволили привыкнуть и ушли. Вырвали с мясом очень важную деталь, без которой пейзаж не клеился.

On the asphalt underneath, our crushed plans and my lies.

Сначала мама, рассказывавшая ему сказки, говорившая, что отец — капитан торгового судна где-то на юге. После Элизабет, клявшаяся, что всегда будет рядом. Он лично проводил ее, однажды и она ступила на палубу Голландца, как гостья. И Джек — этот ветер свободы, позволивший ему найти отца, центр всех приключений! Тот, кто его проклял. Даже он мерил эти доски шагами, глядя на горизонт. Барбосса. Этот бесстрашный старый пройдоха! И внук — Билли Тёрнер, ставший моряком в его честь. За это Уильям особенно корил себя.
За что он вынужден был терять? Почему?.. Иногда он понимал Дейви Джонса. Наверное, это чудовище не сразу стало таким, он тоже когда-то был человеком и у него была семья, которую он потерял. Потерял, потому что бессмертие не терпит соперников — оно должно быть единственным, что останется. Бремя. Проклятье. Дар. И все же, у экс-капитана Голландца была возлюбленная — Калипсо! Он был не одинок. Не так одинок. Но даже имя больше, чем Уильям теперь, Дейви сошел с ума... Это не вселяло надежды, но позволяло вздохнуть, пусть и прерывисто, но свободнее. Лишившись всего, он еще контролировал себя. У него был отец, команда, судно — что еще нужно?

Without you I'm nothing at all
And life has the face of a morbid game.
With you nothing seems impossible,
It all seems to fit the frame.

Голландец вечно будет бороздить моря и океаны, а Душеприказчик, похоже, теперь бессменен. И он нашел отца. Да, отношения с последним были такие, что можно было пожелать и лучшего, но он не оторван от семьи окончательно. Лишившись не только сердца, но и души, он все-таки умудрился кое-что приобрести! Сидя здесь, в отдалении от Летучего, Уилл все-таки чувствовал, что твориться на корабле. Эта связь крепчала с годами, упрочняясь и становясь все отчетливее. Теперь он точно мог сказать где находится каждый член команды и чем занят.

Занятый разгребанием собственных скелетов, он и не заметил, как точно так же барахтается Крейн, пытаясь вырваться. Тёрнер обратил внимание на его нового знакомого и проводника лишь тогда, когда тот заговорил.
Дернувшись, точно увидел что-то по истине жуткое, Уилл повернулся к Джонатану и увидел жесткую ухмылку, в ответ на которую попытался улыбнуться, но вышло не очень. Как-то кривовато и жалко. Мертвецы, стоявшие колонной за плечами, не позволяли сейчас радоваться жизни.
Снова эта быстрая речь, в которой даже дьявол не разберется! Впрочем, он начала понемногу привыкать и теперь чуть больше слов удавалось уловить в этом непрерывном потоке, обрушивающемся на не готового Уилла, точно лавина.
Одинаковые люди?.. Тёрнер воровато и испуганно огляделся. И правда люди! Который же час? Неужели они просидели так несколько часов? Похоже, молчание их действительно не угнетало. Даже дарило какое-то успокоение. Нужно лишь изредка его нарушать вот такими вот репликами, в которых каждый понимает только свое и все будет в порядке.
- Всегда так? - непонимающе переспросил пират. Нет, ну он понял, что было сказано. В смысле, разобрал. Но вот лично для него слово «кредит» вообще никакой смысловой нагрузки не несло. Набор букв, при том случайный, не боле.
А теперь еще лучше! - Ма-ке-то-го-вая империя, - шепотом повторил Уилл, ломая себе язык каким-то странным словом. Что такое империя он прекрасно себе представлял, а маркетинг? Когда он родился, этого понятия еще даже в ближайших проектах не было!
Да, действительно пора привыкнуть чувствовать себя идиотом. Слишком много всего люди придумали за пару веков. Слишком. За день точно не освоить!
Нет, ну дальше-то больше: телевизор, телефон, реклама... - Это вообще английский или уже нет? - почему-то подумалось Тёрнеру. Звучало так, будто с ним говорили на китайском, хотя нет, этот язык он слышал и признал бы. А вот то, что сейчас там болтал Крейн — это звучало чудовищно незнакомо!
Впрочем, суть с грехом пополам улавливалась и Душеприказчик уставился на идентичных людей, точно их под копирку переводили. Они были настолько похожи, что он не различил бы их как бы ни старался. Даже его собеседник был чем-то похож на этот разворошенный муравейник. И он с облегчением подумал, что хоть что-то в этом веке неизменно. Когда он был молод, все одевались так же одинаково: графы, губернаторы, пехотинцы — все были на одно лицо внутри группы себе подобных.
- Но мы-то с тобой понимаем, что это не так. Он знал. Если они еще и обладали сходными манерами, как люди его времени, то и говорили одинаково. Одинаково лживо. И это вызвало еще одно неприятное воспоминание - Джеймс Норрингтон. Этот амбициозный адмирал. Вот уж кто был олицетворением знати восемнадцатого века! Наверное, если что-то и хотелось забыть, как это его.
Благо, воспоминания оборвал голос Крейна, сообщивший, что если люди принимают его за психа, то все с ним, с Уильямом, в порядке. - Интересно, кто вообще не примет за сумасшедшего человека, плавающего на Голландце? - подумал он и совершенно случайно вслух, но сказанного не воротишь.

