Джайна взглянула на вид из окна и лишь поморщилась. Даларан был прекрасен, в своем белом великолепии и отблеске нежно-розового сияния. Но он был для нее и очень отвратителен. Это не был Терамор, не был ее дом.
Ее маленький мир, единственный оплот надежды и возможности мира. Она так долго выстраивала его, камень за камнем. Вселяя надежду в сердца людей. Всех тех, кто сейчас белыми костями погребен под завала.
От воспоминаний о скелетах зданий, которые теперь одиноко стоят на острове, мертвом полностью. Ничто теперь там не вырастет, земля не просто выжжена, она проклята. И ни один друид не приведет ее вновь в порядок. Она узнавала.
Ее разум, ранее кристально чистый, сейчас был объят туманом. Еще не так  давно это был туман ярости. Они сжимала кулаки так сильно, что ногти до крови впивались к кожу, она кричала так отчаянно, как не кричала ни одна банши. Она и живая была мертвой. Пустота все то осталось от ее прошлого состояния. Гаррош выжег не только землю, он выжег огромную дыру на том месте, где раньше было трепещущее сердце и оставил лишь только черную пустоту. И ее невозможно было ничем заполнить, она уже пыталась. Ничто не могло ее толком успокоить. Ни злость, которая потухла и пепелищем осталась стенать у нее внутри. Ни страсть, которая утихла так же быстро как и вспыхнула, наверное все же придется извиниться перед аспектом за свое неподобающее поведение, но это после. Ни знания, которые раньше приносили ей столько восторга и великих планов, а сейчас были лишь чем-то рутинным и не таким уж и важным.
Она услышала как в коридоре возятся дети и услышала голос Верисы. Она тоже потеряла многих в том взрыве и Ронина в их числе. Кирин Тор быстро найдет ему замену в лице нового чародея, но вот врятли кто-нибудь заменит ей мужа. И все же с некоторой болью женщина признавала, что эльфийке было легче справиться с болью, у нее были дети, о которых нужно было заботиться и которые все еще нуждались в родительской опеке. А вот у нее никого не осталось.
Девушка вспомнила, какой большой ей казалась когда-то ее семья. Ее мать, такая красивая, такая статная, настоящая леди, которая никогда не опускала головы. Она помнила ее темные волосы. Темные, не такие как у нее. Она всегда закалывала их в высокую прическу, выделяя свои острые скулы. Когда она заболела и щеки ее осунулись, ее острые скулы обнажились еще сильнее, приводя в ужас. Ее отец, такой высокий, такой сильный. Когда она была меньше и никто не видел, он усаживал ее себе на плечо и возил по всей комнате, приговаривая, что берет курс на неизведанные земли. И когда он истекал кровью на ранее неизведанной земле в ее объятьях, отец на миг улыбнулся как когда-то в далеком детстве, чтобы навсегда закрыть глаза. И Дерек, ее старший брат, разница с ним в возрасте у них была добрые двадцать с лишним лет и он навсегда застыл в ее памяти таким, каким она видела его в последний раз. Не одетым в богатый камзол на приеме, но в обычной рубашке, стоя на балконе, указывая ей пальцем куда-то на ярко горящие звезды и объясняя, что по этим звездам всегда можно найти дорогу домой. На следующее утро он уплыл вместе с военным кораблем и море поглотило его в своей пучине. Конечно же Тандред, ее маленький братец Тандред, над чьей колыбелью она стояла, заворожено смотря как спит маленький ребенок. Он восхищал ее одним своим появлением и осознанием, что она теперь не самая младшая и есть кто-то, о ком она может позаботиться. А через несколько месяцев, когда ее отправили к Антонидасу и девочка поддалась на уговоры Артаса пробраться в орочий лагерь, она увидела новорожденного орка и единственное о чем могла подумать, так это о том, как же сильно он напомнил ей ее маленького брата. Но стыд не позволит ей вернуться к нему. Она не сможет смотреть ему в глаза после всего случившего и скорее отправиться на новую войну, сгинув как ее отец и старший брат, нежели вернется в Кул Тирас.
