— Что, что ты ему ответила? — в нетерпении затараторила юная эллет, забираясь к сестре на кровать и подбирая под себя ноги, — Ну же, что? — изящные пальчики дернули рукав тонкого ночного платья Эльвен и та прекратила расплетать золотые косы, глянув на сестру, как можно укоризненнее, хоть уголки губ и дрогнули в слабой улыбке, — Ты сказала нет?! — воскликнула Энвен и её глаза в ужасе округлились.
— А что, если и так? — беспечно кинула эльфийка и вернулась к своему занятию, аккуратно складывая на покрывало чуть смятые ленты.
— Ему нельзя отказывать! — перешла на сердитый шепот сестра, чем вызывала у светловолосой очередной тяжкий вздох. Уж больно она не любила все эти разговоры на личные темы. Личное, оно на то и личное, что должно таиться в закромах души, а не выставляться напоказ. Эльвен так надеялась, что никто не узнает об их столкновениях с принцем, но разве можно что-то скрыть от собственной сестры?
— Почему нельзя? Потому, что он принц? — костяной гребень коснулся волнистых от кос прядей, — Или потому, что омут его серо-голубых глаз заставляет забыться обо всем? — нараспев протянула эллет с явной иронией и поддевкой, ведь именно так, постоянно говорила сама Энвен, если речь заходила о Трандуиле. Он нравился многим. Точнее, он не мог не нравится – в этом стоило признаться хотя бы самой себе, но…
— Да ну тебя, — буркнула сестрица и спрыгнула с кровати, отчего шелковые ленты плавно слетели вслед за ней. А ведь Эльвен не отказала. По первой причине, или же по второй – это еще не ясно. Но она и не сказала «да».

— Китнисс! — разорвал чащу леса крик Прим и я встрепенулась, ощущая, как вдоль позвоночника пробежал разряд электрического тока, — Китнисс! — раздалось еще громче, словно где-то над ухом, а то и вовсе в мозге, под самой его коркой я, балансируя на грани безумия, стала панически оглядываться, надеясь увидеть фигурку сестры среди зелени кустарников,  — Спаси, Китнисс! — в очередной раз воззвал тонкий голос сестры и я бросилась с места, пробираясь сквозь бурелом, прорываясь с сквозь колючие ветки и раздирая в кровь руки.
— При-и-и-им! — взывала надрывая голос, несясь вперед, перепрыгивая через корни, булыжники и ямы, — Прим, где ты! — до боли в легких вопила, чувствуя, как страх окутывает каждую клеточку тела, заставляя бежать быстрее и быстрее. Главное не останавливаться, главное не сбавлять шаг. Прим, — пульсировало в голове, а дыхание давно сбилось, заставляя делать короткие глубокие глотки, хватая воздух ртом, — Прим, — растворялось в мыслях, а ноги немыслимо ломило, как после беспрерывного марафона.
— Китнисс! — обезумевший голос сестры полоснул сознание и я полетела на землю, проезжаясь носом чернозему, — Ки-и-ит… — срывается на хрип тонкий голосок и булькающий кашель оглушает, заставляя прикрыть ладонями уши. Вскидываю голову, всматриваясь в зеленые кроны деревьев, словно в ожидании. Сердце бешено колотится разбиваясь о ребра, а рой мыслей не оставляет никого шанса… Выстрел и с губ срывается обезумевший захлебывающийся плустон-полукрик, — Не-е-е-е-е-е-е-ет! — а металлический голос возвещает о гибели Праймроуз Эвердин из Дистрикта-12.
***
Паническое «нет!» и я подскакиваю на диване, вырванная из собственных снов своим же криком. Темный мрак комнаты постепенно возвращает в реальность, а чьи-то тонкие холодные пальчики, сжимающие трясущуюся ладонь, заставляют опустить взгляд. Прим. Еще никогда сестра не смотрела на меня с таким страхом. Еще никогда в её светлых глазах не было столько боли. Практически столько же сейчас плескалось на дне моей души, ведь раз за разом переживая очередной кошмар, я буквально пропускала его через себя. Они были разные: по сюжету, по героям. Но каждый раз, закрывая глаза, я попадала в маленький ад, разрывающий в клочья, убивающий, словно самый изощренный и медленный яд.
Не сдержав вздоха облегчения, медленно потянула сестру к себе на диван и сгребла в охапку, зарываясь лицом в золотистые локоны, целуя в макушку. Сейчас, когда сестренка была рядом, все страхи отходили на задний план, хоть исцелить от них, младшая Эвердин не могла. И, наверное, никто не сможет.
