DA VINCI'S DEMONS | ДЕМОНЫ ДА ВИНЧИ
Имя: Girolamo Riario della Rovere/ Джироламо Риарио делла Ровере/граф Риарио
Возраст: 34
Раса: человек
Деятельность: граф и генерал-капитан Святой Римской ЦерквиВнешность:
Blake Ritson / Блейк Ритсон
|
Италия всегда была великой страной. Несмотря на чрезмерную набожность, именно она олицетворяла красоту природы во всех ее проявлениях. Расцвет искусства, свободной воли и изящества, перекрывали всю грязь и чернь политиканов, стоявших во главе всего и всея. Флоренция же, была чем-то вроде центра воронки, заглатывающая огромные массы людского населения в себя. Только в этом городе можно было встретить людей, чьи чувства раскрывали огромные двери перед зеваками, проплывавшими мимо, в новейший мир. И мальчишке из семьи Риарио делла Ровере, отнюдь, не посчастливилось родиться там, где неугомонному уму всегда можно было найти развлечения.
Джироламо родился в 1443 году, в Савоне, крупнейшем городе Лигурии. Этот маленький город был не менее краше излюбленной Флоренции, и все же, ненависть к маленькому, не имеющему никакой перспективы, городу, всегда душила юношу. Возможно, лишь по этой причине, уже состоявшийся гонфалоньер Церкви, по приказу своего дяди, он будет пытаться всеми силами разрушить Флоренцию.
Будущий граф и генерал-капитан Святой Римской Церкви, в раннем детстве был лишь одним из очередных типичных деток из богатых семей. Отнюдь не тех, кто был выращен на всяческих потаканиях родителей. Джироламо родился вторым сыном, а значит, по умолчанию являлся, скорее, прислугой для своего избалованного брата, нежели равным законным наследником. Родители все силы отдавали на воспитание и обучение первого ребенка, поэтому-то будущий племянник Римского папы постепенно становился жестокой и темной личностью. Справляться с постоянными издевательствами брата и игнорированием родителей приходилось способом, который казался наиболее легким и менее болезненным. И все же, к счастью, семья Ровере платила за него большие деньги, давая возможность учиться в лучших школах Рима. Все последующие года, Джироламо изучал все новое, до чего мог дотянуться. Будь то конный спорт, различные языки или даже анатомия с геологией. Однако же, его двадцатилетие попало в очень неудобные времена, как для образованного джентльмена, так и для Италии в целом. Джироламо приходилось промышлять лишь бакалейной торговлей, которая казалось для него казнью его талантов и знаний. Днем через него проходили старинные товары из Индии, Китая и Румынии, а ночи юноша убивал на изучение этих артефактов, преодолевая всю свою ненависть к истории из учебников.
После того, как Риарио стукнуло двадцать шесть, на его руках уже был документ с печатью от нового Сикста, дающий ему звание графа и всяческие возможности от имени Римской Церкви. Именно тогда, Джироламо понял, каков этот мир на деле. Когда все старания и учения проходят мимо и кланяются ниц перед связями и деньгами.
Графу еще не исполнилось тридцати, а на его голову сваливались все новые и новые проблемы. Отец в один день решает уничтожить в Джироламо всю человечность. Влезает в голову, прикрываясь Богом, и дает кинжал, посылая убить настоящую мать. Эта новость как будто обходит юношу стороной, и он, вооружившись лишь ладонями, забирает медленно и мучительно, жизнь бедной женщины в старом потрепанном платье. Это было его первое убийство, превратившее его в монстра. И все, что было после этого, кажется лишь сном.
Проходило время, противостояние политики Флоренции и Рима были, скорее, борьбой семьи Медичи и Сикста. А когда наступил 1477 год, жизнь Риарио делла Ровере перевернулась с ног на голову. Союзником Флоренции стал некий Леонардо да Винчи, художник, инженер и еще Бог знает что. Графу было уже тридцать четыре, а его жизнью и смыслом должен был стать какой-то свободолюбивый парнишка, с разницей в девять лет. Риарио не имел ни малейшего понятия о том, почему этот человек вдруг был на языках каждого третьего флорентийца. Два года ему приходилось каждый день переосмыслять всю свою жизнь, следя за каждым действием да Винчи. То, что произошло в Хранилище Небес, в надежде найти Книгу Жизни, вымотало графа, снова сделало из него того, кем он являлся лишь в далеком детстве.
|
Впервые задумываться о себе Риарио стал лишь в тридцать с лишним лет. Его личность двоилась, троилась и что еще хуже, любила каждый раз пускать огоньки сомнения в голову. Будто без этого, Джироламо не мучился от бессонницы ночами напролет, размышляя о том, правильно ли он поступает. И где его Бог, когда он так нужен тому, кто набожен и грешен одновременно. Его детство проходило в страхе за свое положение в глазах общества и родителей. Юноша считал себя избранным, хотя понимал, насколько эти мысли глупы, ведь каждый считает себя таковым.
