i found you, in the darkest hour
i found you in a pouring rain
i found you, when i was on my knees
and your light pulled me back again.

Кажется, я начинала приходить в себя – я начала слышать и ощущать. Первой моей мыслью было то, что пару раз я уже приходила в себя, но это было нечто мимолётное. Нечто, что приходило и уходило. И в эти несколько пару раз я видела его лицо. Оно ускользало от меня, как только я хотела ухватиться от него, исчезала в бездне, в которой я тонула. Я не могла до конца очнуться ото сна. Но я чувствовала прикосновения. Я не знаю чьи они были. Я даже не уверена, что он действительно тогда был в этой комнате, что он действительно пришёл ко мне. А, может, он приходил, что бы добить меня? Но я помню некоторые обрывки, когда меня только привезли в дистрикт тринадцать, когда я только получила ту тяжёлую рану в правом боку. Я удивилась, что вообще смогла выжить. Что смогла прибыть в тринадцатый в сознательности, что я смогла кричать, когда меня забирали с поля боя «Оставьте меня, я должна сражаться плечом к плечу с остальными, а не бежать, как крыса с тонущего корабля». Я отпиралась всеми силами, прижимая руку к ране, из которой обильно сочилась кровь. Пуля вошла достаточно глубоко и чудом не задела жизненно-важным органов. Однако, потеря крови стала для меня серьёзным испытанием. Я чувствовала скорую смерть, и моим единственным желанием вновь становилось – увидеть его, но я не могла. Сейчас не могла. И я каждый раз выдёргивала себя из тьмы, в которую старательно погружался мой мозг почти каждую минуту. Я должна была прибыть в тринадцатый в сознании, так у меня хотя бы будет возможность увидеть его лицо в последний раз. Что самое странное тогда я даже не думала о собственной сестре, о маме, о Гейле. Только Пит занимал мои мысли в тот момент. Я чувствовала, что моя скорая смерть облегчит его жизнь – избавит от угрозы в моём лице, избавит его от страха и преследующих кошмаров. Он избавится от той, кто мучила его одним своим присутствием в одном месте. Пугала одним своим прикосновением, сбивала с толку. Я рассчитывала, что это действительно поможет ему, что моя смерть действительно принесёт ему облегчение. Больше всего я опасалась, что этого не случится. Что, если, он всё внезапно вспомнит, что если почувствует, что потерял кого-то важного? Это так похоже на чепуху, на бред моего впадающего во тьму мозга. И всё же я действительно боялась. Но сейчас меня эти мысли занимали даже куда больше, чем тогда. Я чувствовала неизвестность, которая поглощала меня. Неизвестность пугала, сбивала с пути. Я терялась, не знала как вернее поступить. И имеет ли смысл что-либо делать в такой ситуации? Да, я должна была сделать кое-что. Я должна была просто пойти к нему, просто поговорить с ним. Я хочу узнать: правда ли он был тут, правда ли он был тогда, правда ли он хотел меня убить или действительно пришёл навестить? Может быть, есть такая небольшая вероятность, что он волновался за мою жизнь. А что, если у меня есть шанс вернуть того, кого я так давно потеряла? Всё же – потеря человека сразу же выводит всё хорошее, связанное с ним, наружу. Все плохие моменты как-то улетучиваются. Может, так и случится?
Я резко открываю глаза, слышу, как громко пикает аппарат. Грубо вырываю иголку из моей вены и поднимаюсь на ноги. Чувствую резкую боль в месте, где недавно зияла дыра из-под пули. Теперь там повязка, а под ней шов, который, как я надеялась, не разойдётся, пока я буду бродить в поисках его. Правда, не думаю, что это будет сложно. Сколько я провалялась тут? Понятий не имею. Я выхожу из палаты, оглядываюсь по сторонам – пусто. Сколько часов? Понятий не имею, да и имеет ли это значение? Я делаю шаг, почувствовав холодный кафель под своими ногами. Здесь, в коридоре, он заметно холоднее. Я ступаю по нему аккуратно, до его палаты недалеко, я помню этот коридор. Свет в его палате не горит, но я стучусь в его дверь, а затем открываю… И не могу открыть. Заперто. Какого чёрта? Я ничего не понимаю. Его не могли перевести так быстро, если только я не пролежала здесь настолько долго. Я барабаню в дверь, кричу его имя, но в ответ лишь оглушающая тишина. Я опускаюсь на пол, чувствуя, как боль опять заполняет мой рассудок. Я начинаю понемногу терять сознание, через какое-то время слышу далёкие крики о том, «как я вышла?» и так далее. А затем проваливаюсь во тьму.
