Переношу.
-

Жизнью советника завладело одно-единственное "если". Хотя, на самом деле, их было больше, но все в итоге сводились к одному. Оно крутилось где-то на подкорке и капало на мозги, пока полностью не перетянуло все внимание на себя.
Если бы только...
Жизнь в стране О.З. постепенно входила в прежнюю колею, где-то спотыкаясь, где-то пробуксовывая - но в общем и целом ситуация почти стабилизировалась. Люди вздохнули свободней. Все постепенно привыкали к тому, что не нужно больше прятаться по углам. Люди возвращались в свои прежние дома, потихоньку восстанавливали разрушенное. Вспоминали, каково это - жить нормальной жизнью. Но в основном, все были счастливы просто оттого, что все закончилось.
Амброуз тоже был счастлив. Большую часть времени. Но порой его мысли упрямо возвращались к тому самому пресловутому "если".
Королева сделала все возможное и невозможное, чтобы вернуть ему то, что он потерял. Он снова был самим собой. Снова был советником. Вернул себе прежнее влияние в этой стране - казалось бы, чего больше? Для него все вновь вернулось на круги своя.
Если бы не...
Иногда он ловил на лицах собеседников вежливо-выжидательное выражение и понимал, что в его мыслях в очередной раз произошел сбой. А он даже не замечал этого.
В этом нет ничего страшного, говорили все. Это ни на что не влияет. Не нужно думать, что из-за этого его мозг работает неполноценно или еще что-то. Все хорошо.
Да, все было хорошо. Амброуз никогда не жаловался. Его мозги теперь работали почти как прежде. Следовало радоваться тому, что он снова мог нормально думать, и в его голове больше не было такой каши, как у Глитча. Он радовался. Правда.
Если бы только...
Но сбои все же были. И головные боли были. Он уже не мог работать столько же, сколько раньше. И еще тот неожиданно обнаружившийся маленький дефект речи, из-за которого он периодически спотыкался об какое-нибудь слово. Это тоже была мелочь, но она эффективно добивала его, особенно на важных совещаниях.
И каша в голове все равно оставалась, конечно. Размазанные по углам памяти семь лет его жизни, которые вернуть не мог уже никто. Ибо то, что забывал Глитч, было забыто быстро и качественно.
Его память теперь больше всего напоминала лоскутное одеяло: кусочек оттуда, кусочек отсюда. Кусочки эти не всегда стыковались друг с другом, и ему далеко не всегда удавалось связать концы с концами, когда он пытался разобраться в своих воспоминаниях.
Были среди этих кусочков и такие, которые он был бы рад снова забыть и никогда не вспоминать вовсе. В частности, те, что были связаны с холодными хирургическими столами. Но почему-то именно они оказались наиболее навязчивыми, впиваясь в сознание холодными пальцами ночных кошмаров снова и снова, что было, в общем-то, уже не смешно.
И ведь он был не единственным, чью жизнь исковеркала эта война.
Иногда он наблюдал за Кейном и думал о счастливой семье, которой у того никогда больше не будет.
Иногда болтал с ДиДжи о какой-нибудь ерунде и все равно замечал в ее глазах отголосок вины.
А иногда ловил взгляд Азкаделии, и тогда становилось страшно даже представить: а что сейчас должна была чувствовать она? Ведь все беды последних пятнадцати лет по-прежнему ассоциировались с именем старшей принцессы. Многие до сих пор оговаривались, продолжая называть ведьму ее именем.
Ей придется жить с этим всю жизнь.
Эти пятнадцать лет ни для кого не прошли бесследно.
Если бы только...
Только подумать, от какой мелочи иногда может зависеть ход истории. Если бы две маленькие девочки не залезли в ту проклятую пещеру в поисках приключений, ничего из этого не случилось бы. Нет, Амброуз не винил ДиДжи, никогда даже в мыслях не допускал ничего подобного. Но он не мог не думать о том, как все могло бы обернуться, если бы что-то помешало юным принцессам войти в пещеру. Всех этих кошмаров легко можно было бы избежать, если бы только... если бы только возможно было повернуть время вспять.
