Теплый свет факелов, висящих на стенах, пляшет на высоких каменных сводах. Несмотря на то, что осень уже во всю пользуется своими правами, большинство частей замка буквально источает тепло от своих стен. Но там, где я сейчас нахожусь, от стен исходит лишь запах сырости и пробирающий до костей холод. Мне хочется верить, что во всем виновата энергетика. В нашей башне она дружественная, теплая, по-домашнему уютная. В гостиной постоянно звучит смех, мирный шепот и треск лежащих в камине поленьев, а из комнат раздается мелодичное пение и доносится запах невесть откуда взявшейся свежей выпечки. Здесь же все иначе. Энергетика мрачная, напряженная, скользкая, пресекающая весь оптимизм на корню. Как змея, подготовившаяся к броску. Я нервно усмехаюсь подобному сравнению. Ведь этот утекающий вечер я предпочла провести в коридоре, ведущем в подземелья самого стервозного факультета во всей школе.
Вы можете смело назвать меня сумасшедшей, но я попытаюсь себя оправдать. Во-первых, меня сложно заметить: я стою в неосвещенной нише за натертыми до блеска доспехами. Во-вторых, я предварительно приняла зелье, завалявшееся в пятом измерении моей маленькой сумочки. В старом томике оно имело название «зелье шпионажа». Я сделала его, кажется, около года назад в качестве дополнительного задания и с тех пор прочно забыла о нем до сегодняшнего вечера. Правда, в его приготовлении я явно оказалась не на высоте, а потому сейчас больше напоминаю прозрачного призрака. Этакий умерший параноик, прячущийся за рыцарским облачением. Ну и, в-третьих, у меня есть причина для подобного безумия.

Существует не так много вещей, за которые действительно стоит рисковать своей шкурой. Но жизнь Дамблдора, несомненно, одна из них. Никто из нас троих даже не задумывался, когда узнал о нависшей над директором угрозе и об этих странных посылках, содержание которых никак нельзя назвать безобидным. Широкие конверты из шершавой бумаги появляются на столе директора каждый день, обходя любую защиту. Как - не может понять никто из учителей. А если и может, то боится показать собственную осведомленность в подобных делах - эта магия явно не из известных в приличных кругах свитков. Конверты здесь играют лишь роль обертки - весь ужас скрывается за ними. Этакие ящики Пандоры, которым не требуется желание адресата для открытия. Их удается нейтрализовать, но с каждым разом на это уходит все больше сил. Мы единогласно решили, что сделаем все, чтобы оградить директора от смертельной опасности. Потому, что мы его любим. Потому, что он - наша опора. Он никогда не подводит, оказывается рядом, когда нам так нужна поддержка. Но ведь порой помощь нужна и ему самому.
Тогда же мы начали наблюдать за всеми чистокровными. Сомнений не оставалось - это их рук дело, а точнее, одного из них. Главным вопросом стал выбор виновника их всех носителей родовых реликвий. Мы могли долго гадать, анализировать и строить гипотезы, но я почему-то решила отказаться от привычных мне методов. Решила спонтанно, прогуливаясь перед сном по самым отдаленным уголкам этого величественного замка и дойдя до злосчастного коридора, спускающегося в подземелья.

Слежка - явно не мое. Это я поняла, когда первый ученик прошел мимо доспехов. Тогда я почувствовала, как холодеют кончики пальцев от страха и как предательски громко отбивает ритм мое сердце. В какой-то момент мне даже показалось, что удаляющийся первокурсник услышал этот стук и приготовился обернутся. На мое счастье, этого не случилось. А ведь реши он в тот момент заглянуть за свое плечо и меня бы непременно хватит приступ. Сейчас я мысленно ругаю себя за столь опрометчивое решение поиграть в детектива. Могла же изготовить исправное зелье, воспользоваться мантией-невидимкой Гарри, позвать с собой друзей с верой в то, что вместе мы уж точно выберемся из любой передряги. Да и на что я надеялась, вставая в эту нишу? Да, посылки приходят Дамблдору каждый день, но ведь отправитель не обязательно занимается ими ночью, а уж тем более выходит для этого из своего крыла замка. Я могла подумать об этом и раньше, когда собственный план казался мне таким безупречным. Но нет же. «И почему все считают тебя умной? Ты просто дура набитая!» - я мысленно даю себе подзатыльник и также мысленно обзываю себя еще худшим словом. Надо сказать, обзываю незаслуженно - из дальнего конца коридора слышится едва различимый звук шагов.

