Букер вертел в руках фотографию и периодически хмурился, от чего складка на лбу становилась еще заметнее, чем она есть.  Он всматривался в лицо женщины, изображенной на ней, стараясь уловить отдельные черты лица, хотя, на самом деле, ничего такого выделяющегося, за что мог зацепиться глаз, и не было. Таких как она называют миловидными, без изъянов и, к своему сожалению, а может и счастью, без выделяющихся внешних черт, которые обычно въедаются в память.

Ему так и не сказали, зачем она им. Впрочем, он и не спрашивал. Обычно он не работал на таких людей. Обычно он наоборот, посвящал всю свою жизнь поимке и отлову подобных. Да и парень, заявившийся к нему, только взглянув в это лицо с явными азиатскими корнями, перед глазами ДеВитта вспыхнули картины ихетуаней, что до последнего сражались за свою мнимую свободу. Но вспоминал он о прошлом не просто так. Каким-то образом… интересно кто им рассказал… они узнали кто он. И, кажется, абсолютно не опасались его вспыльчивости, ведя себя как хозяева в доме детектива. А он лишь только сжимал пальцы в кулак, борясь с собственным гневом, который, как известно, плохой советчик. Им нужен был кто-то, что обладает «особенными» талантами. Занятно, за все время разговора они так и не упомянули, что в этот промежуток времени ДеВитт уже как лет сто должен быть мертвым. И вообще вели разговор аккуратно, как и положено тем, кто привык за бравадой громких слов скрывать основной смысл.
- Приведи нам ее, и никто ничего не узнает, - холодно произнес незнакомец, протягивая фотографию, прекрасно зная, что Букеру не останется выбора. Он слишком долго хотел пожить в мире, где не будет переплетений вселенных, где он мог загнать свои воспоминания подальше в черепную коробку. Где нет переломов, нет окон, нет крови и нет смертей, включая его собственную.
Он уже привык к тому, что в голове у него воспоминания событий, которых никогда не происходило или которые еще произойдут, а возможно уже произошло, но далеко не в этом мире. Миры держат его крепкой хваткой и пока он жив хотя бы в одном из миллиарда, он будет жить во всех остальных. Ужасное мучение, знать кто ты есть на самом деле и пытаться претворяться абсолютно другим. Нормальным.
Но как бы сильно ему не хотелось пустить пулю в голову наглого и далеко не такого святого, как могло показаться, гостя, приходилось признавать, что окружающий мир далеко не готов к принятию Букера. Точно так же как и он не готов принять этот мир. Быть призраком куда как проще. Хмурым человеком, к которому обычно не подойдешь попросить мелочи. Он привык считать себя изгоем, но все же, частью окружающего пространства. Это Лютес могли чувствовать себя богами и играться с людьми словно с лабораторными мышами в таком состоянии, он же… не мог точно сказать, отчего ему отвратителен подобный расклад событий.
Так или иначе, но в его мире появился кто-то, кто знает о нем настоящем, не боится и, что самое главное, желает использовать, прекрасно осознавая, что отказать ДеВитт не в состоянии. Ведь он так хотел построить хотя бы одну вселенную, где его дочерям не будет ничего угрожать, где они будут нормальными. От воспоминаний вновь болит голова, он ощущает как чужой и одновременно его разум пытается достучаться до него и приходиться вновь напоминать себе, что он не мертв. Он живой. Он дышит. Он тут, в этом мире. Он опять ощущает привкус крови на собственных губах, ответная реакция на его попытку все позабыть.

Сложив фотографию вдвое, он сунул ее во внутренний карман жилета и огляделся. Тихо и мало народа, будет сложно смешаться с толпой, если этой самой пресловутой толпы здесь и нет. Он щурится, напрягая зрения и видит где-то вдалеке ту самую фигуру, что так долго искал. У дамочки нет особого расписания, но спасибо пророку в его голове, что закатывая глаза кричит о божьей каре, он может сказать где она появится, но еще не появилась. Кто-то скажет, нечестный ход, кто-то напомнит, чем больше впускаешь пророка в свою голову, тем больше и сам становишься им, но у него, опять же, нет выбора. И он идет вперед, огибая попадающихся на пути прохожих, задевая одного из них  и слыша в свой адрес нелестные слова, которые, впрочем, он слышал еще задолго до этого. Он все так же идет вперед и, хватая девушку под локоть, начинает подталкивать к ближайшему переулку.
