Александр – старший сын в семье Лайтвудов, родился во времена назревающего в Идрисе^[3] восстания. Его харизматичный и радикально настроенный лидер Валентин Моргенштерн и его последователи желали полностью очистить землю от нежити^[4] вопреки существующему Договору^[5]. В итоге затея провалилась из-за того, что часть восставших разочаровалась как в изначальной идее в целом, так и в Валентине и его методах в частности. Родители Алека участвовали в заговоре, но сын – та причина, по которой они, поняв, что дело проиграно, сложили оружие и согласились сотрудничать с Конклавом^[6]. Впоследствии оба были допрошены и наказаны высылкой из Города Стекла в Нью-Йоркский Институт^[7], став его хранителями, имеющими возможность возвращаться на родину лишь по необходимости и очень ненадолго. Валентин был объявлен мёртвым, другие его последователи, исключая сдавшихся, частью были убиты, частью скрылись.
Алек рос в Институте, его мать на продолжительное время оставила обычную деятельность Охотника, занимаясь сначала им, а затем и родившейся через два года Изабель. Разница в возрасте с сестрой была небольшая, но всегда ощущалась существенно, и Алек с малых лет привык чувствовать себя старшим и потому ответственным за неё, что было особенно актуально, поскольку взбалмошный характер Иззи проявлялся с каждым днём всё больше. Более сдержанный и осторожный Александр уравновешивал неуёмное желание сестры немедленно познавать мир всеми способами, что с умопомрачительной скоростью рождались в её очаровательной головке. Лайтвуды были одними из немногих постоянных обитателей Института – другие нефилимы иногда появлялись, однако редко задерживались надолго. Впрочем, родители по долгу службы частенько уезжали в другие Институты и порой брали с собой детей, так что общения со сверстниками, пусть и обрывочного, им хватало. Не слишком коммуникабельному Алеку – так точно.
Через семь лет после рождения Изабель в семье снова случилось прибавление, и теперь уже старшие брат и сестра с удивлением и восторгом наблюдали за самым маленьким из Лайтвудов – Максвеллом. А спустя ещё два года, их компания вновь пополнилась, но теперь куда более внезапно и не столь радостно: погиб друг семьи, Майкл Вэйланд, оставив сиротой своего десятилетнего сына. Алеку перемен не хотелось, и принимать незнакомца в семью тоже. Он ожидал увидеть испуганного, надломленного смертью отца ребёнка, но Джонатан оказался самостоятельным, нахальным, безрассудным и в утешениях совершенно не нуждался. И Алек, вопреки тому что изначально думал сам, был совершенно очарован приёмным братом. Впрочем, как и большинство окружающих – Джейс обладал удивительной способностью притягивать к себе взгляды и, кроме того, неприятности, в которые влезал с завидной регулярностью. В этом он был изрядно схож с Изабель, и Александру стало заметно труднее сдерживать пыл спевшихся на почве обоюдного безрассудства родственников. Казалось, его бесконечные предупреждения и нотации пролетают мимо их ушей, и тем удивительнее было то, что Джейс сам попросил Алека стать его парабатай,^[8] и это был акт бесконечного доверия. Признание того, что самоуверенный Вэйланд, обещающий стать выдающимся Охотником, нуждается в его поддержке и защите. Лайтвуд был совершенно счастлив, и впоследствии даже не мог сказать, когда именно чувство восхищения человеком и братской любви перетекло в нечто иное. Осознав, что именно с ним происходит, парень испугался сам себя, не понимая, что делать с этим внезапным озарением – в обществе нефилимов не принято было говорить о гомосексуальных отношениях и посоветоваться было совершенно не с кем. Впрочем, в этот раз помощь пришла сама. Изабель в свои тогдашние четырнадцать понимала в отношениях куда больше брата, и Алеку иногда казалось, что сестра заметила его чувства к Джейсу даже раньше него самого. С её помощью понять и принять себя было гораздо проще, и он постепенно свыкся как со своим отношением к приёмному брату, так и с тем, что того интересовали исключительно девчонки и вообще, Джонатан не видел ничего дальше своего носа.