Я раскрываю глаза, не чувствуя такой резкой боли: всё слегка помутнело в глазах, но это ничего. Пара врачей нависают надо мной, кажется, смотрят на меня с улыбкой. – Ну что, с возвращением, Сойка. Как ты себя чувствуешь? – я не слышу его, точнее – не хочу слушать. Меня волнует один единственный вопрос – где он? – Пит… - в моей глотке так сухо, что я едва выговариваю его имя. Они, видимо, прекрасно поняли, что не так и помогли мне выпить немного воды. Глотаю её, пока не чувствую приятное удовлетворение своей потребности и вновь пробую задать вопрос. – Пит… Его перевели из палаты? Его перевели в жилой отсек? – они непонимающе смотрят на меня, а потом – словно уловили о чём речь, смотрят друг на друга. Два врача словно разговаривают между собой, пользуясь телепатией. Меня это бесит, если честно. Это простой вопрос, который не требует особого достатка ума. – Нет, его не переводили. Он круглосуточно в своей палате. Вот только, в последнее время он часто закрывается даже от собственных врачей, мало разговаривает и ест, словно чем-то обеспокоен. – я резко приподнимаюсь с койки, но они силой укладывают меня обратно и вкалывают что-то. Я погружаюсь в сон.
Когда я в очередной раз выныриваю в реальность – никого рядом нет. Есть только я, прибор, к которому я подключена, повязка, которую, вероятно, меняли несколько раз за последние сутки. Крови совсем нет, как и боли. По-крайней мере, в данный момент я её совсем не чувствую. Я аккуратно поднимаюсь, в мою вену не вколото какое-либо лекарство, вероятно, я иду на поправку. Я подошла к двери, но она оказывается закрыта. Однако, с моей стороны я могу её открыть. Вероятно, её закрыли, что бы ко мне никто не пришёл… Пит?! Может быть, он и вправду пытался убить меня? Может поэтому они и заперли меня? Плевать. Я всё равно пойду к нему, хочу услышать это из его уст. Ну, или, пусть убьёт меня, раз это не сделала, собственно, моя судьба. Я подошла к его палате и мягко постучала в дверь, ничего не происходит. – Пит, я прошу тебя, открой дверь. Я хочу поговорить с тобой. Нам нужно поговорить. Я знаю, что ты скажешь, что это нужно мне, а не тебе. Но прислушайся к себе и скажи – нужно ли тебе поговорить со мной? Пожалуйста.. – говорила я, пытаясь услышать хоть какие-то признаки жизни за дверью, но ничего. На что я надеюсь? Сама не знаю.

How unfair, it's just our luck
---
Found something real that's out of touch.