- Идем со мной, Люси, мне кое что нужно, - тихо шепчет он над ухом, сильнее сдавливая ее локоть и подталкивая вперед. Будь это обычная девушка, она бы уже подняла крик, но он уже осознал, что эта барышня далеко не из таких и потому не удивляется ее спокойному поведению. Он лишь только заталкивает ее под тень темного переулка и оглядывается назад, несколько людей лишь только косо посмотрели и пошли дальше по своим делам.
- Ну, мисс, вы себе и нажили врагов, - вдруг усмехается ДеВитт. Ранее такой феерической способностью обладал только он сам, всего за несколько секунд делая из собственных сослуживцев и друзей врагов, которые атаковали его с желанием убить. И, наверное, все же за дело. От воспоминаний опять гудит голова и на этот раз несколько капель крови падают на землю, что жадно их впитывает. Букер, ставшим уже таким привычным жестом, вытирает кровь пальцами и вновь обращается к девушке, словно ничего не произошло. – В моей работе лишних вопросов не задают. Почему бы нам просто не… не пройти в нужном направлении.  Лучше без крика, ненавижу когда кто-то кричит, от этого голова начинает болеть.

Мастером вести диалоги он себя никогда не считал.  Да и вообще предпочитал, чтобы за него говорил кто-нибудь другой. Но все же что сказать он всегда знал, благо жизненные ситуации были разные и он всегда мог быстро придумать что-нибудь. Но одно дело выкручиваться самому, совсем другое наблюдать, как пытаются выкручиваться другие. Их выдают незаметные жесты,  лишнее движение, немного нервное, когда случается, что заговорили о довольно щепетильной для них теме. Женщина же не подавала никакого признака интереса, что заставляло нахмуриться. И говорила она явно без опаски, не особенно беспокоясь о том, что любое ее следующее слово может стать изобличительным.
- Мне плевать, что с ними станет, но свою работу я привык выполнять. – И привык, чтобы за нее платили. В конечном итоге все и всегда упирается в деньги. Они всегда были движимым средством. Вещью, ради которой такие как он шли убивать. И неважно  в какой форме они представлялись – в форме золотых шахт, манящих конфедерацию или же в форме золотого дождя благодетельного пустого бога, которому воздают хвалебные молитвы. Букер не верил ни в каких богов, зато верил в то, что в желании своем не нести за что-то ответственность, люди поверят во что угодно. И эта дамочка тоже была не так уж и проста. По крайне мере, нужно было бы привести кого-то обычного, уж точно бы его не наняли. Не заставили бегать.
Она вдруг вскидывает руку, словно собираясь что-то сделать. ДеВитт ловит себя на мысли, что точно так же делала Элизабет, открывая очередной разрыв. Но никакого светящегося окна, в который он мог бы провалиться, мужчина не увидел. Так что если женщина и пыталась разорвать реальность, то у нее это не получилось. А может, она хотела что-то сделать с ним… ухмылка сама по себе появляется на его лице. Все же есть что-то хорошее в том, чтобы быть навечно проклятым.
- Зря стараешься, я уже мертв. – Он просто пожимает плечами. В любом случае он приведет ее к нанимателям, пусть они удавятся своей жаждой наживы. Он, конечно, мог бы с опаской вопросить себя, а что они собираются делать с миловидной девочкой, но уж точно не то, что обычно выходит из таких раскладов. В конечном счете, необычных девочек берегут. Их называют ангелами во плоти, заставляют на них молиться, а после этого отрезают им крылья и запирают в башне, чтобы там наверху они тянули свои грустные песни. Одной такой он лично когда-то подрезал крылья…
Очередное воспоминание из прошлого приводит к очередному толчку где-то в коре головного мозга. Нестерпимая боль, где-то там, где у всех остальных людей сердце, заставляет скривиться от внезапной боли. Сознание разрывают воспоминания, ему не принадлежащие. Вид огромной башни. И крик… Соловья. Два огромных черных крыла взмывают в небо и он чувствует сильный удар.