Александру было почти восемнадцать, когда привычный уклад жизни – совместные тренировки, обучение, охота с братом и сестрой – рухнул с появлением примитивной^[9] рыжей девчонки, каким-то невероятным образом увидевшей их расправу над демоном. Другой нефилим, может, и не обратил бы на неё большого внимания, но только не Джейс. Ему явно не терпелось влезть в очередную авантюру и, к тому же, чем чаще Кларисса появлялась в их жизни, тем отчётливее Лайтвуд видел, что брат смотрит на неё совсем не так, как на своих бесконечных подружек-на-один-день. Однако даже хуже этих взглядов было то, что Джонатан раз за разом бросался за рыжей чёрт знает куда, и для Алека в этих похождениях места почему-то не было. Брат не давал возможности себя защитить и рисковал жизнью ради той, которая, как выяснилось, капризом судьбы оказалась дочерью Валентина Моргенштерна. В связи с этим сомнительным стал и факт безвременной кончины бывшего лидера Восстания, и в сложившихся обстоятельствах уж точно нельзя было оставлять Джейса одного. Особенно если он собрался за ответами на тусовку к верховному магу Бруклина.
Алек ничего не ждал от этой вечеринки. Ему в принципе не нравилось подобное времяпрепровождение, не нравилась нежить, которой там ожидалось в избытке, не нравилась Кларисса. Зато внезапно – в особенности это было заметно на фоне общего недовольства ситуацией – понравился хозяин лофта, Магнус Бейн. Что делать с проявленным к своей персоне вниманием, Алек не знал – привык, что его не выделяют в компании ярких Джейса и Изабель; и ещё больше не понимал, как быть со своим ответным интересом.
Однако голову тут же заполонили иные проблемы: братец превзошёл сам себя, умудрившись – опять в компании лишь этой рыжей девицы! – влезть в логово вампиров, ради спасения ещё одного её примитивного дружка. Джейс вернулся в Институт по уши в грязи и с вывихнутым плечом, и терпение Алека лопнуло. Он мгновенно и однозначно определил для себя источник проблем – Клариссу. И провёл с ней крайне невежливый и, что самое печальное, крайне неэффективный разговор. Отправить строптивую девушку обратно в её обыкновенный мир не получилось, а вот она сумела изрядно задеть Александра. Он никогда не считал себя трусом, и не получал подобных обвинений от кого бы то ни было, но девчонка была права в одном: он действительно никогда ещё не убивал демона, считая, что занимается куда более важным делом – защитой брата и сестры.
Слова Клариссы отозвались в душе больнее и сильнее, чем заслуживали. И, в иррациональном желании доказать что-то не то ей, не то Джейсу или самому себе, Алек поменял привычный лук на знакомое, но неудобное и никогда особенно не нравившееся оружие ближнего боя. Последствия проявились немедленно: непривычное ощущение не своего места, невесть откуда взявшийся здесь высший демон Абаддон и, как следствие, удар о стену и громкий хруст. Ощущения были такие, словно он переломал себе все кости и запил это горе раскалённым свинцом. И, с некоторыми уточнениями, примерно так и было: изрядно пострадали рёбра, ключица, плечо, челюсть, запястья и внутренние органы, а демонический яд горел внутри, вгоняя то в жар, то в холод. Если срастить кости было делом решаемым, то для выведения отравы из крови впоследствии потребовалось вмешательство Магнуса Бейна. Когда Алек окончательно пришёл в себя, выяснилось, что общие подозрения были не напрасны – Валентин Моргенштерн был жив и желал закончить начатое, заполучив Орудия Смерти^[10]. Кроме того, Кларисса была не единственным его ребёнком, был ещё и сын по имени Джонатан, ранее ошибочно носивший фамилию Вэйланд.
Алеку было всё равно, кто именно является настоящим отцом Джейса – брат был Лайтвудом не меньше, чем он сам и любой из его родственников. Однако далеко не все проявили подобную индифферентность к происхождению сына известного преступника: Конклаву и Инквизитору^[11], что его представляла, этот факт очень и очень не понравился, мгновенно поставив лояльность Джейса под подозрение. Брат был готов доказать свою правоту любым способом, но пререкания привели его не к консенсусу, а к временному заключению в камеру в Городе Молчания^[12]. Алек считал, что одна ночь в замкнутом пространстве пойдёт младшенькому на пользу – ему явно требовалось остыть – но поступивший тем же вечером сигнал бедствия в корне поменял все планы. Когда он, в компании Изабель и Клэри – после взаимных извинений обстановка между ними несколько разрядилась – добрались до нужного места, все его обитатели оказались убиты, а хранившийся там Меч, одно из Орудий Смерти, похищен. Джейс, к счастью, был лишь ранен, но пропажа артефакта усугубила подозрения в его причастности к планам Валентина. Александру не без труда удалось договориться с Инквизитором, чтобы та оставила Джонатана до выяснения истины под надзором спешно вызвоненного им Магнуса Бейна.