Разговор отчаянно не клеился, не вязался. Они выдавали по несколько фраз и умолкали, будто бы исчерпывали тему. Время шло, солнце поднималось все выше. Толпы людей проносились мимо, крайне довольные собой. Изредка люди даже поглядывали с недоумением на Уильяма, но продолжали спешить по своим делам. А Тёрнер все перебирал скелеты, то обвиняя себя, то всю свою жизнь.
Ему казалось, что даже этот странный человек, с которым он столкнулся у пристани, не понимая ничего, сделал больше, чем чертовы годы! Он говорил. Не боялся сказать и от этого становилось немного легче. Разве есть кому дело до того, о чем? Кажется, даже Джонатан не верил до конца, что перед ним капитан Летучего Голландца, при том прямиком из восемнадцатого столетия! Хотя Уилл его и не винил: какой человек способен поверить в подобное? Звучит, наверное, более чем абсурдно!

Шум города медленно отступает, внутри словно взбесившееся море сквозь пробоину, все затапливает тишина... Глухая и гнетущая. В ней нет ни капли умиротворения. Хочется говорить, говорить и говорить, хочется рассказать все, но... Но кому? Лишь несколько нелепых, глупых, кривых до безобразия фраз и вновь она, снова тянет тощие лапы, удушливо обнимая со спины, они погружаются в молчание.
Обезумевший Готэм просыпается, обращаясь в кипящий муравейник. В Порт-Рояле такого никогда не было и это давит. Прошлое не отпускает, да и он сам не хочет, чтобы все ушло. Теплое солнце над Карибами, свобода! Как давно это было? Кажется, только секунду назад.
Уилл прикрывает глаза, опуская тяжелые веки на распухшие глаза. На кого он похож здесь? Чужак. Это не его город и не его время. Вот она, проклятая цена за бессмертие! Осунувшийся и замученный. Он ведь знает, что на принца из сказки не похож. Встреть его Элизабет таким, не глянула бы даже. На душе слишком много камней, что тянут на дно. Как жаль, что он непотопляем, подобно Голландцу.
Он отчаянно хватается за окружающий пейзаж и все словно ускользает, отодвигается, не желая принимать его. Изредка Тёрнер поворачивается к своему новому знакомому — Крейну и видит на его лице тот же треклятый отпечаток. Что-то беспокоит этого странного мужчину, что-то гложет и его. Видимо, в этом веке не нужно и бессмертие, чтобы ощутить на своих плечах тяжелую ношу, пригибающую уставшую спину к земле.
Солнце поднимается все выше и выше, глаза постепенно привыкают к тому, что мир вокруг блестит, сверкает и переливается яркими красками. Похоже, людям теперь нужно больше чудес, чем прежде. Для Душеприказчика же их слишком много, по крайней мере, для одного раза так точно.