И тут же понимает, что лежит на земле. Пока он был в прострации, воюя с собственными воспоминания, девочка стукнула его и побежала, причем достаточно быстро. Букер зло выругался, поднимаясь с земли, и тыльной стороной ладони вытирая кровь, появляющуюся после каждого приступа. Мир приобрел четкие краски. Погоня. То, что у него получается лучше сего, выслеживать, теперь должно отрезвить его и стиснуть рамки его сознания хоть ненадолго. В какой бы вселенной не появился ДеВитт, он всегда умел хорошо делать только две вещи – убивать и искать. И пока же первое не требовалось, а второе очень бы помогло.
Мужчина выскочил из переулка, плечом налетая на какого-то прохожего, уже абсолютно не слушая, что ему там говорят вслед. Его глаза судорожно искали в толпе белую шевелюру и, как назло, не могли найти никого слишком похожего. Черт, а ему казалось, что блондинки сейчас далеко не редкость. Он в очередной раз ругается себе под нос. Кажется его обманули. Сжимая руку в кулак, он ощущает, как кровь начинает закипать и искры… Букер успокаивается, не хватало еще нанести кому-нибудь из прохожих вред. Он опять идет в ближайшую подворотню, на этот раз уже успокоившись, озираясь, наблюдая, чтобы никто не последовал за ним. От злости и негодования силы внутри него бурлили и закипали. Злость, конечно, худший советчик, но когда он в ярости, то энергетики всегда действовали намного лучше. ДеВитт присаживается на край деревянного ящика, недовольно морщась от царящего тут запаха. Ладно, бывало и хуже. Вытягивая вперед левую руку, Букер наблюдает за тем, как кожа на пальцах чернеет, как ногти превращаются в серые когти, а черные перья начинают расти очень быстро. В следующий момент на руку приземляется большая ворона с ярко-алыми глазами. Хищная, голодная, она смотрит на него, ожидая чего-то. Буер всматривается в ее алый глаз, размышляя, поймет ли его птица. Впрочем, если фанатики Леди могли тренировать ворон, то почему он не может. Птица в очередной раз вертит головой, после чего, оглушительно каркнув, взмывает в небо. Ее огромное черное тело некрасивым пятном вспарывает небосвод.
- Ищи, ищи ее для меня. – Букер прячет левую руку в карман брюк, на всякий случай сильнее опуская рукав рубашки, закрывая черные перья. Энергетики Финка штука очень полезная, но, к сожалению, недолговечная. Да и громкое карканье птицы очень быстро стихает, заставляя ДеВитта быстрее выйти из небольшого закутка и широким шагом направиться вперед, туда, куда его вела черная тень на небосводе. Он никогда не задумывался, откуда прилетают вороны, они просто есть, просто здесь, прилетают каждый раз, стоит только кинуть немой клич. И улетают так же быстро.
Букер идет вперед, ускоряя шаг, чуть ли уже не бегом, толпа людей медленно редеет, оставляя больше простора для маневров. А он все так же выискивает в толпе того, кто по идее ему ничего не сделал, но уже смог взбесить. Главное упокоиться, все же бить ее в планах ДеВитта не было, но в своем гневе он и сам не мог контролировать действия тела. Слишком был подвержен импульсу и секундным порывам. В следующий момент взгляд наталкивается на знакомую одежду. Это в какой она момент успела напялить парик? Впрочем, Букеру это не интересно. Черный ворон каркает еще раз и пикирует вниз, врезаясь в плечо женщины и цепляясь когтями за ее одежду. Кто-то из редких уже прохожих кричит. Ворон каркает еще раз и, оторвав от одежды клок, взмывает на крышу здания, сверкая своим кроваво-красным глазом. Вороны Леди никогда не были животными в простом понимании. Скорее демонами, проявлением всей ее ненависти и горя разбитого сердца. А еще они жаждали крови… много крови.
- Какой кошмар, девушка, вы в порядке? – Букер опять вцепляется в локоть Люси, всем своим видом проявляя беспокойство. – Ох уж эти птицы, от голода совсем одурели. Пойдемте, я вам помогу.
Хреновый бы вышел из него актер, впрочем, Комсток внутри его головы тут же скептически заявляет, что все это дело практики. А Букер тянет ее на этот раз уже к скамейке, под тень каштанов. Там они смогут и поговорить, и при этом наличие зрителей резко отобьет охоту у этой барышни кидаться в него всяким на глазах посторонних.