Он возвращался к этой мысли снова и снова, пока его полностью не захватила Идея. Очень скоро она стала навязчивой. Амброуз не мог думать ни о чем больше. Каждую свободную минуту он уделял поиску решения этой задачи. На первый взгляд то была всего лишь фантазия, но его мозг был все еще взбудоражен своим неожиданным пробуждением и был голоден до новых трудноразрешимых задач.
Путешествие во времени - это казалось чем-то скорее из области фантастических романов. Но всем известно, что писатели-фантасты часто опережают свое время, придумывая устройства, которые впоследствии становятся реальностью в той или иной форме. Значит, и машина времени вполне могла стать реальностью. Если бы он только сумел понять базовый принцип...
Советник погрузился в расчеты.
Он никому не сказал о том, что собирался сделать. В основном из опасений, что его попытаются отговорить или вовсе запретят заниматься этим. Затея была ненадежной и опасной, в первую очередь - для самого изобретателя. Машина могла не выдержать нагрузки и взорваться, могла сломаться после первой попытки, лишив его возможности вернуться, или вовсе закинуть его неизвестно куда. А даже если все получится, что станет с ним самим? Будет ли он помнить все, что случилось в параллельной временной ветке, или опять всё забудет? Или вообще исчезнет, потому что вместо него будет жить уже совсем другой Амброуз? Этого изобретатель просчитать, к сожалению, не мог. Но он был готов рискнуть.
Впрочем, у него могло еще ничего и не выйти. Тогда тем более, зачем бередить чужие умы, если ничего не получится?
Но чем дальше, тем яснее он понимал: получится. С каждым днем машина обретала все более четкую форму, сперва - в виде чертежей, а затем и в реальности. Амброуз стал рассеян в общении более, чем обычно, часто отвечал невпопад и при каждой удобном случае так и норовил улизнуть к своему новому изобретению. Чем ближе становился тот день, когда он закончит работу, тем сильнее его охватывало нервное возбуждение.
Наконец, этот день настал. Подкрутив последнюю гайку, Амброуз выпрямился и неожиданно понял, что это - всё. Его машина закончена. Осталось только включить ее, и от того судьбоносного дня его будет отделять лишь несложная комбинация кнопок. Это было даже как-то... странно. Мыслимое ли дело, судьба Королевства - полностью в руках одного человека?
От этих мыслей Амброуз слегка растерялся. Он так ждал этого момента, но теперь им внезапно овладела нерешительность. Если у него получится, если он действительно сумеет изменить прошлое, это скажется на судьбах всех людей. И далеко не для всех это может оказаться благом. Каждое действие влечет за собой последствия, и для разных людей они будут разными. Чья-то судьба может сломаться даже от незначительной, казалось бы, мелочи. Кто-то может вовсе никогда не родиться на свет.
Имеет ли он право решать за всех?
Но если мыслить в масштабах всего Королевства, несомненно, он делает доброе дело?
Или все-таки нет?
Амброуз так глубоко задумался, что шагов за спиной не услышал.

Голос за спиной вырвал Амброуза из водоворота сомнений. Вздрогнув, советник обернулся, и на его лице отчетливо проступило выражение человека, застигнутого врасплох на месте преступления. Он даже дернулся было загородить свое изобретение, но поскольку это все равно было бы невозможно из-за очевидной разницы в габаритах, он остался стоять на месте и, более-менее взяв себя в руки, кивком поприветствовал гостя.
- А, Кейн.
Виноватое выражение лица сменилось легкой растерянностью: Амброуз лихорадочно пытался сообразить, откуда тот взялся, когда успел войти и чем он вообще обязан этому визиту. В сознании родилось смутное подозрение, что он слишком увлекся своим изобретением и, возможно, провозился с ним гораздо дольше, чем ему казалось. На языке так и вертелся вопрос: "Какой сегодня день?", но его Амброуз мужественно проглотил, иначе ситуация получилась бы совсем нелепой.