Он поворачивается и не сразу понимает, что Крейн что-то сказал. Просто звук, отзвук знакомого уже голоса и несколько скомканных слов. Где-то в душе это будит злобу. Злобу на себя самого. Когда же он наконец привыкнет к этой торопливой речи? Невыносимо. Впрочем, кажется, нужно куда-то идти и Уилл механически повторяет движения Джонатана, вставая со скамейки. Может это и к лучшему, в последние полчаса они не перекинулись и словом. Новое место должно разбавить ауру уныния, опутавшую их с ног до головы.
Мужчина идет вперед и Тёрнер плетется за ним следом, как пятилетний мальчик, понятия не имеющий куда идти. Наверное, раньше он был себе подобного не простил, но этот век... Здесь все не так, как должно быть. Да и он правда не знает что тут где, лучше положиться на этого неверного гида, все лучше, чем заблудиться. Этот день того стоит!

Особенно теперь. Хоть что-то, хоть какие-то крупицы — за это можно ухватиться! Тоска по дому все-таки берет верх и увидев паб, куда его вывел Джонатан, Уильям решает, что, в общем-то, недурственно. По сравнению со всем остальным это место хоть отдаленно, но напоминает Порт-Роял, а потому тоска отступает.
Он дома, почти. И это лучшее, что случилось за сегодня! Хотя... Что это за вульгарные девицы? Одна из таких буквально на входе вцепилась в их неудачный дуэт и странно улыбаясь провела до стола, расположенного поодаль от остальных.
Тёрнер опустился на стул уверенным жестом, все-таки здесь уютнее. Не так, конечно, как на Тортуге, не так, как в родном городе, но уже лучше. Куда лучше, чем все эти чудеса, вереницей мелькавшие перед глазами — они прекрасны, тут не поспоришь. Только вот эта красота, эти новшества — они навевают тоску, отзываясь отчаянной болью в груди.
Эта странная блондинка хихикает, недвусмысленно поглядывая на Уилла и что-то щебечет. Черт бы побрал этих людей, всех этих людей и их отвратительный язык! Как они сами-то друг друга понимают? Из всей ее болтовни удалось разобрать только то, что она в чем-то там хотела признаться, отчего капитан Голландца усмехнулся и изогнул левую бровь в удивлении. Если что-то и осталось неизменным, так это женщины! Он, конечно, едва ли разобрал и пару слов, но это и не требовалось, чтобы понять кто ей так приглянулся.
Видимо, даже здесь он еще хоть чего-то стоит. Неплохо. Гордости это не прибавило, как и интереса к этой худощавой девице, зато немного успокоило. Выходит, он не очень-то выделяется. Забавно будет, когда красавица узнает сколько ему лет! Заигрывать с... А, собственно, кто он? Дух? Человек? Мертвец? В общем, заигрывать с созданием, которому под три сотни лет — это уже не очень-то занятно. Особенно когда не знаешь что он такое и сердца у него нету. Ну, как нету... Есть, только оно в банке. Далеко отсюда. Как ей это понравится? Проверять не хотелось. На сегодня, вроде бы, хватило косых взглядов и недоверия. Вот скажи он такое перебрав рома — прозвучит интересно, а сейчас... Лишние проблемы.
Скрывшись за меню, Уильям может хоть немного передохнуть. Однако, отдых сомнительный, надо сказать, весьма и весьма! Половина слов выглядит так, будто... Что это, морской дьявол его побери, такое?! Внешний вид обманчив, пора бы уяснить. Да, этот паб чуть больше, чем весь Готэм похож на мир восемнадцатого века, но кормят тут, видимо, тем же, чем и везде: странно на вид, но в целом съедобно.
Собравшись с мыслями и продравшись сквозь этот кошмарный манифест современности, Уилл выбрал свиные ребрышки и то, что он признал бы в любое время и в любом месте — ром. Просто, привычно и хорошо знакомо. Экспериментировать, наверное, ни к чему. Мало ли что скрывается за этими странными буквами!
Опустив «ширму», Тёрнер смотрит на Крейна, ожидая когда тот определится с заказом и искренне надеется что не сильно ударит по карману единственного знакомого в этом городе. Немного подумав решает, что... Ну, в общем, надо будет вернуть. Золотом. Вряд ли оно обесценилось за столько веков.