Она смотрит на фолиант невидимым взглядом и строчки накладываются одна на другую, но это не мешает ощущать то, как сила просачивается сквозь пальцы, отдаваясь полностью и без остатка, чтобы ярким всполохом обрушиться на комнату, заставляя все содрогнуться от удара невидимой руки.
Вот бы все вернуть... вот бы все вернуть...

Боль имела привычку сжимать в тиски голову. Словно пылающий обруч обхватывать голову и пульсирующей болью растекаться по всему телу. Ее собственное сознание играло с ней нечестную игру, подкидывая воспоминания прошлого и заставляя от этого содрогаться в немом плаче.
Но она не плакала. Плакала маленькая девочка, как в последний раз обнимающая семью, чтобы уехать учиться. Плакала испуганный подросток, что подожгла заклинанием шторки и ей пригрозили отчислением из академии. Плакала юная девушка, которая разрывалась от сердечных метаний, в страхе не осознавая, что ей делать дальше. Плакала юная девушка с разбитым сердцем, впервые ощутившая какого это, быть брошенной. Плакала ученица, над телами убитых детей, которых не удалось спасти от чумы. Плакала странница, навсегда покидающая дом и отплывающая за море. Плакала дочь, отвернувшаяся от отца и обрекшая его на смерть.
А она… она не плачет.
Джайна взглянула в зеркало трюмо, что стояло справа от нее. Бледная кожа, впалые и исхудавшие щеки, синяки под глазами, залегшая на лбу складка от усталости и злости, седые волосы, на еще, казалось бы, молодом лице. И что-то еще. Отпечаток чего-то чудовищного, что пугало ее так же сильно, как и осознание того, что прежняя она уже больше никогда не вернется.
Остатки маны-бомбы изменили ее не только внешне. Внутри нее сидел настоящий монстр. Комок невыплаканных слез, разочарования и осколки ее разбитого сердца, которые теперь окончательно превратились в труху и никто не в состоянии вновь собрать ее воедино. Ее предали… а те кто не предал, пал в городе несколько недель назад. Северная стража осталась за Альянсом, как и еще несколько отвоеванных фортов, которые не выстояли под мощью заклинаний.
Да, она стала сильнее, намного сильнее той прежней Джайны, которой приходилось подолгу копить энергию для очередного удара. Теперь она ощущала, как сила внутри нее струится по венам, перетекает по пальцам. Гаррош, сам того не понимая, не только нажил себе сильного и безумного врага, но и сам дал ей сил.
«То, что нас не убивает, делает нас сильнее» - вдруг вспомнила она одну из старых поговорок. Как никогда верная сейчас. Праудмор ощущала, насколько сильно было влияние. Она осознавала, словно ощущала, что сила эта не только в крови… она у нее в голове. Нашептывает ей, говорит что-то. Это не один голос… десятки… сотни. Кинди, она слышит ее, и Страдалица, она не любила говорить, но тут… Ронин, его голос громче всех и он переполнен все той же ноткой, которая всегда заставляла думать, что архимаг шутит. Но он не шутит…
Джайна сжала кулаки. Голоса все говорили наперебой, но она точно знала, чего они хотят. Отомстить. У нее теперь есть силы… она может. Смахнуть всех врагов одним взмахом руки. И пусть ее будут звать убийцей, пусть будут звать предательницей, да пусть называют как угодно. Главное, что ни в ее голове… они зовут ее по имени. Она не любила, когда к ней обращались как-то иначе. Фамилия слишком помпезная, больше подходит для каких-нибудь званных вечеров. А титул леди… ей ни к чему, без ее города. Теперь она не отличается от тех нищих и обездоленных, сидящих под ступенями храма. Без дома. Без тяги к жизни.
Но что-то отвлекло от размышлений. Джайна подняла голову и увидела нечто. Что ранее не могла нигде лицезреть, хотя иногда и спускалась в темные пещеры с исследователя и каких только тварей там не жгла.
- Что ты такое? – Праудмор поднялась со своего места, на пальцах заискрился огонь. Она ничего не говорила, она даже не подумала… или подумала? Надо научиться контролировать поток новых сил, иначе может произойти что-то непоправимое. Впрочем об этом она подумает попозже, ну а пока...
- У тебя есть… название? Имя? Что-нибудь, с помощью чего я могу обращаться к тебе?