Мой внутренний диалог прерывается на панической мысли: «Идет!». Кто и зачем - не знаю. Быть может, это просто ученик, решивший побродить по темным коридорам. Сумей я справиться в охватившим меня оцепенением и бросить взгляд на свой часы - эта мысль ушла бы из моей головы окончательно. Время прогулок закончилось вот уже пять минут назад, дав отмашку учителям для патрулирования. Но я не в силах даже моргнуть - мне кажется, что и этим я способна привлечь внимания приближающегося. Я лишь во всю таращусь на полосу света в мрачном коридоре, ожидая, когда в ней появится ночной гость.
Мое сердце сбивается и замирает, когда блики пламя охватывают высокую мужскую фигуру. Темные волосы, желтое лицо, большие глаза на выкате. Я видела его раньше, но никогда не выделяла среди прочих. Оказывается, зря. Хочется выбежать прямо сейчас, поднять тревогу, призвать на помощь. Но вот только на основании чего? Максимум, что заслужил этот парень на данный момент - выговор за столь позднее шатание по школе. У меня просто нет доказательств. Не только для других, но и для самой себя.
Ведь через пелену суетливой паники я чувствую сомнение в своем успехе.
Звук его неторопливых шагов эхом отдается в моей голове. Кажется, я перестала дышать. Я позволяю себе медленно выдохнуть лишь тогда, когда долговязая фигура скрывается за доспехами. Его походка слишком развязна, заторможена и воровата. Это настораживает, но все еще не дает повода призвать преподавателей. Признаться честно, я предпочла бы, чтобы все мои догадки оказались фальшивкой. Просто мальчик, пятикурсник, потерявший счет времени. Тогда бы мне не пришлось следить за ним, тогда бы я просто дождалась его ухода и со всей прыти бросилась бы в башню. Да, в башню, в до боли знакомую и родную.
Но что-то напрочь отвлекает меня от подобных мыслей. Поначалу это - снова оказавшаяся в поле зрения мальчишеская фигура. А затем - шорох длинной мантии и шелест бумаги. К его ногам, выскользнув из-под школьной формы, ложится широкий грязно-желтый конверт. Стопка подобных уже лежит на столе Дамблдора.
До сих пор я была уверена, что смогу сдерживать себя в любой ситуации несмотря на исход. Признаться, я уверена в этом и сейчас, когда подношу ладонь к открывшемуся рту. К горлу подступает крик, но я подавляю его, пусть и не без труда. «Это он! Он!» - осознание успеха вперемешку со страхом пьянит, сбивая с толку. А ведь я даже не знаю его имя. - «Представишься перед Дамболдором!» - раньше я не замечала за собой мстительности, но сейчас мне хочется порвать этого парня. Злость сменяет собой все прочие эмоции и чувства, включая осторожность. Я отклонюсь в сторону, желая увеличить себе обзор, совершенно забыв о том, что к экипировке рыцаря прилагаемая еще и высоченное копье. Его древко упирается в мой висок, а затем вдруг начинает крениться в сторону. За секунду до его падения я молю Мерлина повернуть время вспять.
Перестук упавшего копья разносится по коридору, нарушая таинственную тишину. К нему прибавляется еще один звук - шипение подростка, уже успевшего спрятать поднятый конверт под мантию. Что-то внутри меня обрывается, подобно долго натянутой нити, и я начинаю понимать всю точность выражения «сердце ушло в пятки». Зажмуриваю глаза, в надежде, что зелье скроет меня. Но лишь на секунду, потому что сама прекрасно понимаю - оно не поможет. Более того, срок его действия истек. Понимаю и делаю шаг вперед, выходя из-под ниши на свет.
- Ты что тут делаешь, гриффиндорка? - его голос сочится фальшивой уверенностью. Он тоже пытается обмануть себя. Хватается за мысль, что я могла попросту не заметить. Что же, мне приходится его разочаровать.
- Этот же вопрос у меня есть для тебя, - мы, кажется, соревнуемся в наигранном спокойствии. Хорошая новость - я лидирую. Я не дрогнула ни единой мышцей лица, не сбилась, не начала мямлить. Я звучу жестко и напористо. Так мне кажется. Он пожимает плечами.
- Это наша территория, не находишь, Грейнджер? - я мысленно удивляюсь, что он осведомлен о моей фамилии и даже сумел ее запомнить. Но внешне я остаюсь непоколебима, только пальцы нервно зажимают край тонкого рукава кофты.