- Ты все еще не поняла? Я не просто человек. Я тебя везде найду. И лучше не зли меня, иначе… - он вытаскивает левую руку из кармана, черным когтем тыкая ей прямо в нос, - тебе не понравится то, что ты увидишь.

Запугивать было его основной работой. Выбивание долгов из других, тоже часть его работы. Применение силы, ради навязывания своих убеждений, о, этому его научили еще в армии. Он был в этом просто ас, да и, признаться честно, ничего другого он просто не умел. Конечно были вселенные, где он смог примириться с собственным Я, где принял удары судьбы как должное. Его жизнь там была хороша, уж точно лучше, чем в других вселенных. Но она была всего одна на другие миллионы, где он все так же смотрел на свои руки и видел, как с них падает чужая кровь. Настолько привычный запах и настолько привычное ощущение, что он уже более никогда не вздрагивал, да и считал это проявлением слабости. 
Обычно на энергетики у людей более оживленная реакция. Не считая людей Колумбии. Конечно, там баночки с чудо-препаратами продавались на каждом шагу и посреди фабрики Финка стояла позолоченная статуя его самого, успешного и юркого. Но в других мирах, где в небесах не парил волшебный летающий город, вид энергетиков заставлял людей как минимум усиленно хлопать глазами. Букер любил ворон, они никогда не подводили, с тех самых пор, как он впервые увидел, как черная птица села ему на руку и взглянула своим красным глазом в зале мемориала Леди, и до самого последнего момента. Птицы были живыми, в отличие от всего остального, да и их применение можно было свести к простому птичьему бешенству. А вот объяснять, почему ближайший человек подскочил на несколько метров вверх было уже сложнее.
- Я еще и не пугал. – Тихо прошипел Букер.
Физическая расправа редко помогает, дави психически – подсказывал ему Комсток в голове. Уж он-то был в этом спец. Пророк божий был настоящим палачом, который с помощью слов мог заставить страдать стольких людей. В голове Букера были воспоминания, где его жестокие, но резкие слова, заставляли людей падать на землю в поклоне, а то и хвататься за оружие. Он помнил, насколько был опасен Закари, если ему давали право говорить. В этом Букер мог у него поучиться, но уж слишком сильно было отвращение к собственному альтер-эго, которое так и норовило вылезти вперед. Он знал, если дать ему хотя бы одну поблажку, он попытается выбраться, захватить сознание. И что останется от Букера ДеВитта? Только имя. На его место придет Закари Комсток.
- Я тот, кого приглашают, когда другие варианты исчерпаны. – Холодно говорит Букер. Что-то рассказывать он не собирается. Да и что он может рассказать. Его мир это переплетение сотен вселенных, в которых он умирал за свои грехи и за свои поступки, порой от собственной же руки. Он помнил, как сжимал горло Закари, как бил его и какое удовольствие ему это приносило. Ему не хотелось останавливаться, слишком… слишком знакомыми были глаза, в которые он вглядывался. Слишком похожим он был на него. А пророк только улыбался и, казалось, был даже рад, что Букер пришел за ним. И когда он захлебывался в собственной крови, ДеВитт взглянул на стену и увидел выгравированное изображение купели, в которой он его утопил. Комсток знал, что другая часть его собственного сознания придет убить его. Он знал это и все же остался. Наверное осознал, что бежать некуда. Или же знал, что заслужил.
- Букер… - недолго подумав, сообщил он женщине, - зови меня Букер ДеВитт.
Произносить собственно имя было тяжело. Язык не поворачивался вытянуть звуки, складывающиеся в два слова, которые, сами по себе не имели смысла. Имена бывают разные. И не только они. Да и рассказывать что-либо девочке было очень странно. По крайне мере, случись с ней что-либо, в этом, в прямом смысле, будет виноват он. Ну а с другой еще один грех в его копилку не убавит и не добавит.  В любом случае, если ад и существует, то он уже в нем.
- Это люди, с которыми такие как ты не должны были иметь дело с самого начала. – Говорить отдалено ДеВитт умел лучше всего. – В любом случае, придется расплачиваться… за чтобы то ни было.