В общении с Уайатом Кейном он всегда ощущал некоторую неловкость. Казалось бы, они успели хорошо узнать друг друга, пока помогали ДиДжи бороться против ведьмы, но - в этих событиях принимал участие отнюдь не Амброуз. Нет, конечно, это был он; на самом деле, в Глитче было больше от его личности, чем того, быть может, хотелось советнику, однако (к счастью) он мало что помнил из этого периода. Но даже то, что он помнил, приятного не добавляло. Именно поэтому он и чувствовал себя неловко перед Кейном - из-за того, что предстал перед ним в виде легкомысленного оборванца-идиота, не всегда способного даже с первого раза запомнить имена собеседников.
А еще оттого, что самого Кейна он помнил не особенно-то хорошо. В памяти жила странная смесь из досады, симпатии, сочувствия и уважения, которую вызывал в нем этот человек, хотя истоки некоторых из этих чувств он не всегда понимал. А еще до сих пор не сумел нащупать правильную линию поведения в разговоре с ним, а потому держался чуточку отстраненно и официально, что определенно мешало им продолжать ощущать себя друзьями. Вместе с тем, его все-таки что-то привлекало в шерифе, и Амброуз ловил себя на том, что не отказался бы узнать его поближе. Снова.
Но сейчас было понятно, что Кейн зашел не просто поболтать. Его вопрос прозрачно намекал на это, и хотя на лице Кейна сохранялось незаинтересованное выражение, по глазам было видно, что он не слишком-то доверяет фантазии вновь обретшего мозг изобретателя.
- О, это так, ерунда... Просто чтобы мозги занять, - Амброуз покосился на здоровенную махину, занимавшую половину его мастерской, которая на "ерунду" никак не тянула, и замолчал, сам понимая, что никого этими словами не убедит. Вновь взглянул на Кейна и вдруг решился. Он все ему расскажет. Ему ведь нужен был свежий взгляд на проблему? Пожалуй, шериф, с его циничным подходом к жизни, подходил лучше прочих. Если он сочтет затею глупой или слишком опасной, он прямо об этом скажет.
- Понимаешь, я тут думал кое о чем, - вновь начал Амброуз без всякой связи с предыдущим. - Я теперь много думаю, - на его губах мелькнула короткая улыбка, которая на мгновение придала ему удивительное сходство с Глитчем. - Наше счастье, что мы победили и вновь вернули свет в наше королевство... Но не лучше ли было бы, если бы этой войны вовсе не было? Если бы всех случившихся трагедий можно было избежать? Подумай, Кейн, никаких разрушений, никаких жертв! Никому не пришлось бы умирать.
Амброуз махнул рукой в сторону своего изобретения. Оно продолжало равнодушно помаргивать лампочками, ничем не выдавая, сколь грандиозная и опасная Идея была в него заложена.
- И я собрал эту машину. Я называю ее "Четырехмерным Гравитационным Преобразователем для Инициации Цикличной Темпоральной Трансгрессии", - советник кашлянул. - Если короче - машина времени. С ее помощью можно переместиться точно в тот день, когда принцессы встретили ведьму. И сделать так, чтобы они никогда не попали в ту пещеру, - он сделал паузу, давая Кейну осмыслить сказанное. - Понимаешь? Эта машина способна изменить все.
Он тяжело оперся ладонями о стол и продолжил, глядя куда-то в сторону:
- Я построил ее, чтобы все исправить. Но, на самом деле, я не могу просчитать, каким может оказаться результат. Прошлое - материя деликатная, и некоторые считают, что его лучше не трогать. Мы не знаем, что с нами было бы, сложись все по-другому. Но когда я думаю о том, что хуже, чем было, быть точно не может, я готов рискнуть, - Амброуз вдруг вскинул голову и пристально посмотрел на Кейна. - Если бы у тебя была возможность вернуть то, что ты потерял, поставив при этом на карту все остальное, что бы ты выбрал? Как на твой взгляд, Кейн? Оно того стоит?