С некоторых пор маг занимал особое место в жизни Алека, сколько бы нефилим не отрицал отсутствие между ними каких-либо отношений. Он шёл на поводу у собственных неопределённых чувств, но не находил в себе смелости признаться в происходящем ни себе, ни окружающим.
С помощью книг, хранившихся у Верховного мага, удалось выяснить, что Валентин собирается изменить полярность Меча, сделав его из ангельского демоническим. И, соответственно, использовать против нефилимов. Алек предпочёл бы действовать через одобрение Конклава, но Джейс не был бы собой, если бы поступил так же. Выходка брата стоила ему свободы, и она была ограничена не стенами лофта Магнуса, а серьёзным магическим барьером, поставленным Инквизитором. Она уже пристально следила за всеми, кто проявлял излишнее снисхождение к Вэйланду, однако Александру удалось провернуть освободительную операцию. Большей частью потому, что даже самые близкие не ожидали обмана от прямодушного Лайтвуда, что уж говорить об Инквизиторе, которая совершенно напрасно выпустила его из поля зрения. И на этом её промахи не закончились: Валентин отказался обменять имеющиеся у него Орудия Смерти – Меч и Чашу – на жизнь своего сына и у Конклава не осталось иного выхода, кроме как сражаться. В итоге, победой это назвать было нельзя: Моргенштерн скрылся, чтобы завершить ритуал, а нефилимы понесли серьёзные потери. Алек и сам едва не погиб, но был – снова – спасён вовремя подоспевшим Магнусом. Как понять его и как в связи с этим вести себя Лайтвуд по-прежнему не знал, но решение предстать в качестве источника энергии для порядком обессиленного мага показалось ему достаточно красноречивой благодарностью. Это, во всяком случае, не требовало словесных объяснений, сложить которые в адекватную речь так и не получалось.
За согласованием дальнейших действий, нефилимы дружно отправились на родину. Алеку к тому времени уже исполнилось восемнадцать, и он имел возможность участвовать в заседаниях Конклава. И, чем дальше, тем меньше ему нравилось то, что там происходило. Они казались неспособными противостоять Валентину, приведшему полчища демонов непосредственно к границам Идриса. Для того, чтобы защита Города Стекла рухнула, не хватало только предателя, который мог бы убрать барьер над Аликанте изнутри. И он, разумеется, появился – Охотник по имени Себастьян оказался совсем не тем, за кого себя выдавал и, более того, именно он был настоящим сыном Моргенштерна. Препятствий для демонов больше не существовало, и в городе началась страшная бойня. Впрочем, никак не страшнее того, что Алек увидел в Зале Совета по возвращении: Макс, его девятилетний брат, был окончательно и безнадёжно мёртв. Все Сумеречные Охотники знали, что смерть может найти их в любой момент, и относились к этому как к неотъемлемым рискам своей профессии, но мальчик не только ещё не был полноправным Охотником, он даже не успел толком вырасти. Лайтвуды были разбиты, смерть Макса и многих других ужаснула многих, и Конклав принял решение сражаться, несмотря на ультиматум Валентина, предлагавшего на выбор смерть или передачу власти в его руки. Кроме того, многие небезосновательно сомневались в том, что Моргенштерн впоследствии оставит в живых, тех нефилимов, что, по его мнению, опозорили себя связью с нежитью или примитивными. У Клэри же как раз имелось предложение, как можно использовать неприятие Валентином жителей Сумеречного мира против него самого. А именно, заключить союз между Охотниками и нежитью, создав для грядущего боя межрасовые пары, соединённые соответствующей руной.
В дополнение к прямому практическому значению, для Алека это была однозначная возможность внести определённость в свою личную жизнь. Подходящих слов Лайтвуд так и не нашёл, но они ему и не понадобились: поцеловать Магнуса прямо в Зале Советов на глазах у своих родителей и других нефилимов было достаточным признанием его сущности, чувств и решимости идти выбранным путём до конца.