Глупые людские чувства вызывали в графе ненависть, делая из него еще большего монстра, чем он считал себя по правде. Холодная жестокость, хитрость и горячая уверенность – все, для того, чтобы достичь собственных целей. Риарио считал верным лишь одно: в этом мире нужно быть таким, чтобы жить на вершине. Увы, никто не объяснял ему, что можно обойтись низами, если знаешь, как жизнь прекрасна своей природой, искусством и любовью.
Джироламо осознает, что папа Сикст руководствуется лишь эгоистичными мирскими желаниями, только после встречи с Леонардо. Слова артисто о том, насколько «поломанным» и уставшим Риарио выглядит по правде, произвели слишком сильное впечатление на того, кто не моргая мог убить кого угодно, лишь бы не упасть в грязь лицом перед папой Римским.
Джироламо беспощаден и непоколебим, но в то же время настолько же раним и одинок.
|
В хорошей физической форме; способности в конном спорте; знание языков, геологии, анатомии и немного истории
СВЯЗЬ:
Другие средства связи:
vk.com/lunaluna3
ПРОБНЫЙ ПОСТ:
Чувства человека так часто лгут ему, не давая даже шанса на то, чтобы справиться со своими демонами в голове. Они настолько жестоко бьют по лицу, оставляя кровавые следы, и не жалея сил, ранят душу, сердце и тело. Человечеству пора бы привыкнуть к этому, но, увы, это будет продолжаться до того момента, пока последняя личность не будет втоптана в грязную землю. Пока последний человек не исчезнет из этого мира, люди будут страдать, не зная, как вылечиться, как избавиться от всей той боли, что причиняют себе сами. Вроде бы, такая простая истина: живешь, пока чувствуешь, но ее так сложно принять, а жить с ней, кажется, вообще невозможно. Сложно принять любую правду о себе, когда чувства всё сильнее сжимают руки на твоем горле, сдавливая и не давая вдохнуть и пары раз. Все эти слова слишком пафосные и совсем не привычные для Лэя, но настолько существенные, что ему иногда становится страшно. Смешно и страшно до ужаса. Его пугают даже обычные человеческие чувства. Насколько же забитым должен быть человек, чтобы мыслить всю жизнь только так, и никак иначе. И все же, Чжан всегда думал, что ничего не боится. Так и есть, в какой-то степени. Он даже не боится бояться, но это не значит, что все его животные инстинкты, заложенные в людях вообще, просто так исчезли, просто потому, что он так захотел. Жизнь все еще не так проста. Она не может упроститься за один час, одну минуту или секунду. И вот, именно сейчас, в такой неподходящий момент, Лэя захватили чувства. Непонятные и странные, они зажимали в объятиях, не собираясь отпускать. Нужно было просто подойти к человеку, посмотреть в глаза и спросить такую простую вещь, а Син не мог. Не то, чтобы даже не хотел, просто не мог. Испугался, смутился и черт знает что еще. В нем всегда было такое, сколько он себя помнит. Бороться с этим получалось, иногда, но обычно было лишь спутавшееся мнение прохожих незнакомцев о парне, который не может даже элементарных вещей сказать. За себя было стыдно до дрожи в коленях и красных следах от ногтей на ладонях. Стыдно и глупо, ведь Исин только и делал, что говорил про себя, какой он уверенный в себе человек. В нем не было ничего такого ужасного, но так вышло, что, такие как он, мало нравились окружающим. С этим ничего не поделать, но от этого легче не становится, увы. И именно тот самый огромный зверь внутри рвал на части, заставляя поднять глаза и посмотреть на людей (и у него это все же когда-то да выходило).