Излишние внимание верткой официантки вновь надавливает на старый шрам. Бессмертие — ни на что ни годная палка о двух концах. Ему жить вечно. Звучит как-то слишком эфемерно, но на деле просто чудовищно и страшно. И ничего тут уже не попишешь.
Другое дело, что любовь теперь вне закона. Можно, ясное дело, нарушить это, но... Нет, одного раза хватило. Она ведь умерла, она оставила его... Элизабет! Милая, милая-милая Лиззи! Прошло так много времени, но его чувства к ней не то что не угасли, они даже пыла не ослабили. Он видел, как старела эта бесстрашная пиратка, видел, как умерла, растворившись в реке времени точно ее и не было. И теперь любое другое существо женского пола, обращающее на него свое внимание, неизменно сводило все к одному и тому же, все к той же мысли. Пусть прекрасны эти женщины с разными лицами, но он в жизни любил одну.
Не хотелось и новой боли, новой опасной привязанности. Уилл не желал страданий как себе, как и человеку, готовому с ним связаться. Что это за жизнь: ждать по декаде во имя одного денечка — во имя считанных часов от восхода и до заката? Не похоже на счастливую картину семейной жизни. Все карты как-то смешались и вот... Он обречен смотреть как все уходит и тлеет, будто огарок сальной свечи. Чуть ветерок или немного времени и вот она, тьма.
Эти мысли и воспоминания ни к чему хорошему не привели, поэтому Тёрнер заказал побольше рома и все-таки взял эти ребрышки. Когда в следующий раз жизнь подкинет такую кухню? Уж явно никто на Летучем так заботливо откармливать его не будет. Все-таки и без еды он не умрет. Опять же, трюки вечной жизни. И девушка удалилась, обернувшись напоследок. Да уж, чего только не сделают... В общем-то, осталось дождаться заказа. Еще немного и все можно будет утопить в бутылке.
Между тем, разговор опять как-то не шел, не вязался. Уильям наконец понял, что этот век, он слишком далеко ушел и обсуждать теперь с людьми особо нечего. Мало кто поверит ему и еще меньше народу после найдется что сказать. В данной ситуации у каждого и правда свои мысли и свой мир. Оставалось верить, что хоть спиртное развяжет им языки, сменив веселой пьяной болтовней это вязкое молчание, казавшееся то абсурдным, то неловким.
И каким облегчением все-таки стали бутылки рома, вскоре появившиеся на столе! Было что запивать. Пустота, эта безграничная пустота внутри, которой конца и края нет — хотелось залить ее ромом, забить и заколотить, обратить в море и не вспоминать или выпустить наружу, забыться, чтобы не думать. Не думать каждый чертов раз, как что-то смутно напоминающее очертаниями далекое прошлое. Просто смириться с тем, что все прошло и точка.
К черту посуду, к черту бокалы! Тёрнер смело взял бутылку, откупорил ее и сделал несколько больших глотков. Это явно то, что нужно. Обжигая пищевод, ром добрался до пищевода и стало легче. Нет, мысли-то никуда не делись, просто перестали так назойливо стучать в стенки черепной коробки.
Буквально через пару минут появилось и мясо. Тем лучше. Если много пить не закусывая, то будь ты хоть трижды бессмертный капитан Голландца, все равно свалишься с ног меньше, чем через час. А впереди еще были остатки дня и целый вечер! Не время засыпать. К тому же, когда он еще сможет выбраться куда-нибудь? Вот именно, что только через десять лет. Как-то... Не очень перспективно, чтобы терять такую возможность!