Молчание убивало каждую клеточку внутри меня. Молчание делало меня мёртвой, вновь. Я выжила, что бы умереть. Я буду жива физически, внешняя оболочка будет слоняться между коридоров, между комнатами, между людьми. Без мыслей, эмоций, без жизни. Надо же, что самое интересное – раньше я даже вообразить не могла, не могла поверить в то, что можно умереть изнутри. Погибнуть, потеряв дорогого человека. Я наблюдала подобное, но я отказывалась понять маму. Отказывалась поддержать её, потому что она не имела права нас оставлять без опеки, защиты. А теперь сама оказывалась в подобной ситуации. Слёзы прорывались наружу, но я не могла плакать. Я была слишком слаба для этого, да и я надеялась на то, что он откроет дверь. Или же ответит мне хоть что-то. Была ли я уверена, что он вообще сейчас за этой дверью? Да, без сомнений. Он там, внутри. Он слышит меня, слушает, но не отвечает. На то есть причина. – Какая? – выкрикиваю я в изнеможении. Мой крик обрывистый, не слишком громкий и утопающий в собственной беспомощности. Я не могу ничего сделать и это убивает меня. Это делает меня уязвимой. «Мисс Эвердин, те, кого мы любим больше всего – уничтожают нас.» Эта фраза по-прежнему в моей голове, и она уже не раз повторилась. Был ли это совет? Совет избавиться от подобных чувств, что бы выиграть в этой войне? Возможно. Может быть, настало время отпустить его? Оставить глупые и безнадёжные попытки отыскать его в глубинах его подсознания? – Я не могу… Не могу. – я сжимаю свою голову двумя руками, всхлипываю и повторяю «не могу» множество раз, пока не теряю смысл этих слов. Пока не осознаю, что совершенно не понимаю, почему повторяю это уже в сотый раз.
Мой взгляд упирается в противоположную стенку. И снова по кругу. Я уже путаюсь в собственных мыслях. Не понимаю, как меня может занимать столько вещей одновременно. Это ненормально. Наверное. Представляю каково Питу и понимаю, что мне действительно пора перестать бороться за него и просто дать ему спокойно жить. – Прощай, Пит. – говорю я, поднимаясь на ноги. Я касаюсь рукой двери, стараясь не думать о том, что я действительно больше не смогу подойти к нему, дотронуться до него, заговорить с ним. Безусловно, будет тяжело. Но ему будет легче. Китнисс, тебе ведь тоже должно стать легче от мысли о том, что ты принесёшь ему спокойствие и счастье, на которое он так надеялся. Но мне не становится легче. Я плетусь до своей палаты, кое-как, не разбирая дороги. Я вообще не смотрю на дорогу. Сейчас бы напитки Хэймитча, но здесь, как назло, сухой закон. Выпить сейчас бы не помешало, не думала, что меня когда-нибудь осенит подобная мысль. Сейчас я понимала Хэймитча куда лучше, чем то было раньше. Несмотря на то, что я думаю о выпивке, о жизни своего ментора, мысль о Пите всё равно не даёт мне покоя. Я вхожу в палату и оседаю на койку, словно тряпичная кукла. Мне плохо. Я раздавлена. Раздавлена молчанием, недосказанными словами и непоказанными эмоциями. Я сама всё уничтожила. И теперь я совсем одна. Рядом только прибор, который уже ко мне не подсоединён, прикроватная тумбочка и холодное постельное бельё. Никогда не обращала внимание на температуру в этом помещении, но она как-будто упала. Кое-как забираюсь под одеяло и смотрю в потолок. Яркий свет бьёт в глаза, но я продолжаю смотреть. И смотрю до тех пор, пока не проваливаюсь в сон (то бишь, пару часов).
Спустя несколько дней.
Я просыпаюсь в постели и первое, что я замечаю – это несколько лиц, которые нависли надо мной. Они заинтересовано смотрели на меня, некоторые умудрялись переговариваться. Это раздражало. Поэтому я, не скрывая своей раздражённости, резко сказала им: – Уйдите вон из этой палаты. Никого не желаю видеть. – после тех событий, благодаря которым я решила забыть о существовании того, кто неоднократно спас мне жизнь – мне захотелось наконец лишить себя жизни. Только вот – придумать каким путём… Это сложно. Забавная штука, что они, вроде, следят за мной 24 часа в сутки, но уходят, стоит им только об этом сказать. Тут точно должны быть пустые шприцы – не самая худшая смерть, я так думаю. Но найти пустой шприц сложнее, чем я предполагала. В моей палате такового точно не имеется. Значит, мне придётся пойти на его поиски. Я приоткрываю дверь и выскальзываю наружу. Правда, сразу же оказываюсь пойманной. Тем, кого так старательно хоронила в своей памяти все эти дни. Он решил меня добить? Издевательство какое-то. От неожиданности я сделала пару шагов назад и врезалась в приоткрытую дверь. Я чуть не удостоилась поцелуя с полом, но, благо, устояла. Правда, особого блага мне это не принесло. В моих глазах помутнело, головная боль усилилась в несколько раз и, кажется, я начала терять сознание. Нда уж, нелепая смерть выйдет при столкновении с бетонным полом. Чьи-то руки подхватили меня. Пит? Вряд ли. Доктора каким-то волшебным образом подоспели?