Платить по долгам больно, порой просто невыносимо. Уж он-то знает. Долг всей его жизни никогда не будет уплачен, хотя бы потому, что во скольких вселенных он бы не появился, время вспять назад не обратить и своих ошибок не исправить. Кто знает, что натворила эта девушка, что ее так активно ищут. В любом случае все это теперь неважно, по крайне мере для него. Он уплатит свой внезапный долг и вернется к обычной жизни, фикцию которой он пытается вести. Хотя и понятно, что они никогда не станет тем добропорядочным служителем закона, о работе которого всегда грезил, его выкинули оттуда и Пинкертон со своими жесткими мерами стал ему пристанищем. Он никогда не станет хорошим мужем, хотя бы потому, что каждый раз жена умирает и он ничего не может с этим сделать, смотря на то, как бледнеет ее лицо. Он никогда не сможет стать святым, которым ему предрекал быть святой дух, хотя бы потому, что безумие охватывает его разум. Ему никогда не быть хорошим отцом, хотя бы потому, что собственное дитя ненавидит его и заслуженно.
- Идем. – Он кивает в сторону высотных зданий. – Тебя уже ждут.

Букер обладал той степенью терпения, а вернее, полного его отсутствия, когда заводишься от любого последующего действия. И все же, остатки самообладания, взращённые благодаря его скоротечному, но все же отцовству двух маленьких девочек, помогали ему в данный момент не выходить из себя. Было два варианта: либо эта женщина просто храбрится, либо ей действительно все-равно, что ее, в некотором роде, ведут неизвестно куда и неизвестно для каких целей неизвестно каким людям. В любом случае он ожидал всего что угодно - убеждений, что все не так, как он думает, что это не она, что она ничего не делала. Он ожидал угроз, криков, слез, попыток брыкаться или позвать на помощь в людном месте, но всего этого не было. И это наводило на мысль – а не выйдет ли это для самих нанимателей боком? Впрочем, ДеВитту было все-равно, он не особо хотел жалеть этих людей, они не казались верхом порядочности, да и чем меньше  граждан знает о нем правду, тем лучше им самим. Конечно эти люди в ряду своего скудоумия, как выразилась бы Розалинда и никогда не покидающий ее братец, он в этом просто уверен, даже не осознавали насколько далеки от правды в своих предложениях. Они считали, будто Букер какой-то преступник, который использовал имя и личность умершего сто лет назад ДеВитта для каких-то своих афер, а может для того, чтобы скрыться. Он бы послал их куда подальше, не упомяни они при этом его дочерей. Букер обещал, что больше больно им не сделает и никому другому не позволит творить подобное. И тяжело дыша, он, все же, дал согласие.
Девушка не сопротивлялась и готова была пройти с ним, что заставляло  одновременно выдохнуть и насторожиться. На душе опять скребли кошки: от собственного поступка, что жертвует кем-то, лишь бы опять прикрыться; от того, что опять позволяет судить кого-то не вдаваясь в подробности; от того что ну не может все быть так просто.
- Ну  идем, - Букер поднялся со своего места, предлагая девушке руку, будет проще, если они будут выглядеть как на обычной прогулке, нежели как конвоир и заключенный.
Его терзали сомнения, которые, впрочем, постоянно перебивались сотнями голосов. Его собственное Я разбитое на сотни составляющих, рассеянное, глубокое, слишком многогранное чтобы даже он в нем что-то понимал, постоянно подкидывало ему новые и новые вопросы о его собственной личности. Обычно он заливал эти голоса внутри головы алкоголем, но в последнее время и он не помогал. Да и Элизабет приноровилась выкидывать бутылки в мусорку, а ему было слишком совестно возражать девочке. Так и жили – пряча своих демонов по темным углам и не желая о них разговаривать. Да и смысла не было, все и так было понятно – он, Букер ДеВитт, уничтожил сначала свою жизнь, смешав ее со звездной пылью и молекулярным сознанием вселенных, а после проделал тоже самое  со своей дочерью, которая была его главным подопытным кроликов в этих экспериментах над собственными телом и разумом. И, как и каждый ребенок, она, даже не смотря на всю причиненную боль, всегда возвращалась к нему, словно по-другому и быть не должно.