Отредактировано Glitch (2015-05-14 15:56:23)

По лицу Кейна становится ясно, что Идея советника его, мягко скажем, ошарашила. Амброуз наблюдает за ним с легким беспокойством. То, что он вообще выдает какие-то эмоции кроме своего привычного скептицизма, свидетельствует, насколько эти эмоции сильные. И особого энтузиазма в его реакции не наблюдается. С другой стороны, он не требует немедленно разобрать это дьявольское устройство и сжечь все чертежи, что Амброуз решает считать добрым знаком. Он всегда старается быть оптимистом.
Правда в том, что Кейн еще сам не уверен, как следует отнестись к словам изобретателя, о чем прямо и заявляет. Это вполне объяснимо. Если уж сам изобретатель не вполне определился, как относиться к своему изобретению, то что уж говорить о других. Однако, видя, что Кейн колеблется, Амброуз хватается за эту возможность, чтобы склонить чашу весов в пользу своей машины. Ведь это и в самом деле заманчиво.
- Ты подумай, - предлагает он. - Я не прошу давать ответ прямо сейчас. Мы же никуда не торопимся. Теперь уже нет.
На самом деле, он торопится, еще как! Его снедает нетерпение, но вместе с тем он понимает, что спешка в таком деликатном деле может только навредить, и потому сдерживается изо всех сил.
Но теперь ему кажется, что, если удастся убедить Кейна, вся затея будет более оправдана. Как будто одобрение шерифа сделает ее менее... опасной. Или сумасбродной. В конце концов, если уже два человека будут уверены в ее необходимости, то что-то в этом действительно есть? Амброуз остро нуждается в поддержке. Он, может быть, и гений в том, что касается всяких изобретений, но вот критическое мышление его порой подводит, и сейчас он еще не вполне доверяет собственным мозгам.
- О, вовсе не в неизвестность! - горячо восклицает он. Нужно обязательно показать, что он четко отдает себе отчет в том, что собирается делать. - День, когда была освобождена ведьма, нам хорошо известен. Место тоже. От ДиДжи я уже узнал все подробности того, что тогда произошло, - разумеется, об истинной подоплеке расспросов советник ни словом не обмолвился принцессе, бросив на это дело все свои дипломатические способности, непонятно откуда выкопанные, поскольку советник всегда был человеком прямолинейным, а после памятного происшествия и вовсе заимел привычку сразу говорить все, что думает. Но только не в этот раз.
- Так что у меня есть вся информация, необходимая для того, чтобы попасть в нужное время и в нужное место, - продолжает Амброуз. - А там задача несложная: не дать принцессам попасть в пещеру да предупредить Королеву. Это изменит ход событий. И потом... собственно говоря, на этом всё, - Амброуз чуть пожимает плечами и больше ничего не добавляет. Потому что и так понятно, что потом: он вернется в новое, лучшее будущее, не знающее козней злой ведьмы.
А может, и не вернется. Может, этот Амброуз исчезнет без следа, как только будущее изменится, чтобы уступить место другому Амброузу, принадлежащему своему времени. В каком-то смысле это равносильно смерти. Жутковато думать, что в какой-то момент ты можешь просто перестать существовать - причем безо всякого предупреждения. С другой стороны, почему же он исчезнет? В новом будущем все равно будет жить советник Амброуз, просто он не будет помнить того, что с ним случилось. И, что важнее, ему не придется проходить через то, что его предшественнику довелось испытать. Чтобы переписать эту страницу, тот готов пойти на многое.
Однако он не хочет говорить обо всем этом Кейну. Может, тот поймет и так. Но если не озвучивать эту мысль, она не будет производить такого гнетущего впечатления.
- Как видишь, чтобы изменить будущее, достаточно самой малости, - теперь Амброуз выжидательно смотрит на шерифа. Подействуют ли на него его слова - и если подействуют, то как?