Отредактировано Katniss Everdeen (2015-01-08 01:33:24)

my body is a cage
that keeps me
Слышу голос, зовущий меня. Совсем близко. Руки этого человека несут меня к постели, снова. Я снова буду заперта в своей палате. Почему они решили не слушать меня на этот раз? Почему не решили оставить меня в покое? Они обычно уходили на час-полтора. Не могли они так скоро вернуться… Или же, они прознали о моём плане и лишь сделали вид, что ушли, а на самом деле следили за мной из-за угла, ожидая, когда же я пойду на поиски орудия самоубийства? Но как они могли догадаться? Хотя, может быть, они просто решили проверить – пойду я куда-то или нет. Может быть, они просто поняли, что мои вылазки заканчиваются одни и тем же, поэтому следили за мной с помощью каких-нибудь камер? Хотя, я множество раз проверяла свою палату и коридор – не было там камер. Я бы знала, точно знала бы. Однако же – мужские руки здесь, готовые подхватить моё тело и отнести его обратно. Этот некто-врач, будем так называть его, произнёс моё имя несколько раз, но я не обращала внимание. Голос звучал где-то вдалеке, пока я думала о том, как же избавиться от себя теперь? При таком раскладе вариантов не особо много – ждать следующего случая, но я просто не могла. Я понемногу впадала в какое-то отчаяние на грани с безумием. И мне нужно было выговориться, прямо сейчас, прямо этому мужчину, лица которого я не хочу видеть. Приятнее представлять, кто именно сидит передо мной – я. Понимающая саму себя. – Почему Вы снова здесь? Вы же просто не понимаете! Если бы мне не было нужно – я бы не вышла из комнаты. – да, меня совершенно не волновало то, что этот некто-врач спас мою никчёмную жизнь, потому что я не хотела этого. Потому что я как раз и хотела, что бы никто не спас меня. Хотя нет, такая смерть меня не слишком радует. – Просто Вы… не понимаете меня. Я хочу умереть. Я думала, что ещё смогу волочить своё жалкое существование, но я не могу. И мне кажется, что я окончательно перестала быть той девушкой, которой была раньше. И Пит… Питу будет легче, если я просто сдамся. Просто погибну. Разве нет? Он же хочет этого, я знаю этого. Потому что он напуган, он боится меня. И это больно, да. Это ужасно больно. Может быть, я поступаю эгоистично. Но какой? Какой в этом смысл, если его никогда не будет рядом?
Я вновь вспомнила, как приходила к нему, как он не говорил со мной. Я представляла, что он просто сидит на своей кровати и закрывает уши. Он не желает слышать мой голос, мои слова. Он не желает меня видеть. Я знаю это. Я резко раскрываю глаза и хватаю руку некто-врача. И меня настигает такое знакомое чувство, от которого я перевожу взгляд на того, кто именно подхватил меня. Передо мной сидел он. Тот, кого я пыталась похоронить в своём сердце и кого я так хотела избавить от страданий. Он сидел на прикроватном стульчике и, кажется, такое уже было. Но это воспоминание такое нечёткое, расплывчатое. Такое далёкое. Я не могу ухватиться за него и удержать. И в этот момент я прекрасно понимала Пита. И его борьбу за правдивые воспоминания, за которые он никак не мог уцепиться. Я не понимаю, что он здесь делает... Может быть, меня настигли врачи и вкололи мне снотворное? Вероятно, это всего-лишь сон, который вообразил мой мозг. Я хотела, что бы он был рядом - и вот, на, держи. Он перед тобой, а ты говоришь такие слова, Китнисс... Как ты теперь будешь оправдываться? Хотя, честно говоря, я уже позабыла то, что говорила. Да и говорила ли я что-нибудь? Может быть я говорила сама с собой, в голове. Но по его взгляду я понимаю, что говорила это вслух.