- Так… что же ты сделала такого… Люси? – Букеру надо было отвлечься, он провел ладонью по волосам, стараясь отогнать собственные мысли куда-нибудь далеко. – Меня за кем попало не посылают, так кто же ты? Поверь, я в своей жизни много чего видел и поверю во все, что мне скажут, это уж точно.
Он ухмыльнулся. Расскажи он кому-нибудь свою историю его отправят либо в вытрезвитель, либо в психушку и неизвестно еще что хуже. В любом случае он помнил дом Комстока и больных, страдающих от того же, от чего страдал сейчас и он. Быть таким же психом он не хотел, но видят все существующие боги, порой очень хотелось поехать с катушек и лишь только несколько веских причин не давали ему это сделать.
Приятные улочки шумного города сменялись темными переулками. В чем-чем, а в картографии он разбирался просто прекрасно и умел ориентироваться в незнакомых местах, полагаясь на интуицию и глазомер, прикидывающий примерное расстояние. Это выручало ДеВитта еще в армии и сейчас тоже неплохо помогало.
- Мы пришли, - Букер остановился у одной из сверкающих высоток, смотря куда-то наверх. Увидевшие его охранник на входе уже спешил что-то сообщить через очередное изобретение человечества, что Букер свое задание выполнил. Сам же мужчина ощутил, как сильно кобура оттягивает ему плечо. – Если хочешь, я могу тебе помочь, но ты должна будешь мне пообещать кое-что. Никому и никогда не говори о том, что здесь произойдет, хорошо?

У Букера был дурной характер, тяжелая рука и непрекращающееся чувство вины, которые в своем коктейле делали из него одновременно и хорошего детектива и плохого человека. Общаться он не умел, увы, ему было проще выполнять приказы, в крайнем случае отдавать их, хотя последнее он не очень то и любил. Букер помнил каждую свою жизнь, пережитую в разное время и с разными вариантами события. Он помнил свои смерти, он помнил, как истекал кровью, проткнутый насквозь буром Большого папочки, а Салли, его Салли, прижималась  к его руке и просила забрать от плохого человека. Он помнил, как его легкие сдавливала вода, при каждой попытке вздохнуть лишь занимающая еще больше места, а так же приглушенный крик собственной дочери, Элизабет одновременно и страдала и ликовала от происходящего. Он помнил тяжелые удары, обрушивающиеся на его лицо, у Дейзи всегда была тяжелая рука. Он помнил жар в районе груди, и растекающееся алое пятно. Он помнил все и, казалось, его нельзя уже ничем удивить.
Блондинка проворачивали свои фокусы настолько легко, что ДеВитт предпочел отойти в сторону. Что он выучил у Комстока, так это то, что нежели происходит чудо, просто отойди в сторону и погляди на его плоды. Без особого сожаления, да и, признаться честно, без каких либо особых чувств, он смотрел на то, как люди отлетают в разные стороны. Хотя, по его соображениям, проще их было бы убить. Он никогда особенно не заморачивался об особенностях жизни после смерти. Там нет ничего. Абсолютно. Никакого бога, взирающего на тебя с пухлых облаков или всевидящего ока. И так проще всего. Уж он то знает.
- Знавал я ту, кто мог такое проворачивать и с которой провернули кое-что очень ужасное, - Букер взглянул на блондинку внимательно, задавать лишние вопросы, это получать лишние ответы, которые он абсолютно не хотел знать. Хватит с него знания о других, в себе бы самом разобраться и в том, кто он есть на самом деле. Солдат ли он, потерявший смысл жизни без приказов; пророк, лишившийся божьей благодати; детектив, навеки погрязший в грязной жизни других; отец, заставивший родное дитя себя ненавидеть; а может просто человек, который не в состоянии умереть. – Все очень плохо кончилось.
Войдя в лифт, Букер  присмотрелся к девушке еще раз. Все части тела были на месте, значит тут точно не манипуляции с разрывами, где одна часть остается в одном мире, а другая в другом. Впрочем, Лютес тоже казались вполне так собранными, что и не скажешь, что они подорвались в своей собственной лаборатории. Но ученые больше напоминали призраков, появлялись и исчезали слишком быстро, игрались с пространством словно дети, игрались с ним, потому что он был единственным маяком в пространстве и времени, за который они могли уцепиться и не потеряться. Наблюдают и анализируют. Даже сейчас. Захотелось выругаться. А лучше кого-нибудь убить.