А потом был бой. Короткий, но наполненный удивительным ощущением взаимодействия с напарником, очень отличающимся от связи парабатай, но оттого не менее эффективным. Союз с нежитью принёс Конклаву победу, оба Моргенштерна были мертвы, и пришло время решать более тривиальные проблемы. Знакомить Магнуса с родителями было существенно сложнее, чем устраивать показательное выступление в Зале Совета, но Алек отступаться не собирался. Впрочем, всё прошло не так уж ужасно, как он втайне боялся, хотя одобрением реакцию отца назвать было нельзя. Да и от других Охотников впоследствии пришлось выслушать неимоверное количество комментариев насчёт его отношений, и многие из них звучали весьма неприятно.
Противостояние закончилось, но последствия и воспоминания оставались, Алеку нужно было отвлечься, забыться хотя бы на время, и он был бесконечно благодарен Магнусу за предоставленную возможность уехать. Кроме того, Лайтвуд действительно толком ничего в мире не видел – путешествия с родителями обычно ограничивались посещениями Институтов – и узнавать мир с новой для себя стороны было крайне занимательно. Но путешествие пришлось прервать: недолгое спокойствие в Сумеречном мире было нарушено чередой убийств, очевидно совершённых с целью не допустить дальнейшего сотрудничества нефилимов и нежити. Встреча с предполагаемой виновной в преступлениях вампиршей оказалась куда более волнительной, чем Алек предполагал – Камилла когда-то была возлюбленной Магнуса, и в тот момент он впервые задумался о разделяющем их бессмертии, о том, что было в жизни мага до него. Бейн о своём прошлом распространяться не спешил, и Александр более не чувствовал себя уютно в обстановке появившегося недоверия и всё чаще случавшихся споров. Отчаянное желание найти выход из положения привело Лайтвуда к договоренности с Камиллой, предлагавшей информацию в обмен на свою свободу. Алек согласился, даже несмотря на то, что его неоднократно предупреждали о коварстве и подлости вампирши. К тому же, убийства и впрямь были на её совести, пусть даже совершённые по указке высшего демона Лилит. И, несмотря на то, что Мать Демонов принудительно отправилась прямиком в своё измерение, она успела приготовить им ещё один сюрприз – вполне живого Себастьяна, правда, исчезнувшего в неизвестном направлении. Отсутствие Моргенштерна, может, и было бы не самым плохим событием, если бы вместе с ним не пропал Джейс. Думать, что эти два события никоим образом не связаны, было бы изрядной глупостью, и Охотники не оставляли поисков – изматывающих и совершенно безуспешных. Алек чувствовал через связь парабатай, что брат жив, но ничего конкретнее, чем «с ним что-то не так», сказать не мог. Что именно было не так, выяснилось довольно скоро, но облегчения не принесло: выяснилось, что Джейс и Себастьян оказались соединены особой связью, и нельзя было причинить вред одному, не сделав того же с другим. Лайтвуд догадывался, что Конклав вряд ли посчитает жизнь брата достаточно важной, чтобы мириться с существованием Моргенштерна и потому нужно было немедленно искать способ разделить их. И он нашёлся – пусть не сразу, ценой большого риска и существенных усилий, но меч архангела был способен разрешить возникшую проблему.
Тем временем, встречи с Камиллой продолжались. Алек ненавидел секреты и то, что таковые в кои-то веки появились у него, но остановиться не мог – вампирша была единственным существом, желавшим поделиться с ним информацией о Магнусе не как о Верховном маге, но как о человеке, рассказать о его прошлом то, чего сам он говорить не желал. Радости не прибавили и поступившие новости о замыслах Себастьяна: он, используя кровь Лилит, мог обращать нефилимов к тьме, совершая процесс, обратный тому, что когда-то начал своей кровью ангел Разиэль. Лайтвуды, при поддержке нескольких других нефилимов и стаи оборотней успели помешать Моргенштерну напоить демонической кровью Джейса и некоторых других, но многие Охотники к тому времени успели превратиться в собственные антиподы. И они, вместе со своим новым лидером исчезли как только связь между Себастьяном и Джонатаном была разорвана. Противостояние откладывалось и у Алека появилось немного времени, чтобы насладиться умиротворением в компании воссоединившейся семьи.