– Почему ты снова здесь? Я так пыталась тебя забыть, так старалась оставить тебя в покое. О, Пит... Я просто хочу, что бы ты был счастлив. И, кажется, что для того, что бы ты стал счастливее и свободнее - я обязана сделать кое-что? Не так ли? Всего-то исчезнуть раз и навсегда из твоей жизни, как ты и просил. А я так отчаянно игнорировала эти твои просьбы, цеплялась за крохотный огонёк надежды на то, что ты вернёшься ко мне. А теперь ты здесь, передо мной... И я не понимаю почему. – я отпускаю его руку и он словно снова исчезает для меня. Растворяется в белом свете, на который я теперь смотрела. Яркий и слепящий свет надо мной, в котором бесследно исчез Пит. Он снова оставил меня, а, может, его тут и не было вовсе? Или, может, я сейчас даже не в своей палате? Может быть, я лежу в коридоре, без сознания. Я закрываю глаза, когда смотреть на яркий свет становится невозможно и поворачиваю голову в сторону, где был он. Где был Пит. Он всё ещё здесь? Я медленно открываю глаза, боясь увидеть его, сидящим там... Или же, наоборот, боюсь увидеть, что его там нет? Но он всё ещё сидит. Сидит, опустив взгляд.
i'll be dead before the day is done
it's a final cry

Отредактировано Katniss Everdeen (2015-02-01 21:27:00)

now it hurts much more
i can't figure out why...
Я смотрю на него пару минут, уже не надеясь, что он что-то скажет. Мне уже даже начало казаться, что он и вправду может убить меня сейчас. Прямо здесь и сейчас. Но нет, это неправильно. Я понимаю, что есть и такой способ победить своих демонов, но не думаю, что этот способ позволит ему прожить долгую и счастливую жизнь. Вероятнее всего, его осудят по всей строгости 13-ого дистрикта, поскольку заступиться за него уже будет некому. Я уже не смогу поставить свои условия, на которых бы его жизнь так и осталась неприкосновенной. Я жду чего-то, смотрю на него, но когда он поднимает свой взгляд и начинает говорить, мой взгляд устремляется в сторону от него. Не могу смотреть ему в глаза, потому что испытываю нечто странное. Не могу объяснить. Я напугана, действительно напугана. Боюсь его слов, его действий, даже его взгляда. И я не знаю по какой причине боюсь, не могу уловить её в своей голове и задержать на секундочку, что бы понять её получше. Я слушаю его слова о том, что он не хочет, что бы я умирала. От удивления я даже опешила, но постаралась не показывать этого своим видом, продолжая рассматривать невидимое что-то на стене. «Боюсь потерять и тебя». Моё сердце начинает бешено колотиться, старательно пытаясь прорвать грудную клетку и вырваться наружу. Теперь я смотрю в его глаза, стараясь прочитать его мысли, заглянуть в его сокровенные тайны и желания, которые скрыты под плотной пеленой.
Боюсь потерять тебя.
Неправильно.
Боюсь потерять.
Тебя.
Неправильно.
Я не понимаю, почему это должно быть не правильно? А потом до меня вдруг доходит та самая правда, о которой я изрядно пыталась забыть за эти пару недель. О том, что ему промыли мозг, заполонили голову нереальными воспоминаниями, которые изо дня в день разрушали истинную реальность, не оставляя камня на камне в его голове. Они изменили его, они его уничтожили. Или нет? Он сейчас сидит передо мной, он не пытается меня убить. Неужели я, в действительности, могу спасти его воспоминания? Вернуть утраченное? Хотя, родителей я не смогу ему вернуть. Они обратились в прах, они лежат там, в груде разрушенных зданий, разрушенных жизней. Он даже не сможет похоронить их, и, пожалуй, это самое ужасное. Но я прекрасно понимаю его чувства, ведь у меня тоже погиб отец. Бесследно исчез в одной из шахт навсегда, испарился из моей жизни, оставив после себя всё, что помогло мне выжить. Дожить до этого дня, помогло мне встретить Пита и сейчас сидеть перед ним. И даже после того, как Пита, казалось бы, отобрали у меня, он находился рядом со мной. Хотя я уже и не надеялась на такое… Но это совершенно не значит, что я была не рада тому, что он сейчас рядом со мной, что он сейчас в этой комнате. Сидит и просто беседует со мной. Хотя у нас получается и не самая простая беседа. Я уже и не припомню лёгких бесед между нами.