Только, похоже, Крейн его энтузиазма не разделял или может с этим человеком всегда так?.. Бывают же те, кого спиртное не успокаивает, а открывает глаза на мир — истинно несчастные люди! Вместо того, чтобы расслабиться, она видят эдакий нуар с привкусом пепла и горечи. Все проблемы кидаются на зов градуса в бокале и разом лезут в голову. Да уж, таким не позавидуешь.
Но были в том, в смысле, в этой попойке, и свои плюсы. К примеру, эта чудовищная и до слез непонятная речь стала проще. Медленнее, а вместе с тем и на несколько порядков понятнее. Однако, от этого легче не стало. Мысли, тревожившие Джонатана, надежды на будущее не вселяли. Скорее наоборот, эдакий диаметрально противоположный эффект.
Секрет счастья в проживании каждого дня, как последнего?.. - подумалось Уиллу, словно коварное эхо прокралось в его душу. Почему-то в ответ мгновенно пришла мысль о том, что он всю жизнь будет несчастен. Тяжко проживать дни, будто они последние, когда знаешь, что ты бессмертен. Может... Хотя нет, это вряд ли. Он вон напивается просто так. Но лучше не браться говорить за других, у всех могут быть свои причины.
- Может быть ты и прав... Хотя иногда мне кажется, что некоторые просто прожигают жизнь для ее скорейшего окончания.
И зачем вот это сказал? Вырвалось. Но назад теперь не воротишь, поздно. Даже это правда отчасти. Разве он сам так не делает? Попытка вырезать из жизни хотя бы чертову пару часов!
Мимолетный взгляд туда, куда указал Крейн, вновь не дает ничего хорошего. Люди никогда не были последовательны и правильны. И пусть во имя хорошего вечера это будет на втором плане! Еще пара-тройка глотков и в бутыле остается лишь четверть от первоначального количества. Чем еще поднимать настроение? Своеобразная замена розовым очкам, жаль только, что краткосрочная, но действенная.
Дешевенький бульварный нуарчик — эдакий романчик брошенной дамочки бальзаковского возраста — жизнь капитана Тёрнера, покинул его ненадолго, потому что Крейн вскоре вновь заговорил, указав на каких-то самодовольных мужчин за столиком, расположенным поодаль. Самодовольные лица, надо же... Как он их различает? Упрямо не отпускала мысль о том, что Джонатан умеет много больше, чем говорит. Для Уилла все эти люди были похожи друг на друга точно так, как две капли воды в большом стакане. Если их что и различало, так это лица, но память на них с годами стала какой-то смазанной.
Впрочем, ужаленный капитан не нашелся что ответить и вместо слов попросту прикончил бутылку, взявшись за следующую. И тишина, разбавляемая фоновым шумом, перестала быть неловкой. Он выпил достаточно, чтобы успокоиться. Теперь все как будто бы было на своих местах. Да и настроение собут... Простите, собеседника вскоре изменилось, перебравшись в более мирное русло.
Кончилась еще одна бутылка, да так быстро, будто вовсе и не начиналась. Все-таки быть экс-пиратом не так уж и плохо, организм привыкает к обилию крепкой выпивки и учится стоически это переносить. Никто не говорит, что он не опьянел ничуть, но все же на ногах стоять и относительно связно мыслить горе-капитан еще мог.
Только он все равно как-то упустил момент, когда... Как так вышло?
- Ты поешь? Я уверен, у них найдется парочка пиратских баллад.
Петь? Серьезно?! Он и петь?.. Ла-а-адно! Нет, ну пьяному-то и горы не предел, да и море, в общем-то, так, по колено, но если уж что-то о себе Уилл и знал так это то, что поет он как пират: никакого особенного слуха и голоса, но если драть глотки толпой, то весело и атмосферно.
- Никогда не пробовал толком, - признался Тёрнер. - Да и не умею я, кажется. Но если уж так хочешь... Сам виноват будешь, - радостно отозвался Уильям поднимаясь из-за стола.