- Хватит заговаривать мне зубы, - после сказанного мной он мгновенно меняется в лице. Взгляд теряет последние искры детской беззаботности, губы сжимаются в сплошную белую полосу и начинают странно подрагивать. В этом преображении нет ничего воодушевляющего. Моя рука автоматически тянется к карману джинсов, в котором покоится палочка. Пальцы привычно сжимают шершавую поверхность, но не успевают что-либо предпринять. Яркий, стирающий реальность свет бьет в глаза. Он оказывается быстрее. Чувство обиды за саму себя, чувство близости цели, которую так и не суждено достичь. А затем - пустота.
Последняя мысль, промелькнувшая перед обмороком: «Глупо».
Пожалуй, это емкое слово можно считать девизом сегодняшней ночи.

Отредактировано Hermione Granger (2014-11-25 20:49:43)

Пустота. Как описать пустоту? Уж точно не словами - подходящих нет и не будет. Да и жестами вряд ли получится. Изобразить? Будь у вас хоть ведро черной краски или великий Квадрат Малевича - не получится. Нельзя передать то, чего нет.
Пустота, беспамятство, «выключенный» режим. Спасибо долговязому за вновь пережитые ощущения. А точнее, за их полное отсутствие. Именно эта глупая мысль возникает в опустевшей голове, с трудом просачивающаяся через знакомый голос. Знакомый? Я все еще не открыла глаза, а потому не знаю, радоваться или нет.
Вспышка. Яркая, выжигающая, прямо как в тот раз. Но теперь она не превращает меня в овощ. Напротив, прогоняет тьму, помогая частично завладеть собой. Я едва шевелю пальцами, нащупывая под ладонью рельеф холодных каменных плит. Холод отрезвляет, и я вздрагиваю так резко, что выступающие заостренные неровности стесывают подушечки пальцев. Боль, пусть и пустяковая, также делает свое дело. Вслед за ней приходит страх. Где я и кто меня так любезно привел в чувство? Все обошлось и за мной теперь бережно ухаживают? Или же враг просто решил полюбоваться на мое отчаяние? Судя по тому, какое ледяное и не особо комфортное у меня ложе, первый вариант отпадает сразу. А вот второй... Хочется верить, что он отправляется следом, однако логика недовольно топает ножкой.
Желая поскорее найти ответы на свои вопросы, я распахиваю глаза. Опять же, слишком резко - еще с десяток секунд мне приходится любоваться на расплывчатые пятна, никак не желающие сформироваться в четкую картину. Как художник, пусть и не ярко выраженный, я подмечаю палитру цветов. Серый, черный, зеленый... Ничего утешительного, хоть прямо сейчас подписывай себе приговор. Лишь после я замечаю белое сияние. Словно первый снег на унылом осеннем ландшафте. Глупо, но это сохраняет хотя бы пару моих нервных клеток.
Я пару раз моргаю, заставляя глаза наконец-то сбросить с себя мутную пелену. Первое, на чем останавливается мой взгляд - светлое пятно, оказавшееся волосами. Слишком светлыми, чтобы начать вспоминать всех блондинов. Мне становится дурно. Я молюсь всем Богам, которых только знаю, но вместе с этим понимаю - бесполезно. Поздно, слишком поздно взывать к высшим силам и просить спасения - Дьявол уже тут.
Было бы у меня время, я бы непременно поразилась своему везению, попутно припоминая все конфликты с госпожой Фортуной. Но сейчас в голове моей всплывает лишь один вопрос: «Почему все так?».
Опускаться ниже, к лицу, не хочется. Потому что он уж точно смотрит. Я это понимаю по сверлящему ощущению где-то в области груди. Но прятать взгляд и тем самым лишь утверждать его превосходство... Желание доказать, что не все находятся у подножия его личного пьедестала, в какой-то момент занимает доминирующую позицию. Я буквально за мгновение переношу свое внимание на его лицо. Смотрю на переносицу, на тонкий шрам, чтобы в эту же секунду не захлебнуться в море злорадного торжества и насмешки. Я уверена, что именно им сейчас наполнены эти глаза.   
