Минхо не знал, как другие глейдеры умудряются не свихнуться – он бы давно двинулся, если бы не должность Бегуна. Когда движешься, переставляешь ноги, напрягаясь изо всех сил, чтобы успеть добежать до самого крайнего тупика и успеть вернуться до закрытия дверей, не много сил остается на раздумья. Только механические, забившиеся, кажется, уже на подкорку сознания движения: срезать плющ на повороте, притормозить, чтобы заглянуть за угол, посмотреть на таблички с пугавшей поначалу надписью «ПОРОК» – нет, ну мало ли что – пробежать еще, затем сесть на бетонный пол, зарисовать пройденный участок, поесть, перевести дыхание, и опять бежать. Простота этих действий и в то же время их изнурительность была единственным спасением. Зря Алби вбивал каждому новичку, что Бегуны – самые сильные и смышленые ребята. Сильные – может быть, а вот на счет смекалки Минхо очень сомневался, ощущая свистящую пустоту у себя в голове. Потому что если начать задумываться, волей-неволей начнешь задавать вопросы, а вопросы – это прямая дорога к сумасшествию. Они уже испытали это в первые месяцы пребывания в Глейде, когда все, что у них было – это тысячи вопросов без ответов, и еще раз почувствовать на себе такое отчаяние, граничащее с безумием, Минхо не желал. Поэтому он оставлял все размышления в Глейде, каждое утро вбегая в Лабиринт с чистой головой и выбегая из него с тем же ощущением.
Все, что нужно было между гигантских, увитых плющом стен – это ноги и цель. Казалось бы, после года ежедневных и безрезультатных пробежек по Лабиринту, наличие второго компонента должно было стоять под большим вопросом, но только не для Минхо. Да, разумеется, он, как и все остальные мальчишки, давно начал подозревать, что выхода из Лабиринта нет и не будет, хоть бегай по нему, хоть нет, но ритуальная значимость ежедневного забега для Минхо была превыше всего. Пока они пытаются, пока они делают хоть что-то, чтобы выбраться на свободу, у них есть шанс. Парень сделал это аксиомой своего существования в Глейде, не смея ее оспаривать или сомневаться. И поскольку исследование Лабиринта казалось самым логичным способом найти выход, то именно необходимость своего занятия Минхо не подвергал ни малейшему сомнению.
А чтобы не сойти с ума от ежедневного лицезрения бетонных стен, одинаковых коридоров и бесконечной физической усталости, Бегун придумывал новые и новые «достижения», «открыть» которые можно было под конец тяжелого дня. Так например в его копилке уже был день без единого срезанного плюща, день без еды, день бега задом наперед и даже день двойного забега, когда он умудрился пробежать последний сектор Лабиринта два раза и успеть вернуться до захода солнца. Чем сложнее и опаснее было «задание», тем больше сил оно требовало, а работа на пределе своих возможностей была как раз тем, что нужно, чтобы не впасть в уныние. Некоторые «цели» сначала казались Минхо совсем невыполнимыми, несмотря на то, что он был тем, кто их и придумывал, и на их достижение уходили дни, а то и недели. И несмотря на то, что эта «игра» была скрыта от посторонних глаз, менее азартной от этого она не становилась, а азарт очень хорошо затмевал бессмысленность ежедневных, повторяющихся действий.
Когда фантазия Минхо исчерпывала себя, он повторял старые «достижения», такие как сегодня – не делать остановок на обратном пути, пробежать весь путь от крайнего тупика до дверей на одном дыхании. Для человека, ежедневного преодолевавшего мили довольно интенсивным бегом, это не было чем-то очень уж сложным. Солнце неумолимо приближалось к своей финальной точке ежедневного пути, и Бегуну не нужно было даже смотреть на часы, чтобы понять, что до заката осталось не больше часа. Но Минхо уже был в прилегающей к Глейду секции и опасаться было не чего. Если бы не «задание», можно было вообще перейти на шаг и спокойно успеть. Но витающая в уставшем теле мысль о раннем ужине мотивировала парня на бег.
Слегка сбавив скорость, чтобы не занесло на повороте, Минхо вбежал в коридор-разветвление – место, где Бегуны, начинающие свою работу с западных дверей, разъединялись, чтобы исследовать каждый свою зону. Не ожидая никого встретить так рано, парень инстинктивно остановился и замер, едва заметив какое-то движение. Гиверы обычно не выползали днем, но «обычно» было ключевым словом в этой фразе. Вынув нож и уже готовясь дать деру в обратном направлении, Минхо все-таки повнимательнее вгляделся в источник шевеления. В дальнем конце коридора кто-то карабкался вверх по плющу – разглядеть, кто именно, Минхо не мог, но вариантов было не так уж много – в эту часть Лабиринта сегодня забежали только Майкл и Ньют.
- Шэнк, какого черта ты творишь?! – проорал, что было силы, Минхо, снова срываясь с места. Бегуны забирались на стены только в двух случаях – либо спасаясь от гриверов, либо в очередной тщетной попытке добраться до вершины стены. Вторым они перестали заниматься еще пару месяцев назад, приняв, наконец, бесполезность этого занятия. А вот первым…Минхо видел, как упорно и быстро лезет Бегун, словно гонимый страхом, но даже в отдалении знакомых, страшных, булькающих звуков слышно не было. Что-то было не так, совсем не так.
Минхо пробежал большую часть коридора, когда произошло то, чего он в тайне ожидал, но так боялся – парень, карабкавшийся по стене, отпустил крепкие ветки и сорвался вниз. Словно в замедленной съемке он пролетел Минхо наблюдал, как он летит вниз, прежде чем понять, кто же это все-таки был.