Бедное нервное создание... Девушка с таким отчаянием скосила на него взгляд и пожала плечами, что он бы пожалел ее, да как-то не складывалось. К тому же, он не испытал никакого удара после того, как услышал, что пиратских баллад нет в этой странной книжонке, которую блондинка держала в руках, вцепившись в нее пальцами так, точно это была последняя вещь на свете, а она тонула и не умела плавать. У Тёрнера наоборот в голове мелькнула светлая мысль о том, что вообще-то оно и к лучшему, не придется позориться! Он в самом деле совершенно не умел петь.
Однако, Крейн хватки не ослабил и вообще вцепился в бедную девушку еще сильнее. Его намерение спеть что-нибудь сегодня явно было твердым ровно насколько, чтобы бороться до... победного. Это даже не до последнего, а именно до победного! Джонатан во что бы то ни стало собирался добыть песню и Уильям как-то не считал нужным упираться. Если так надо, то пускай.
И потом, трек очень скоро нашелся, правда ни название, ни группа не были знакомы Душеприказчику, звучало как простой набор звуков, за которым для него ничего не крылось. Но она решил на удачу испытать себя. Может не все так плохо и песня ему даже понравится? Не хотелось терять надежды. Да и вообще это радовало, что Джона, что эту белокурую вейлу...
Через несколько секунд его оглушила незнакомая и странная музыка, в его... Ах, черт! Да нет уже ничего «его» в этом мире, пора перестать хвататься за ниточки ускользающего прошлого, хотя бы на вечер! Пусть все будет сегодня как будто так и надо, не важно, что этот день — просто безумная сказка, да и не удивительно будет, если он проснется в Порт-Рояле и поймет, что это не более, чем мудреный сон...
На экране вдруг появились строчки, которые было непросто читать, они сливались в одну уже хотя бы потому что это странное магическое табло было для Тёрнера в новинку и он ни черта не мог разобрать! Половина слов просто проходила мимо него, но он пытался тянуть хотя бы что-нибудь, пускай и разбирал одно из десяти в лучшем случае. Похоже, он как-то не предусмотрел того факта, что уже набрался. Не до потери сознания, но достаточно, чтобы пение можно было отложить до другого раза. Хотя припев получался. Паршиво, само собой. Но он хоть не какое-то несуразное мычание выдавал, здесь он действительно пытался петь!
В конце концов к середине второго куплета он уступил Джонатану, окончательно сдав позиции и вовсе умолк. Уилл понимал, что Крейну эта песня хотя бы знакома и он знает текст. А чего толку лезть в чужой монастырь, коли там устав другой? Он сам с другом ловил мотив, да и вообще не знал как нужно петь.
И вновь открывал рот лишь на припеве, как-то кривовато подвывая, но в его обычной жизни этот навык был действительно чуть ли не последним, что могло потребоваться. Это в книжках пишут, будто пираты — отчаянные головорезы, которые пьют, берут, что хотят и живут счастливо, а не деле они должны отлично разбираться в навигации, работать с картами... И еще хуже, когда во все это влезает еще и озлобленная морская богиня.
Строки пробегали мимо глаз, проскакивали мимо ушей и в голове начинал клубиться легкий туман. По крайней мере, теперь, когда он окажется на Голландце, будет что вспомнить. На ближайшие десять лет. Может быть он даже еще разок сюда заглянет... И снова столкнется с Крейном, а? В конце-концов, этот век ни чуть не хуже любого другого!

Песня закончилась как-то слишком... быстро? Будто проскочила мимо, словно ее и вовсе не было. Да и опомнился горе-экс-пират не сразу! Думать все-таки вредно. Сегодня лучше просто плыть по течению и посмотреть куда же оно его вынесет?
- Еще петь и петь, - донесся до него обрывок фразы словно из другого мира. Все-таки придется еще помучиться? Что ж, пусть так! Хотя было очень жаль, что нельзя было спеть какую-нибудь настоящую пиратскую песню, старую-добрую! Люди в этом веке так мало знают о море...
- Слушай, - вдруг подал он голос, так что даже сам удивился, - а может все-таки споем что-нибудь из моего?