- Слушай, я тут подумал… - ДеВитт достал револьвер и взвел курок. – Ты вся такая сильная и чуть ли взглядом ложки не гнешь, мне не кажется, что они пригласили тебя сюда только лишь для того, чтобы ты перестреляла все их остатки. Не считаешь?
Цифры на табло неумолимо стремились к самой высокой отметке, как бы Букеру хотелось уметь останавливать мгновение, как это делала Лиз. Увы,  но дочь от него унаследовала лишь свой упертый характер, который проявляется слишком часто и из-за которого она все еще слишком далеко.
- Они знают не только про тебя, но и про меня, а я… мне есть, ради кого волноваться. – Мужчина скрипнул зубами, на исповеди он никогда не ходил, больше их вел, в одной из своих сотен жизней, и точно знал, что исповедоваться, это не поговорить с кем-то наверху, это просто монолог с самим собой. – Сказали: «приведи девчонку, и мы в расчете», даже не подозревая, насколько это иронично звучит. А может это мое проклятье, не знаю. Скорее всего просто второе. Потому что… потому что я хочу быть человеком. Настоящим человеком. Не хочу просыпаться от того, что в очередной раз вспомнил, как убивал людей, которые в этом мире даже не родились. Не хочу вспоминать, кем бы я мог стать, сверни я не туда в своей жизни. Я не хочу помнить, почему родная дочь меня ненавидит…
Он смотрел в стенку и Комсток внутри головы сокрушенно повторял одно и то же. Что ж, хоть в чем-то пророк был прав – исповедь не помогает, если ты знаешь, что там наверху тебя никто не слушает, а здесь внизу никому не интересно. Он лишь только  взвесил в руке револьвер, к тому самому моменту, когда лифт зазвенел и створки раскрылись. Букер махнул левой рукой, ощущая, как что-то невидимое раздирает его кожу, заставляет лопнуть и обнажить напряженные мышцы руки. В следующий момент, стоящие в коридоре люди подлетели к потолку и ударились об него, тут же падая на пол. Это не должно было быть смертельно, по крайне мере, ДеВитт, из всех своих чудесных привитых способностей, использовал самое безболезненное. Что-то подсказывало, что если заставить их гореть, будет куда как сложнее.
Проходя мимо одного из валяющихся на полу, что активно гнусаво ругался и прижимал ладонь к носу, Букер лишь только пнул его, чтобы не мешался, услышав в свой адрес еще больше брани. Рука горела, собственная кровь медленно капала с пальцев на белый пол из раскрытых ран, что как трещины по сухой земле, проходились все выше и выше. Толкнув двустворчатую дверь, детектив недолго думал, стол был прямо перед ним, как и человек, что сидел за ним и был знаком ДеВитту. Он предпочитал действовать по старой схеме и, недолго думая, выстрелил в мужчину, заставляя того взвыть от боли и свалиться на пол, зажимая бедро.
- Жить будешь, не ной. – Не особенно обращая внимание на крики, произнес он, кивая Люси. – Ну, теперь можешь поболтать.
В чужие разговоры и чужую жизнь он старался не лезть, как только мог и потому занялся своим делом, выворачивая все ящики стола в поисках чего-то дорогого и родного, покуда, не раскрыв одну из папок, не извлек на свет то, что так долго искал. Рисунок, сделанный так давно и так старательно, на желтом пергаменте угадывались плавные черты молодого женского лица и хоть набросок и был сделан углем, Букер мог точно сказать, что глаза у девушки были голубыми. ДеВитт щелкнул пальцами и легкий огонек быстро пожрал изображение, точно так же, как и остальные фотографии в папке.
- Мы пытаемся защитить собственных детей, - словно оправдываясь, сообщил он девушке, - самой высокой ценой. Даже если они этого никогда не узнают и не оценят. Даже если это единственное, что у тебя от них осталось. Лучше прожить всю оставшуюся жизнь в одиночестве, чем знать, что кто-то может ему угрожать. А вообще... не бери в голову. Из  нас двоих ты как-то более человечна, даже не смотря на то, что порой ведешь себя как холодная тварь. - Букер позволил себе выдавить подобие ухмылки. - Опять же, без обид.