Должна его знать. Интересно, а насколько хорошо я его знаю? Смогу ли я ответить на его вопросы? Вдруг они вовсе не простые? Я приходила к нему каждый раз в палату, надеясь вернуть его к себе, но ни разу не задумывалась над тем, что я не особо много знаю о его жизни. Я не могу подтвердить свои слова историями из его собственной жизни. Что бы он мог действительно убедиться в том, что я ему близкий человек, что я ему не враг. Но много ли я знаю о нём? Я уже в этом не совсем уверена. Вся уверенность улетучилась куда-то, хотя – её и не было. Его вопросы могут привести к двум заключениям – он опять будет ненавидеть меня или же он вспомнит хотя бы что-то. Рискнуть или нет – решать только мне. Я смотрю в его глаза, затем опускаю взгляд на свои ладони.
– Да, я готова ответить на все твои вопросы. Не стесняйся, задавай всё, что хочешь узнать, а я в свою очередь постараюсь ответить. – как-то уж слишком спокойно и даже немного навеселе произнесла я. И с чего бы это моё волнение и опасение куда-то исчезло? Я ведь действительно боюсь снова потерять его. Я боюсь, что и покончить с собой уже не смогу, даже если он снова возненавидит меня. Ведь он сказал, что я не должна этого делать, а значит – я не могу. Старательно пытаюсь улыбаться, но улыбка не хочет задерживаться на моём лице, словно сейчас ей там не место и не время. А пока я судорожно перебирала в голове те вопросы, которые может задать Пит. Вдруг я буду слишком долго думать, отвечать неуверенно и тогда он решит раз и навсегда, что я ему враг. Ну, или не враг, но и не друг. А просто – сторонний человек. Внутреннее моё состояние – клочок нервов разрастается, становится всё больше, пока не превратится в огромный ком из нервов, который я просто не смогу унять. А пока я пытаюсь показывать абсолютное спокойствие, что бы не впадать в панику, что бы не поддаться своим страхам. Я всегда умело боролась со своими страхи и этот момент не должен стать исключением. Но я чувствую, уже, как вина за то, что я не отвечу верно ложиться на мои плечи, несмотря на то, что пока не был задан ни один вопрос...
feeling scared to breathe
if you leave me then i’ll be afraid of everything

and in the dark i can hear your heartbeat,
i tried to find the sound,
but then it stopped and i was in the darkness

В общем говоря, надеялась я совершенно не на это. Точнее сказать, я думала, что всё будет совершенно иначе. Я была просто уверена в этом. Почему-то была уверенность в том, что вопросы будут куда более серьёзными, именно касающимися его ярких воспоминаний обо мне, как о враге. С другой стороны, ему виднее какие вопросы задавать, да и ко всему прочему – есть же в этом смысл. Тогда за нами, может, и наблюдал Капитолий, но, едва ли, они стали бы прикасаться к воспоминаниям, которые совершенно неинтересные и простые. Им было достаточно сменить парочку серьёзных воспоминаний, что бы сменилось абсолютно всё восприятие меня, как человека. И всё же мне казалось, что ответы на подобные вопросы ему совершенно ничего не дадут. Это всего-лишь небольшое сведение обо мне, как о личности. Но я обещала отвечать ему, так что – что бы мне там не казалось – я обязана теперь отвечать. – Да, это правда. Мы об этом говорили в поезде. И мне радостно, что ты помнишь это… Хотя, есть опасность того, что это воспоминание так же испорчено. – я натянуто улыбнулась, смотря то на него, то на прикроватный столик. Я даже не знаю, что ещё могу ему сказать. Начать говорить всё подряд, выливать на него всю информацию, не давая и слова вставить? Нет, плохая тактика. Наоборот, стоит дожидаться его вопросов, что бы он был подготовлен к моим ответам, а не воспринимал всё это, как и раньше, в штыки. Он назвал моё любимое блюдо в Капитолии и я кивнула, всё было верно. Думаю, ему действительно очень сложно вспоминать всё это, цепляться за эти небольшие воспоминания.