А сейчас? Сейчас было довольно-таки темно. Незнакомец, сидевший у стены, был плохо виден, так что можно не боясь просто подойти и задать вопрос. Чжан так и сделал бы, если бы не один еще более смущающий факт…. Тот человек сбежал из зала с такой бешеной скоростью, что для медлительного сознания Сина, это было как самая быстрая ракета, существующая на Земле. Хотя, «сбежал» - громко сказано. Повернув голову в сторону двери, Лэй лишь приоткрыл рот, застыв на месте как вкопанный. В голове вдруг стерлись все слова и мысли, и остался лишь белый лист. Лэй даже не подумал, что может быть разозлил незнакомца или тот просто спешил, не желая тратить время на разговор с неизвестным человеком. Хотя, странно, ведь рюкзак и кофра остались в студии, извещая недалекого сейчас Сина, о том, что танцор пошел либо в туалет, либо подышать свежим воздухом. Каких-либо других предположений у него не было (косметичку в руках Тэмина он тогда не заметил совсем). Не найдя лучшего решения, Чжан прошел чуть дальше в зал и сел на скамейку, так удобно стоявшую в углу, хоть и слегка грязную на первый взгляд. Оглядев все вокруг, в голову пришла, наконец, мысль о чем-то более конкретном: для чего он вообще сюда пришел в такое время. Довести до конца размышления не дал громкий скрип двери, почти шаркающие шаги по деревянному полу и звук чего-то еще. Подняв голову, взглянув из-под челки на фигуру танцора, он так и не понял, почему походка была слабой и не такой уверенной. Потому что во время танца, этот человек представлял собой великолепную грацию и почти болезненную точность. Чжан понял вмиг, что завидует такому стилю, разительно отличавшемуся от его собственного. Решив, что это не совсем его дело, да и вообще, думать так о первом встречном не очень правильно, парень задвинул этот вопрос дальше в сознание, и на время закрыл. Почему не навсегда? Он и сам не уловил. Просто первая мысль была о том, что, возможно, Исин еще не раз встретить Тэмина в своей жизни. Нет, сблизиться с ним никогда не получится (лишь из-за самого Лэя)... Верить людям он перестал уже давно, слишком много раз его оставляли, чтобы это прошло бесследно. Кто-то отвык от общения, кто-то не хотел, а он был одним из тех, кто, будто, и не собирался никогда быть своим среди людей. Его называли пришельцем, он и решил, что думать так гораздо легче, а жить с этим, тем более.
Тэмин наконец подходит и останавливается буквально в паре метров от Исина. Тот лишь с интересом смотрит себе в ботинки, прежде чем поднимает глаза и обводит взглядом скулы танцора. Чжан не понимает, с чего бы ему так поступать, но что-то его заставляет сделать именно так. Осторожно выдохнув, чтобы стоящий перед ним не заметил, парень продолжил смотреть, теперь уже в глаза несостоявшемуся пока собеседнику. Что тот скажет? Что решит сделать? Всё это было очень странно, и атмосфера в зале становилась все напряженнее, не говоря уже о том, что что-то внутри Чжана вдруг заинтриговано колыхнулось. Как будто интуиция подсказывала, ненавязчиво так – это будет здорово. Абсурд. Качнув головой, Исин посмотрел на Тэмина, снова ожидая первых слов (хотя бы звука). Почему он сам не может сказать что-то первым? Кто знает. Тэмин выглядел смущенным, но серьезным, и, кажется, готов был отдать все на то, чтобы заговорить с Лэем.
-Потанцуем? – первое, что сказал парень Исину, заставило того удивленно раскрыть свои узкие глаза до размеров блюдец, образно говоря. Вообще-то, он не подумал ничего такого, что казалось бы смущающим. Это был скорее шок от того, что с ним вообще заговорили. Как будто натянутая резина взяла и лопнула, в одночасье, освобождая всё напряжение, висевшее в воздухе до этого. Было странно и как-то даже смешно, до той поры, пока Лэй не понял, что вообще запутался и не понимает, что делать дальше. В нем заговорил какой-то странный голос, смеясь и говоря что-то о милости и красоте парня напротив. Заставив внутренний голос заткнуться (если это был он), Чжан достал из уха наушник и вырубил японскую песню, создающую в голове какой-то хаос и неловкое смущение. Он вдруг представил аниме, так, как будто сам был в рисованном мире, к тому же, реакция Тэмина на собственные слова не сделала ситуацию легче. Исин поспешил тяжело выдохнуть и положить плеер в сторону, собираясь с мыслями. Он понял, что так ничего и не ответил, заново вставая на первую ступеньку неловкости. Доходить до этого не хотелось, поэтому слабо улыбнувшись, Лэй поднялся со скамейки, оттряхнув штаны так, будто сидел на грязной земле. Таким жестом, он, скорее всего, хотел лишь оттянуть время, чтобы подумать о том, что говорить. Молчать все время – не выход, все-таки Син не немой, да и не глухой тоже. Просто, так бывает. Люди общаются для того, чтобы просто расслабиться и сделать себе приятно, но не Лэй. Для него это что-то обременительное, отчего он не может никак избавиться в своей жизни. И все же, сейчас, его тянуло на то, чтобы сказать хоть пару слов.
- Прости, если вдруг помешал, - как примерный азиатский житель, Син кланяется, чуть ли не в пол и понимает, насколько смущен. Перед ним, скорее всего, его сонбэ, а он так странно себя ведет. И все же, преодолев все барьеры, которые стояли перед парнем на пути к тому, чтобы начать уже танцевать, Чжан кивает сам себе и делает первое движение. Оно выходит рваным и не совсем удачным. Парень напряжен и сосредоточен до такой степени, что не отдается музыке с головой. Странно, думает он, бросая взгляд на Тэмина. Что-то не так. Аура танцующего рядом человека другая (будто Син может ее видеть, ха). Наверное, показалось, решает он и снова делает движение вперед, прокручиваясь вокруг своей оси.
Отредактировано Girolamo Riario (2015-01-30 20:23:39)