— Я звала тебя, — осторожно говорит она и я сжала её еще крепче, боясь, что та исчезнет, словно вожделенный мираж, испарится, оказавшись очередным сном. Все эти страхи стали слишком реальными, что бы пускать их на самотек, — Я знаю, утенок. Знаю, — ком в горле не дает сказать ничего больше и мы просто сидим, согревая своим теплом друг друга и вслушиваясь в тишину большого дома, который у нас теперь был. Мне бы очень хотелось сказать «все изменилось» и рассказать всем счастливую историю «о другой жизни», что встретила нас с Питом после игр, но врать у меня выходило хуже всего, да и притворством я была сыта по горло. «Нас с Питом» — не было. Вот она, правда. И другой жизни тоже нет. Есть только обломки прошлого, на котором я отчаянно пыталась выстроить что-то еще. Есть жизнь, которая больше напоминала существование, а еще кошмары. Вот и вся счастливая история о победителях. Быть может, Пит был бы более разговорчив, ведь его мир всегда светлее моего, как и он сам, но мы не виделись с тех пор, как расстались на вокзале. Как он там? Интересно, ОНИ его тоже мучают?
***
— Ты куда? — обеспокоенно спросила Прим, выглядывая в коридор и видя, как я шнурую ботинки, а потом хватаю куртку с вешалки. В последние пару дней я не выходила из дома, предпочитая отягощенное внутренними страхами, одиночество, даже компании собственных сестры и мамы. Что уж говорить о прогулках по Дистрикту? Я чувствовала себя кем-то сродни предателю, который посмел выжить, несмотря на желание всех. Мне казалось, что каждый из моих земляков безмолвно, но осуждает меня за эту победу и за путь который я выбрала для её достижения. Особенно он. Мы так и не встретились после моего возвращения, и я, по-прежнему, не была уверенна, что он захочет меня видеть. Я бы не захотела. Я бы прогнала.
— Пора повидаться со старыми друзьями, — криво улыбаюсь в ответ сестре и вижу, как так легонько кивает, — Правильно, — на её личике появляется выражение одобрения и я не сдержавшись, тереблю её по макушке. Порой, она куда умнее меня, а её взгляд на некоторые вещи поражает своей мудростью и… взрослостью. Пожалуй, я никогда не смирюсь с мыслью, что моя Прим однажды станет совсем взрослой. Только не для меня. Для меня она навсегда останется утенком, — Не думала, что ты такая трусиха, — внезапно выдает сестра и я застываю, пытаясь уловить в её словах скрытый смысл. Хитрая полуулыбка, пожимание хрупкими плечиками, — Что бы целоваться на камеру, смелость не нужна, — отшучиваюсь и мы обе понимаем, что я имею ввиду, прикрывая это более благовидными вещами. Она клюет меня в щеку, вставая на носочки, а потом уходит обратно вглубь дома, лишь на пороге замирая, — Здесь камер нет, Китнисс.
***
Давно я не была в районе шахт. С тех пор как погиб отец, в моей душе вырос какой-то невидимый барьер, заставляющий держаться отсюда подальше, но сегодня я пришла сюда. Ради него. Желание встретиться, увидеть его росло с каждый днем, выжигая в душе болезненные червоточины, а я, мучаясь, не могла набраться храбрости, что бы посмотреть ему в глаза. Сколько можно было убегать и скрываться? Я, словно, все еще не вернулась с арены, пытаясь выжить, надеясь вернуться однажды. Моя душа, кажется, была совсем не здесь, а я сама боялась признаться, что все закончилось. Пора снова начинать жить, а я до сих пор находилась под властью кошмаров. Пора открыть глаза. Я дома.
— Здравствуйте, — не смело киваю кому-то из уставших шахтеров, чье лицо показалось знакомым, а потом всматриваюсь вдаль, надеясь разглядеть только одного человека. Медленно бреду вперед, лавируя между мужчинами возвращающихся со смены, ловлю на себе хмурые взгляды, к которым почти привыкла и … боюсь. Снова боюсь, что все это окажется пустой тратой времени. Такой же пустой, как и я сама, — Гейл, — срывается с губ слабый шепотом, стоит взору уловить знакомый силуэт чуть поодаль, — Гейл! — не сдержавшись кричу и ускоряю шаг, чувствуя, как сердце то и дело пропускает удар. Пути назад не было, отступать было глупо, отчего я приближалась к нему все быстрее и быстрее, затормозив только когда между нами остались каких-то пару метров. Один робкий шаг и я поднимаю голову, что бы взглянуть на него. Еще один и всматриваюсь в родное лицо, пытаясь прочесть хоть что-то, будь то ненависть или презрение. Еще один шаг и тихо говорю, — Привет, — не известно на что надеясь и не понятно  на что рассчитывая. Так бы и стояла рядом с ним, в гнетущей тишине, охваченная сомнениями, но в голове звучит голос Прим с это её «правильно», дающее толчок в спину. Последний шаг и бросаюсь в объятья молодого человека, прижимаясь щекой к грязной рубашке и вдыхая запах шахт, машинного масла и чего-то еще, знакомого, еле уловимого, отчего внутри все переворачивается. Только сейчас осознаю, как сильно я по нему скучала. Только сейчас понимаю, насколько мне не хватало его, — Не отталкивай меня, прошу тебя, — сбивчиво шепчу и утыкаюсь носом ему в шею. Не боюсь запачкаться. Больше ничего не боюсь, кроме, как быть отвергнутой.