- Малфой, - начало относительно уверенное для той, что загнана в угол, - ты, - даже не договариваю, ведь все понятно и без уточнений, - Я думала, что Гарри настаивает на твоей кандидатуре лишь из-за личных побуждений. Ошибалась,  - я искренне верю, что он причастен к покушениям, как в это верят мои друзья. Теперь верю. Раньше я действительно списывала его со счетов. И не стоит думать, что я вдруг посчитала его неспособным на подобную подлость - я хоть и люблю сказки, но живу не в них, чтобы поверить во внезапное исправление. Просто слишком уж часто его фигура мелькает, как тень, рядом с неприятностями. Обвинять во всем его просто надоело. Но сейчас... Сейчас я готова повесить на него все грехи людские. Заслужил. Иначе что он тут забыл, почему сейчас стоит напротив и ждет? Это мальчишка в коридоре - его марионетка, притащившая случайного свидетеля к хозяину? А ведь все выглядит именно так. Я гневно сжимаю челюсти. «Да чтоб тебя. Он даже в тебе видел добро, а ты...» - обидно, обидно до слез. Но слезы и не думают катиться с глаз - их сдерживают гордость, праведная злость, разочарование в собственных силах и нежелание окончательно опускаться в собственных глазах и в глазах этого... этого... Мне стоило запоминать редкие ругательства от Рона.
Я не свожу взгляда с тончайшей полосы на переносице. Имей мой взгляд способность атаковать и его нос непременно лишился бы своей идеальной формы. Ему не привыкать терпеть подобное. Воспоминание о том дне, когда я в первый раз подняла руку на сверстника, всплывают в голове обрывистыми кадрами. Странно, но это помогает собраться с силами. Я сомневаюсь, что мне удастся повторить этот подвиг сейчас, как бы не требовало того мое мстительное «я». Особенно учитывая тот факт, что в руке он все еще держит палочку. Палочку... Неужели не отобрали? В подобную промашку похитителей верится слабо. Но ведь верится. Я понимаю, что с ней мой шанс выкрутиться увеличатся, но и шанс скоропостижно скончаться - тоже. Кисть левой руки, ранее перебравшаяся на колено, чуть приподнимается по складкам темной юбки в надежде нащупать среди них палочку.
«Пожалуйста, окажитесь настолько глупыми в эту ночь».

Отредактировано Hermione Granger (2014-11-30 01:45:00)

Стесанные подушечки пальцев торопливо пробегают сначала по похолодевшей коже, затем сталкиваются с краем плотной школьной юбки, смачивая темную ткань проступившими капельками крови. Надо сказать, ощущение не из приятных, но было бы просто глупо обращать на подобное внимание в момент, когда вместо пары капель ты можешь пролить пару литров. И это «можешь» я делаю менее призрачным, когда кисть руки пусть и медленно, но скользит вверх, позволяя пальцам рыскать среди многочисленных складок. Я впервые нахожу школьную форму крайне непрактичной, причем делаю это с каким-то истерично-спокойным чувством, словно подобное замечание всплывает у меня при стирке оной, а не при попытке спасти свою молодую шкурку.
Его голос позволяет допускать мысль о том, что он слишком отвлечен собственным злорадством, чтобы что-то заподозрить. В иной ситуации я бы посмеялась над подобным предположением. Как ни обличай носителей змеиного герба во всех грехах, а острый ум и цепкую хватку у них не отнять. Что уж говорить о Малфое, эталоне и ярчайшем представителе факультета? Наверное то, что этот парень своего уж точно не упустит. А я сейчас, как ни грустно, его. Добыча.
«Ну же, давай, ты должна быть...» - моя мысль, более похожая на мольбу, обрывается на своей середине. А все потому, что через слой загнувшейся под пальцами ткани я чувствую такую знакомую палочку. В какой-то момент сердце трепетно замирает, словно понимая, как хрупко и недолго это мгновение накатившегося волной облегчения. Ведь со следующим его стуком голос юноши звучит вновь, но теперь сказаное им - не саркастичный ответ на мои реплики. Он произносит заклинание, чем лишает утопающую меня последней спасательной ниточки. Похолодевшая ладонь накрывает ткань и беспрепятственно приминает ее. Я поднимаю взгляд, полный отчаянной злобы по отношению к собственному невежеству, и слежу за тем, как моя палочка исчезает в его руках. Подобное зрелище для каждого волшебника - нож по сердцу, не иначе. Я бы предпочла никогда не видеть эту картину, однако смотрю на нее во все глаза. Должно быть, просто не могу поверить в то, что я так бездарно упустила данный судьбой шанс. И есть ли смысл сетовать на госпожу Фортуну? Она, бедная, небось устала дарить свою благосклонность глупой девочке, которая совершенно не умеет ею пользоваться.