Кроме того, следовало сворачивать и взаимодействие с Камиллой – чем дальше, тем отчётливее становилось осознание, что эти встречи до добра Александра не доведут. Всё равно её предложение было неприемлемым, как бы нефилиму не хотелось быть с Магнусом всегда, но становиться вампиром он не собирался, а сокращать жизнь мага было бы подлостью. Именно это Алек и собирался сообщить Камилле, когда обнаружил в назначенном месте не её, а Магнуса, очевидно теперь знавшего об их с вампиршей встречах. Разговор был тяжёлым и коротким – Лайтвуд даже не успел ничего толком объяснить – и кончился как раз тем, чего он всячески пытался избежать – разрывом. Он знал, что Камилла наверняка извратила его слова и действия, но вина за ошибку от этого меньше не становилась.
Алек ожидал от себя чего угодно: взрывов эмоций, отчаянья или гнева, но не той беспросветной хандры, вылившейся в полное отсутствие каких-либо телодвижений, за исключением механического выполнения своих прямых обязанностей. Оставшееся время он посвящал попыткам связаться с магом при помощи звонков и смс, но усилия пропадали напрасно. И через несколько недель пришлось прекратить, хотя бы потому, что Джейс сломал его мобильный. Пополам.
Александр чувствовал себя совершенно беспомощным и поделиться этим было совершенно не с кем – нужно было быть старим и сильным, поддерживая остальных, у которых было ничуть не меньше поводов для волнений. Утопить себя в повседневных проблемах было не самым плохим из решений, тем более что Себастьян пропадать не спешил и начал претворять свои планы в жизнь. Охотники во многих Институтах подверглись нападению и частью были убиты, частью обращены. В Конклаве царило смятение – воевать с друзьями или родственниками, лишёнными воли и личности казалось немыслимым, но вернуть их в обычное состояние было никак нельзя. Попытка вновь объединиться с нежитью провалилась – во время переговоров фейри предали союз и парламентёры от каждой из рас оказались пленены Себастьяном. Среди них была мама Клэри, её отчим и Магнус. Вне зависимости от того, что произошло между ними, Алек не мог не волноваться за судьбу мага, не зная не только того, что произошло с пленниками, но и где их искать. Однако дверь всё же нашлась – через ту самую обитель фейри, где и свершилось предательство. Демоническое измерение встретило Александра иллюзией – извращённым отражением того, чего он хотел больше всего на свете. Может быть факты и были верны: отец гордился им, Магнус был рядом, Макс был живым – но было в этой реальности что неестественное, неправильное и достаточное для того, чтобы развеять мираж.
Мир был бы чрезвычайно похожим на земной, однако в нём история нефилимов уже завершилась – они были уничтожены из-за собственной гордыни и нежелания сотрудничать с остальными расами. Выжженная пустыня и разрушенный город выглядели крайне удручающими, но Себастьяна это не смущало – он задумал оставаться править здесь, но для полного удовлетворения ему не хватало сестры Клэри. Алек давно перестал неприязненно к ней относиться, девушка была его другом и почти частью семьи, так что он наравне с остальными оставлять её не собирался. Но в итоге помощь так и не понадобилась – Клэри сумела обмануть брата, и более ничего не держало их в негостеприимном мире, но дороги назад не было. И полуживой Магнус, измученный влиянием демонического измерения, пошёл на крайние меры, вызвав высшего демона Асмодеуса, своего отца. Тот и впрямь мог отправить их домой, но бесплатно этого делать не собирался: в опустошённом мире было мало пищи для демонов, а собственный сын и его бессмертие казались ему неплохим десертом. Алек был совершенно не готов вот так потерять Магнуса – можно было бы со временем смириться с тем, чтобы видеть его где угодно и с кем угодно или не видеть вовсе, но оставлять мага здесь в виде демонической пищи представлялось форменным кошмаром. Но самопожертвование лучшего друга Клэри, вампира Саймона, показалось Асмодеусу даже более лакомым кусочком, чем собственный ребёнок, а вишенкой на этом торте стали его воспоминания о Сумеречном мире и всех связанных с ним событий. К тому же, демону досталось ещё и изрядное количество общего чувства вины – Саймон был их другом и все уважали его решения, но Алек не был уверен, что этот парень, ввязавшийся в войну нефилимов почти случайно, должен расплачиваться за их промашки. И всё же при таком раскладе ради возвращения домой никому хотя бы не пришлось умирать.
