| офф ну, первый блин комом хд
|
Стрелки настенных часов в небольшой комнате бесшумно продолжали свой бег, явно не желая оставаться на отметке ровно восьми часов вечера дольше отведённой им на то минуты. В довольно безличной на вид комнате, где всё, от "выезжающей" из стены в вечернее время постели и до письменного стола с совершенно ненужной из-за наличия мощной настольной лампы подсветкой, было завязано на электричестве и технологиях, а потому простенький, едва не антикварный предмет казался чем-то инородным, эдаким предметом из другого мира. Это было не так уж далеко от правды: эти часы Томас прекрасно помнил на совершенно другой стене, не такой холодной по цвету, и уж тем более не такой чужой. Когда мальчику не было ещё и четырёх, отец всегда, приходя с работы в семь, целовал жену, брал на руки значительно выросшего, а потому потяжелевшего сына, и рассказывал увлекательные истории о том, как прошёл его день на работе. Томас не помнил ни одного рассказа, зато сияющие глаза матери и улыбку отца забыть было невозможно. Как и привычку последнего каждый вечер в девять подкручивать стрелки и переводить время на пять минут вперёд.
- Производственный брак, - объяснял тогда отец сидевшему на коленях малышу. - Хотя я не могу винить часы за желание остаться в "сегодня" хоть на пять минут дольше.
Это был их ежевечерний ритуал, эдакая маленькая семейная традиция за минуту до того как мать уклавала Томаса спать. Эту традицию он чтил и по сей день, настаивая на том, чтобы часы не заменил конкурент посовременней, без тихого тиканья и с невыносимыми яркими цифрами, слепящими в ночи.
Восемь вечера означало одно: до ритуала, как и до отбоя, оставался всего лишь час. Надо же, как быстро летит время - ещё днём он, один из самых юных сотрудников ПОРОКа* под предлогом "пересмотра отчётов и результатов исследований Вспышки" попросил время наедине с собой, но так увлёкся истинной причиной своего скорого ухода с занятий, что не заметил, как прошёл целый день. Если быть совсем откровенным, смысла в занятиях он никогда не видел. Основы всех важных наук они, многочисленные воспитанники ПОРОКа, усвоили ещё пару лет назад, развивать те или иные отрасли им помогали ежедневные задания на благо изучения болезни, поразившей мир, и что ещё им при таких условиях и шансе не увидеть человечество в своей человечной форме уже лет через пять было нужно? Уж явно не тратить время на тренировки памяти и принципов мышления через чтение стихов и решения стандартных математических примеров, раз уж после "уроков" их ждут задачи повышенной сложности. Пусть и не всех, но, как не крути, время они, на взгляд Томаса, тратили совершенно неэффективно.
По сути, как и он сейчас, потому что толку расхаживать взад-вперёд по комнате не было никакого. Ему нужно было обсудить свои мысли и идеи, поделиться ими хоть с кем-то кроме листа бумаги, но сделать это в то же время настолько конфиденциально и без последствий, насколько это вообще можно было сделать при учёте, на чьей базе они сейчас находились.
Увы, но вариант разговора с Терезой рассматривать даже не приходилось. Безусловно, они были близки, чуть ли не с самого момента, как появились здесь, они знали, что что-то объединяло их и делало особенными, в чём-то о т л и ч н ы м и от других, но это ещё не означало, что различий и между ними не существовало. Если в Томасе с детства воспитывали критическое мышление независимо от обстоятельств, и именно благодаря этому мышлению подросток понимал, что организация, изрядной движущей силой которой он являлся, боролась за благую цель, но не всегда правильными методами, то Тереза, кажется, была уверенна, что цель оправдывает средство, и потому редко снимала свои розовые очки с лэйблом "ПОРОК" на дужках. Это было полезно для продуктивности работы, но когда на кону было всё, вся деятельность и успешность "рабочей оперативной комиссии", и, что ещё важнее, их собственная человечность, что иронично, ни капли не зависящая от проклятой Вспышки, рисковать выдачей информации, пожалуй, не стоило.
Пятнадцать минут болезненных размышлений не привели ни к чему кроме раздражения и пульсирующей боли в висках, и темноволосый мальчишка едва не с ненавистью посмотрел на исписанную гору бумаг на столе. Спать они ему не дали бы, в этом сомневаться даже не приходилось, и действовать лучше было незамедлительно. Интересно, а что, если доверить всё Арису? Мог ли этот вариант быть лучше любого другого? Пара рычагов управления на друга у Томаса наверняка нашлась бы, если так подумать, ведь никто никогда не говорил, что в месте, полном слишком взрослых тайн, этих тайн не может быть и у обычных подростков, и потому оставалось лишь проверить, чего мальчишка на самом деле стоил как друг.
Не особо задумываясь, Томас сорвался с места, успевая только открыть дверь едва-едва, прежде чем просочиться в нарисовавшуюся щель, тут же налетая на кого-то и автоматически извиняясь ещё до того, как понять, кого же чуть не сшиб с ног. К его радости, это был не кто-то из старших работников, а кто-то из старших ребят. Ньют, кажется. Пришлось немного покопаться в захламлённой другими мыслями голове, чтобы вспомнить достаточное количество данных - старше почти на год, вопреки худощавости неплохо может врезать, не иммун, пока не заражён. И на данный момент, ко всему прочему, облит молоком, которое, похоже, нёс себе в комнату в стакане, чудом не вышибленным из рук.
- Вот ведь, - Томас честно постарался не выругаться на манер любящего посквернословить вопреки присутствию "детей" на рабочем месте мистера Куинса, хотя очень хотелось. Извиняться ещё раз он, впрочем, смысла не видел, и потому без лишних слов схватил старшего за запястье, утаскивая в сторону своей комнаты ещё до того, как зазвучат первые слова протеста или, что ещё вероятнее, "наезда" за неосмотрительность, торопливость и неуклюжесть, и вручая Ньюту пару бумажных полотенец. С присутствием другого человека в комнате жжение на кончике языка почему-то не унялось, наоборот, стало ещё более невыносимым, словно собравшиеся мысли и слова давили, не давая двинуться дальше пока этот груз не будет снят. Только вот идея разболтать всё первому встречному сама по себе казалась абсурдной, настолько, что... действительно могла сработать. В конце-то концов, если Томас всё помнил правильно, а своей памяти не верить у него пока что не было особых причин, характер блондина в досье был описан со знаком плюс и упоминал такие качества как верность друзьям, рассудительность и задумчивость, и если сложить это с тем фактом, что вопрос его заражения был скорее вопросом времени, а потому интерес к исследованиям и поиску лекарства наверняка был едва ли не таким же фанатичным, как и у самого брюнета, из него мог бы получиться вполне себе неплохой собеседник по данному вопросу. - Я понимаю, что тебе хочется скорее стукнуть меня или хотя бы послать из-за мокрой одежды, но я дам тебе свежую майку сию секунду, просто... Мне нужно хоть с кем-нибудь поговорить. Это важно.
*ПЛАНЕТА В ОПАСНОСТИ: РАБОЧАЯ ОПЕРАТИВНАЯ КОМИССИЯ — УБОЙНАЯ ЗОНА (примечание для случайных читающих и напоминание себе)
Отредактировано Thomas (2015-07-21 14:59:23)