Его вопрос лишь углубляет чувство вины перед самой собой. О, что за наивная тупость мной движет? Вслед за уколом вины сказаное Малфоем дает мне отрезвляющую пощечину, помогая выбраться из этого водоворота жалости и злости к самой себе. Вместе с ней приходит четкое осознание, что я просто обязана выбраться. Кому обязана - не уточняется. Но где-то на подсознательном уровне я понимаю, что прежде всего я обязана себе самой.
Прояснившийся разум позволяет думать более или менее адекватно и, как результат, проигрывать соответствующие действия. Взгляд, так и оставшийся на его руках, подмечает ритмичное постукивание моей палочкой. «Задумался?» - с этой скептической мыслью я поднимаю глаза и всматриваюсь в его лицо именно в тот момент, когда он снова начинает говорить. Его речь сопровождается и довольно странным жестом. С детства я знаю, что люди касаются лица в моменты внутреннего напряжения. Именно эта привычка всегда выдавала меня маленькую, когда дело доходило до прививок. Но чтобы он... нервничал? Что-то гадкое, перенятое от ненависти Гарри, начинает шевелиться во мне и подбивать на мысль, что этому гаду просто не даны банальные человеческие переживания. Но я раздраженно отмахиваюсь, не переводя взгляда с этого светлого лица. В голову пробирается робкое, но такое важное предположение.
А вдруг не он?
- Не называй их так, - даже в подобной ситуации мне сносит голову, стоит кому-либо задеть этих мальчишек, - они не служат мне, - черт побивает меня особо выделить это роковое слово. Жуткое и противное именно в том контексте, который первым приходит на ум. Служить злу, служить семье, служить... этому земноводному... Или нет? Это верно, что человек начинает хвататься за все шансы спастись, когда ситуация действительно становится экстренной. Так и я начинаю видеть в Малфое... шанс? Гарри поднял бы меня на смех. Но мне плевать.
- Мы ведь можем... Что-нибудь придумать. Найти компромисс. И забыть об этом, - как же трудно подбирать слова! Наверное, я звучу просто жутко. Но мне все же удается сделать первый шаг. Мне удается сказать это без укора, издевки, презрения. Более того, мне удается внести в свою реплику что-то похожее на веру. Веру в его благоразумие. Вот только вряд ли он оценит.

Лишь после того, как один из вариантов дальнейшего развития событий вырывается из моих уст, я понимаю, что вариант этот скорее всего сказочный, нежели реальный. Что, прежде всего, подразумевает под собой компромисс? Взаимные уступки, уважение стремлений и желаний существующих конфликтующих сторон и, как итог, всех устраивающее решение спора. Я всегда считала, что поиск компромисса - лучший способ сглаживания углов. Кажется, моя вера в это дает слабину, когда в голове поочередно всплывают эпизоды из прошлого с участием Малфоя. Все они, как на подбор, наполнены недружелюбием, презрением, остротами и вытекающим из них устойчивым раздражением. И все они, как ни крути, не желают вязаться с понятием «компромисс».
Я начинаю постепенно понимать это, когда мое наивное предложение вызывает усмешку на его лице. Мне даже не обидно, ведь я заранее знала, как ничтожен и призрачен этот шанс. Шанс договориться, найти точки соприкосновения интересов, выудить из его души хоть что-то светлое и ухватиться за это «что-то», как за спасательный круг. Я и сейчас осознаю, что этот шанс практически невозможно использовать. Но, тем не менее, он есть. Сколько бы гадостей он ни делал мне на первых годах обучения, как бы ни захлебывалась я в исходящем от него пренебрежительном равнодушии, каким бы монстром его ни видели мои лучшие друзья, я внезапно понимаю, что Малфой всего лишь человек, не по своей воле затянутый в опасную игру. Раньше я просто отказывалась понимать это. Раньше мне не позволял это понять тот, кто по праву являлся одним из его главных врагов. Но сейчас, когда случай заставил нас столкнуться лоб в лоб при таких роковых обстоятельствах, между мной и этим простым фактом не осталось ничего. Малфой – не монстр, подобный господину своего отца. Он человек. Человек со своими эмоциями, переживаниями, слабостями. Мне хочется в это верить.