В Идрисе ощущение напряжённости едва ли отпустило – оставалась ещё целая куча проблем, требующих усилий и времени. Конклав не желал проявлять снисхождение к предателям-фейри, тем самым обеспечивая себе не уважение, а неприязнь; родители разводились; Изабель скучала по потерявшему память Саймону. Впрочем, благодаря магическому вмешательству, он со временем обещал прийти в норму. Были и новые начала и возможности: для Джейса и Клэри, да и для самого Алека тоже – Магнус был готов открыться достаточно, чтобы между ними более не было недомолвок, приводящих к катастрофе, и Лайтвуд обещал себе с умом использовать свой второй шанс.

В прошлой жизни, – обратился Джейс к Алине, – Алек, наверное, был сварливой старухой. Прикармливал девяносто кошек и гонял с лужайки соседских детей.
Ценное мнение младшего брата.

Александр – концентрированный синдром старшего брата, и это распространяется не только на его непосредственных родственников, но и на всех, за кого он чувствует хоть какую-то ответственность. При этом не имеет ни малейшего значения, нуждается ли опекаемый в защите и способен ли Алек разрешить проблему – в такие моменты он перестаёт думать о самом себе. Лайтвуд в принципе никогда не считал себя кем-то особенным, потому и сосредоточен в основном на заботе о близких. Которых также пытается и воспитывать, по мере сил и возможностей читая нотации об осторожности и благоразумии. Стремится оправдывать Ожидания – именно так, с большой буквы, поскольку Ожидания по большей части возлагают на него родители, а семейные отношения для него много значат. По этой причине Алек долгое время скрывал правду о своей ориентации, страшась оказаться разочарованием или, того хуже, позором. Необходимость прятаться породила в нём скрытность, застенчивость и привычку не выставлять эмоции напоказ, вплоть до того, что сдержанность Александра многим кажется излишне переходящей в угрюмость и некоторое занудство. Сам он недостатком серьёзность не считает, предпочитая тем самым уравновешивать своих более эмоциональных друзей и родственников. Всегда предпочтёт правду лжи, в равной степени из-за принципиальности и полного неумения обманывать – Алек как раз из тех, у кого любая сказанная неправда легко читается по лицу – его виноватому и растерянному выражению. Прямолинеен, в чём порой доходит до абсурда, не любит софистики, скрытых смыслов и прочих словесных уловок, предпочитая говорить в точности то, что имеет в виду. В дебрях чужого красноречия, соответственно, тоже разбирается неважно, воспринимая сказанное предельно буквально. В связи с этим Алеку было тяжело усваивать пространные теоретические рассуждения на занятиях, а в его голове вернее приживались простые, сухие факты, годные к применению на практике.
Консервативен, не слишком любит перемены и подозрительно относится к сомнительным экспериментам, предпочитая проверенные методы. Однако новые впечатления приносят Алеку определённое удовольствие, если они в должной мере соотносятся с простой логикой и целесообразностью. Он не так уж много знает о мире вне сферы деятельности Сумеречных Охотников и, не желая пребывать в неведении, старается почерпнуть для себя хотя бы минимальное количество информации. Рационален, осторожен и даже в самой экстремальной ситуации предпочитает сперва подумать – всё равно желающих сломя голову броситься на амбразуру и без Алека хватает в избытке.
Фирменный Лайтвудовский снобизм и частенько отличающее их пренебрежительное отношение к иным расам свойственны Алеку в гораздо меньшей степени, чем многим его родственникам. Так случилось в основном из-за того, что он и сам долгое время чувствовал себя иным, отличающимся, и потому старается в любом существе сначала видеть личность и исходить только из этого, не принимая во внимание наличие клыков, крыльев или хвоста. Мастерски умеет делать себя несчастным, повесив на собственную шею вину за все происходящие с окружающими беды и ещё немного сверху.

Неприхотлив в одежде, что нередко выливается в неряшливость – Алека не смущают потёртости на джинсах, дырки на рукавах и то, что когда-то чёрный свитер вылинял до цвета шкурки полудохлой крысы.
Отличный стрелок, хорошо обращается с луком и арбалетом, однако с рукопашным боем дело обстоит не так радужно. Умения же в области огнестрельного оружия заканчиваются знанием, что на курок нужно жать, а дуло должно быть направлено в сторону противника. 
Носит семейное кольцо – серебряное, с изображением языков пламени по ободку.
Не любит пауков.