Ньют.
- Твою ж мать, - втянул в себя воздух Бегун, подлетая к распростертому на растрескавшемся бетоне телу друга.
«Не успел», - билось у него в голове. И плевать, что поймать человека, летящего с такой высоты, практически невозможно, плевать, что его вообще могло не оказаться в этом коридоре в эту минуту, и даже плевать на то, что по правилам Глейда за попытку убить себя, шэнка запирают в камере на целый месяц, а потом приставляют охрану. Он не успел, и теперь его друг мертв.
Минхо тяжело опустился на колени рядом с Ньютом, в глубине души надеясь на чудо, и на то, что изогнутые под пугающим углом ноги и капли крови, стекающие со светлых волос – еще не смертельный приговор. Бегун приложил пальцы к шее друга, нащупывая артерию.
- Шэнк? – слабо, едва заметно, кровь все-таки пульсировала в теле Ньюта. Не помня себя от переполнявших его эмоций, Минхо стал трясти друга, желая привести его в сознание, убедиться, что он действительно жив, и что это не жестокая игра его воображения. – Ньют очнись! Очнись же, шэнк проклятый!

Внутри Минхо все клокотало от переизбытка эмоций, разом навалившихся на Бегуна. Здесь было все: от искренней радости и облегчения до неконтролируемой злобы, которую хотелось выплеснуть на Ньюта в качестве дополнительного наказания за содеянное. Да, в последнее время дела в Глэйде шли не лучшим образом, и лица мальчишек становились мрачнее с каждым днем, но что бы так… Минхо до сих пор не мог поверить, что Ньют – сильный, спокойный, рассудительный Ньют – может взять и решить угробить себя посреди Лабиринта с риском никогда не быть найденным ни одним живым существом, кроме гриверов, если их вообще можно было назвать таковыми. Но факт оставался фактом – и полуживой, явно покалеченный, растянувшийся на полу глэйдер, был тому доказательством.
- Что за черт, Ньют? Какая муха тебя укусила? – Бегун хотел, чтобы его слова прозвучали жестко и сурово, ведь по идее так и нужно было обращаться к тому, кто хотел эгоистично и трусливо уйти от проблем, оставив друзей, но голос подвел парня, и вопросы буквально прозвенели в воздухе, полные какого-то недоумения и неестественно высоких нот. Даже будучи свидетелем этой неудавшейся попытки убить себя, Минхо все равно отказывался верить, что Ньют трус и эгоист – слишком это было на него не похоже. А значит, должны были быть какие-то причины, что-то жуткое и страшное, найденное парнем в глубинах Лабиринта, что заставило его забраться по стене и сигануть с нее, не задумываясь о последствиях. – Что ты нашел, шэнк?
Но долго размышлять об очередных кошмарах Лабиринта Ньют не дал – он неосмотрительно попытался пошевелиться, наивно стараясь скрыть от Минхо то, насколько ему больно. Парень не заплакал, даже не зашипел, но Глава бегунов видел, что его другу это стоит немалых усилий. «Лучше бы он орал, чем демонстрировал свое геройство перекошенной миной», - чуть было не озвучил Минхо собственные мысли, зная, что Ньют оценит их беззлобную иронию, но в последний момент осекся и решил промолчать, не уверенный, что сейчас подходящее время для шутки, в которой слишком много правды. Тем не менее, тот факт, что он сам еще шутить может, придал Минхо сил  и начисто стер злобу на шэнка – в конце концов, причины поступка Ньюта были гораздо менее важны, чем тот факт, что он остался жив и более-менее цел. Хотя последнее еще предстояло проверить.
- Ну-у-у, - неуверенно протянул Минхо, осматривая ногу Ньюта, подозрительно изогнувшуюся при падении, но на вид целую. – По крайней мере, кости не торчат и кровь не хлещет, так что жить будешь, ходить возможно тоже. А вот бегать – вряд ли.
«И не только потому, что наверняка останешься хромым на всю жизнь», - про себя добавил парень, но снова промолчал. Больше он Ньюта в Лабиринт не пустит, ни под каким предлогом. Впрочем, об этом Минхо решил подумать потом – у них были куда более насущные проблемы, а именно – как добраться до дверей до их закрытия. В том, что Ньют сможет идти, а уж тем более бежать, Минхо сильно сомневался, да и такой способ передвижения был слишком медленным – до заката оставалось не больше сорока минут, при том, что до дверей можно было добежать только за тридцать. А значит, у Главы бегунов оставался только один вариант – посадить друга на загривок и таким образом донести до Глэйда.
Минхо так глубоко задумался, как лучше подсадить Ньюта, чтобы не повредить ему еще что-нибудь, что не сразу понял, почему шэнк вдруг стал хватать его за руки и смотреть так жалобно. Только через пару секунд до парня дошел смысл его слов, и смысл этот, по правде сказать, был удивителен. У Минхо даже в мыслях не было рассказывать кому-то о поступке Ньюта – было как-то естественно и совершенно очевидно, что это навсегда останется их секретом. Конечно, если они выберутся из Лабиринта.
- Я буду молчать, если, во-первых, меня навсегда не заткнет гривер, пока я буду тащить твою тушку до выхода, и, во-вторых, если ты выкинешь свою суицидальную дурь из головы. - Глава бегунов строго и внимательно посмотрел на Ньюта. – Мне нужно обещание, что такое больше не повторится.