Словно в подтверждение этого я замечаю изменения в его лице. Спроси меня кто-либо, в чем эти изменения заключаются – и я не отвечу. Казалось, он не дрогнул ни единой мышцей, не дал мне и малейшего повода усомниться в его душевном спокойствии. Но что-то, похожее на пронесенную сквозь время боль, появляется в его серых глазах. Мне стоило бы ликовать от мысли, что я  все же задела его за живое, но вместо торжества в моей душе поселяется… Жалость? Скорее, сожаление. Неосознанное, возросшее на почве свойственной мне с детства доброты и оказавшееся выше всяких предрассудков. Словно почувствовав изменения в моем настрое, Малфой вздрагивает, и я, как ни удивительно, вздрагиваю вместе с ним. Его улыбка, до ужаса явная и имеющая конкретного адресата в моем лице, невольно вызывает желание оказаться как можно дальше от этого парня. За неимением такой возможности я лишь сильнее вжимаюсь в стену, чувствуя, как от ее холода (или же есть другая причина?) по телу проходит мелкая дрожь.
Он направляет на меня палочку и говорит, что у меня есть шанс. Волна облегчения проходит по напряженному телу, но также неожиданно откатывает назад из-за названного следом условия. Я с подозрением щурюсь, словно пытаясь заглянуть за эти серые глаза и увидеть в них ответ на мой так и не озвученный вопрос.
Зачем тебе маховик, Малфой?
Стоит ему заговорить о смерти Гарри от его рук, как я инстинктивно подаюсь вперед, отнимая спину от каменной кладки стены и словно уже готовясь броситься на амбразуру за своего друга. Но подобный порыв живет во мне не более пары секунд. Ум, оказавшийся выше эмоций, вдруг выуживает из памяти шепот в гостинице Гриффиндора, услышанный мною чуть менее года назад.
«Вы слышали? Мать Малфоя погибла»
Мои глаза, ранее прищуренные, теперь медленно распахиваются. Человек со своими эмоциями, переживаниями, слабостями… И слабостью Малфоя была его мать.
- Это для Нарциссы? – мой голос звучит непривычно тихо в этом заброшенном помещении. Я спрашиваю без насмешки или укора, и мне на секунду кажется, что их место заняло понимание.
Я понимаю, зачем тебе маховик, Малфой.

Я смотрю на него с пониманием, всё же скрытым за странным, болезненным выражением. Однако я так и не могу понять его до самого конца. Его стремление вернуть ушедшего близкого, используя при этом все возможные способы и методы, вполне логично и... человечно. Я невольно подмечаю, что уже второй раз использую это слово в отношении Малфоя. Но я никогда не жила в его мире, не примеряла его шкуру и уж тем более не теряла родного человека. На фоне последнего я вдруг четко осознаю, что в этом непростом противостоянии света и тьмы мне удалось сохранить самое дороге, и что тот, кто сейчас стоит напротив, это «самое дорогое» уже потерял.
Только тогда, когда вопрос вырывается из моих уст, до меня внезапно доходит смысл выражения «язык мой - враг мой». За своим открытием, за этим выуженным воспоминанием с пугающим заголовком газеты и озабоченным перешептыванием студентов, я совершенно забываю простую истину: некоторые струны души лучше не трогать, как бы ни хотелось услышать их звучание. Подтверждение этому я вижу тогда, когда первая реакция Малфоя дает о себе знать. Он стучит палочкой по ладони так, как стучит ремнем родитель перед провинившимся чадом. Я, ранее подавшаяся вперед, теперь снова предпочитаю вжаться в стену, причем делаю это с таким видом, словно мною движет не страх, а намерение застудить пару внутренних органов от холода каменной кладки. Вот только это меня не спасет. Мне начинает казаться, что меня уже ничто не спасет.
Он приближается ко мне, и я инстинктивно поднимаю голову, чтобы не выпускать его из вида. Моя далеко не первая ошибка - холодные пальцы тут же сжимают подбородок. Я усердно пытаюсь отвернуться, от этого становится лишь больнее. Мне так хочется оттолкнуть его, закричать, провалиться под землю - сделать все, чтобы оставить это мгновение далеко позади. Но все мои попытки оказываются тщетны, а потому я решаю собрать всю гордость, уверено смотрю на него и... чувствую, как вся эта уверенность сходит на нет. Кажется, последний раз так близко я его видела на курсе четвертом и уже напрочь позабыла об этом убийственном взгляде, на фоне которого мой собственный гнев кажется жалким и не более грозным, чем шипение котенка.
Меня спасает то, что он отпускает меня, отталкивая назад. Не больно, но обидно, чертовски обидно.