И тут я задумалась – а какие ещё у нас были разговоры, просто так, по душам? Да, у нас были разговоры наедине, но они, скорее, были натянутые и совсем непростые. И это будут не те воспоминания, за которые действительно стоит цепляться. Я сидела, наедине со своими мыслями, со своими яркими воспоминаниями и всё равно не могла припомнить каких-то светлых моментов между нами, которые не записывались бы Капитолием. Вероятно, можно отнести к разряду «по душам» те моменты, когда он оставался со мной по ночам. Может быть, стоит упомянуть тот момент, когда он бросил мне хлеб? Хотя, не знаю. Вероятно, именно это воспоминание они и не меняли, но, если верить его словам, то я была единственной, на кого он обращал внимание в школе. Сейчас, едва ли, он сможет согласиться с этим. Он тоже молчал, видимо, пытался поймать невидимую ниточку, которая приведёт его к действительно стоящему воспоминанию. – Знаешь, ты оставался со мной по ночам, когда мне снились кошмары, в которых часто повторялись неприятные сцены из голодных игр. Но, когда тебя не было рядом, мне снились кошмары о том, словно тебя никогда и не существовало. Или же, что я тебя потеряла навсегда. Да, знаю, ты думаешь, что я сочиняю всё это на ходу, что бы… - я замялась, решив, что говорю лишнее. Но слово уже вылетело и его обратно не вернёшь. И кто тебя вообще просил рот разевать, дурочка? У тебя ведь наконец-то появился реальный, действительный шанс увидеть того Пита, который потерялся в самом себе. Так что, не смей, Китнисс, не смей отнимать у себя этот шанс. – Прости, я сказала лишнего. Давай лучше забудем об этом. Продолжай задавать интересующие тебя вопросы и я буду отвечать на них. Если хочешь, буду делать это развёрнуто. Вероятно, тебе это поможет или же нет… - опять несу какую-то ахинею, нужно унять свою дрожь и боязнь. Просто нужно успокоиться, что бы продолжить с ним говорить нормально, а не с вечной опаской навредить его своими не аккуратно-подобранными словами. А в этом я, уж что есть, то есть, мастер. Иногда, благодаря моим словам, гибли люди – я никогда не забуду того, что произошло в 11 дистрикте по моей вине. По вине моих слов не к месту. Да, вероятно, это были правильные слова, но они были сказаны вслух и не в том месте, не в то время. И я прекрасно знала, что мне не стоило этого делать, но я всё продолжала говорить. Говорила до того самого момента, пока первый человек не стал жертвой. Я глупа, это, к сожалению, правда. Может быть, я меткий стрелок. Может быть, из меня сделали символ восстания. Может быть, они действительно верят в меня. Верю ли я в себя? Нет. Не думаю. Особенно после того, что случилось с Питом по моей вине. Я никогда не смогу простить себе этого, никогда. Вместе с ним потерялась и я. И я вернусь лишь тогда, когда вернётся он. И я уверена, что всё это прекрасно знают и понимаю. И именно по этой причине, и, полагаю, что только по этой – над Питом так усердно трепещут, пытаются вернуть ему воспоминания. Но я рада, что он решил говорить именно со мной, а не с врачами. А он всё продолжал молчать, словно – у него нет уже слов, нет уже больше вопросов. А я всё жаждала продолжить эту беседу, я всё жаждала вернуть его. Но я молчала, выжидающе смотря на него. Я знала, что он скоро задаст свой вопрос, но насколько это будет скоро – то же вопрос.