За своими эмоциями я частично забываю о ситуации, из-за которой я вынуждена была пройти через подобное унижение. Любезно напоминает протянутая в мою сторону палочка, вид которой освежает рассудок. Я поднимаю руку, но пальцы лишь сжимают воздух, и где-то в своем внутреннем мирке я отчаянно рычу, в реальном же заставляю себя кивнуть на его вопрос, будучи не в силах произнести этого рокового «поняла». Ведь сразу же за ним последует расплата за спасение, которую мне так хотелось бы избежать.
Он бесцеремонно сжимает запястье моей протянутой руки, и я делаю то же самое, чудом сдерживая желание разорвать эту жуткую связь. Инстинкт самосохранения во мне уже не просто кричит, а во всю вопит о глупости своей хозяйки. Мне остается лишь согласиться с ним, но никак не отдернуть руку – подобного Малфой не простит. Я слушаю его внимательно и напряженно, но нервы дают о себе знать, когда под финал он осмеливается на шутку. Казалось бы, сущий пустяк, но для меня это – серьезные вещи, и я сурово хмурюсь, но – кто бы сомневался – соглашаюсь со всеми условиями. И тогда, когда он отпускает мою руку, я начинаю буквально физически чувствовать всю тяжесть возложенного на меня обещания. Слегка кружится голова, и тугой обруч сковывает горло, заставляя меня невольно приложить ледяную ладонь к шее.
Легко отделалась.
Несмотря на дискомфорт, я всё же поднимаюсь на ноги, отряхивая при этом юбку от слоя приставшей к ней пыли. Его обещание найти меня звучит в моей голове, как самая настоящая угроза. За очищением плотной ткани я не сразу замечаю, как в этом заброшенном помещении появляется новое действующее лицо. Голос виновника моих ночных приключений привлекает мое внимание к развернувшейся следом картине, от которой я бездумно пячусь назад, словно не желая быть причастной к ней. На улыбку Малфоя, в которой я до сих пор не перестаю искать скрытую издевку, я лишь неопределенно пожимаю плечами и не без интереса наблюдаю за тем, как мой обидчик оказывается на полу. Все конечно.
Но в то же время все только начинается.

***
Два дня пролетели мимо так быстро, что я до сих пор не могу в это поверить. Сидя за массивным столом школьной библиотеки, я рассеянно листаю учебник, оставленный еще до моего прихода забывчивым второкурсником. Строки, по которым бегают глаза, никак не желают обретать хоть какой-либо смысл. Наверное потому, что я этот смысл и не ищу. Лишь создаю иллюзию деятельности, тщетно пытаясь выбить из головы тревожные мысли. Вот только для того, чтобы выбить такое, и целой библиотеки мало.
Разговор с "суровой кошатницей", то и дело проносившийся в голове, всегда громогласно заканчивался на гневном «и речи быть не может». До сих пор мне казалось, что уж эта дамочка никогда не поднимет на меня голос. Оказывается, я ошибалась. И в себе, и в ней.
Горечь собственного поражения жжет меня изнутри ничуть не слабее, чем страх обета и неизбежность разговора. Параллельно с картиной недавнего краха я то и дело проигрываю в своей голове возможную реакцию Малфоя. Что он сделает, когда узнает? Заставит меня пожалеть о собственном спасении? Или же молча уйдет, оставив меня на волю обету?
Тихий скрип, раздавшийся напротив, вынуждает меня вздрогнуть и резво перекинуть взгляд с плывущих перед глазами строк на источник шума. Я чувствую, как замирает на мгновение сердце, а затем пускается в сумасшедший пляс.  Видимо, судьба решила предоставить мне шанс с точностью узнать, как реагирует Малфой на подобные неудачи.
Я взволнованно осматриваюсь по сторонам, как шпион из дурного фильма, и чувствую облегчение, когда понимаю, что единственные свидетели этой встречи - первокурсники с чужих нам факультетов. Но это облегчение тут же оказывается погребено под его выжидающим взглядом, который, кажется, способен  прожечь во мне дыру. Закрыв на мгновение глаза, я заставляю себя собраться с силами, мобилизую весь запас воли и тихо, на выдохе произношу:
– Малфой, она... она мне отказала, – по прежнему не открывая глаза и не поднимая понуренной головы, я вижу нарисованные воображением картины своей скорой гибели. Возможно, именно подобный плод фантазии дает мне силы продолжить, – но я что-нибудь придумаю. Дай мне время, и я найду способ, – я наконец-то едва приподнимаю веки и сквозь ресницы вижу расплывчатые очертания сидящей напротив темной юношеской фигуры, с некоторых пор возымевшей влияние надо мной. Открывать глаза шире не хочется, ведь тогда я увижу нечто большее, чем мрачный силуэт. Тогда я увижу ненависть в его глазах. В этом я уверена.

Я снова закрываю глаза, но на сей раз не от захвативших меня эмоций, а от банальной усталости. Вся эта ситуация высосала из меня немало моральных сил именно потому, что я прекрасно умею себя накручивать. Мое воображение частенько рисовало картины, в которых я выступала в качестве предателя, подбросившего столь опасную игрушку в лапы Пожирателей. Картины жуткие, пугающие, заставляющие меня неприятно ежиться при каждом их просмотре. Именно поэтому отказ учительницы вызвал у меня крайне противоречивые чувства. С одной, оказавшейся под влиянием Гарри стороны, я была искренне рада подобному спасению от всяческих перспектив помощи врагам. С другой, верующей в присущие каждому добро и честь, я была не менее искренне расстроена упущенной возможностью отработать свой долг. Внутренний конфликт окончательно сбил меня с пути, запутав в и без того непростой истории. А потому сейчас, сидя в полупустой библиотеке, я преисполнена единственным желанием: поскорее умыть руки и окончательно забыть о страшном обете, как о ночном кошмаре. Вот только кто мне даст такую возможность?
Его реакция вполне ожидаема, чего нельзя сказать о его действиях. Я рывком вскидываю голову, стоит ему схватить мое запястье, и инерционно подаюсь вперед, распахивая пораженные глаза. Я все еще прибываю в удивлении, выслушивая его необоснованные претензии, а затем, когда он небрежно отшвыривает мою руку, наконец-то прихожу в себя. И злюсь, впервые за весь наш разговор злюсь так открыто, понимая, что со мной не собираются сотрудничать на равных – меня воспринимают, как непутевый инструмент, с помощью которого можно достать нужный ему предмет. И эта злость, пробираясь в мой спутанный разум, начинает править балом.
- Просто все выложила? – я буквально начинаю шипеть на него, понимая, что иначе попросту повышу голос и привлеку внимание оставшихся книгочеев, - Ты за кого меня принимаешь, за полоумную? – в завершении своей пламенной речи я едва сдерживаю желание ударить ладонью по столешнице. Вместо этого я кладу руки на край стола и едва отодвигаю свой стул, словно намереваясь встать и уйти прямо сейчас. Но, как я это сама прекрасно осознаю, уходить мне рано. Слишком много вопросов остается неразрешенными, и все они упираются в единственную проблему. Нашу общую, по иронии судьбы, проблему. Именно эти мысли изгоняют злость из моей головы, оставляя лишь легкое раздражение и намерение больше не давать спуску этому наглому змеёнышу. Сжав грани столешницы до такой степени, что кончики пальцев начинают белеть, я вместе с резким выдохом изгоняю из себя накипевшие эмоции и поднимаю на него сосредоточенный взгляд.
- Я все прекрасно понимаю, Малфой, не надо делать из меня пятилетнего ребенка. Не забывай, что я знакома с этим артефактом, - «и однажды использовала его в похожих целях» - мысленно добавляю я, но всё же не поддаю этот факт огласке, - Я думала, что она не поскупится и даст его мне для учебы. Для факультативов, Малфой, а не для помощи тебе. Так звучала моя версия, - поясняю терпеливо и сдержанно, словно и не было недавней вспышки несвойственных мне эмоций.  Его голос, приказывающий мне встать, звучит слишком уж властно, и я даже не собираюсь подниматься. Просто из принципа и гордости. Просто потому, что меня не устраивает подобный тон.  Вот только непоколебимой я остаюсь лишь до тех пор, пока он не оказывается рядом и не хватает меня за локоть. Раздраженно поведя плечом, я сбрасываю его руку, но в следующий же момент встаю на ноги, как он того и хотел.
- Ты шутишь? Как ты планируешь это провернуть? Не думаю, что она настолько глупа, чтобы оставлять свой кабинет без защиты от любопытных, - одергиваю рукава, перекидываю волосы за спину и нахмуренно смотрю на него, ожидая хоть каких-то пояснений. Но нет, он не шутит. Я понимаю это, когда меня уверенно подталкивают в сторону выхода, - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - я вздыхаю и делаю первые шаги по направлению к высокой, массивной двери, которая выводит в сеть школьных коридоров.