Neverwinter Nights 2|Ночи Невервинтера 2
Имя: Bishop|Бишоп
Возраст: 35 лет
Раса: Человек
Деятельность: Следопыт|Наемник|Предатель
Внешность:
Goran Višnjić | Горан Вишнич
|
Because for every West Harbor that spawns a hero, there's one that makes a hundred brigands, killers, and cowards. And then there's me. |
Дозор Рэдфэллоу. Некогда – захудалая деревенька близ Невервинтера, входящая в сферу его влияния, но нынче – безымянное пожарище, покрытое пропитавшимся кровью сельчан и лусканцев бурым пеплом. Не одного ублюдка она выносила в своем чреве, вскормив не грудным молоком и лаской, но злыми насмешками и издевками; воспитав кнутом и ударом кулака под дых. Нелюбимые ею дети росли отбросами и сорняками, выкорчевать которых пытались и взрослые, и сверстники, потому приходилось с малых лет учиться выживать, сжимая кулаки и безмолвно перенося все унижения. Чтобы после – насладиться сполна местью. Бишоп слишком рано усвоил жестокую правду жизни: прав в этом мире тот, у кого зубы крепче, а меч – острее.
Знала ли деревушка-мать, что блудный сын, покинувший однажды ее лоно, вернется, но с той лишь целью, чтобы вынести ей смертный приговор? Знала ли, что подарит жизнь своему палачу?
Бишоп ковылял по сожженной дотла земле, волоча за собой обездвиженную ногу и зажимая ладонью беспрестанно кровоточащий бок. Он дышал коротко, через раз, и после каждого третьего вдоха сгибался едва ли не пополам, заходясь в кашле и сплевывая кровью: раскаленный, отравленный воздух нестерпимо жег глотку, а сломанные ребра – в опасном намеке трогали неровными краями легкие, норовя их пробить. Но несмотря на слабость и нечеловеческую боль, он упрямо продолжал идти – прочь от пепелища, что осталось в память о родной и вместе с этим – ненавистной деревне Рэдфэллоу; прочь от обезображенных, обглоданных до кости огнем трупов односельчан; прочь от лусканцев, гнилую кровь которых нынче жадно пила омертвевшая земля.
Узкий алый шлейф, тянувшийся за раненным следопытом, превратился в жирную кровавую кляксу, когда тот, окончательно выбившись из сил, упал ничком. Вместо вопля – задушенный хрип, словно сжал кто в тисках исстрадавшиеся легкие, выдавив из них жалкие остатки кислорода. К металлическому привкусу во рту примешались пепел и грязь, а после – и горькая желчь. Мужчина, опершись на локоть, со стоном перевернулся на спину, не отнимая другой руки от рваной раны. Он лежал на размокшей от его собственной крови земле, вперив бессмысленный взгляд стекленеющих глаз в мутное небо, не предпринимая более попыток продолжить свой путь. Преследовавшие его крики мужчин и женщин, плач детей и отборная брань лусканцев постепенно стихали – воспаленное сознание опутывала непроницаемая пелена, и ранее тяжелая голова становилась необычайно легкой, свободной от необходимости мыслить и цепляться за хвост ускользающей реальности.
Он не видел в этом нужды.
Умирать было не страшно.
Но несмотря на тяжелые ранения, полученные в ходе столкновения с лусканскими убийцами, что должны были проследить за «посвящением» следопыта в Круг Клинков, Бишоп выжил. Его нашел и выходил Дункан Фарлонг, привязав после к себе обязательством выплатить долг за спасенную жизнь. Волк, привыкший к охоте в лесных чащах, вынужден был променять свободу на каменные стены Невервинтера, где развлекал себя контрабандой, выпивкой и легкодоступными женщинами. Он ненавидел придурковатого владельца таверны, сотни раз представляя, как всаживает полуэльфу в глазницу стрелу по самое оперение, но, несмотря на злые проклятия, которые человек не стеснялся озвучивать вслух – не смел нанести вред трактирщику, терпеливо ожидая, когда подвернется возможность вернуть должок.
…Бишоп не горел желанием знакомиться с новоявленной племянницей Дункана – самодовольной и пропитой физиономии тавернщика, видеть которую приходилось на протяжении долгого времени, ему хватало с лихвой – однако в Носительнице Осколка он увидел реальный шанс избавиться от опостылевшего общества полуэльфа и повседневной рутины.
Удачно подобранный момент, безупречно разыгранная партия, пара метких и колких комментариев и замечаний, и Дункан, как и рассчитал изначально охотник, заглотил наживку с крючком, не опасаясь подавиться. В конце концов, кто, как не блестящий следопыт, действительно мог помочь Калак-Ча выйти на след гитиянки, что совершили нападение на «Утонувшую Флягу», прихватив с собой какую-то фермерскую девку? Бишоп торжествовал: у него появился реальный шанс избавиться от старых, тяготивших его счетов, да и возможность отделаться так дешево предоставлялась не каждый день. Вот только черт его дернул после примкнуть добровольно к компании Носительницы Осколка…
Их путь был долог и изнурителен – он позволял прикрывать себе спину и, вместе с этим, сражался с их лидером плечом к плечу. Однако в тот самый момент, когда стало казаться, будто Бишоп обрел свою «стаю»; когда изначально негативно настроенные к следопыту спутники притерлись к мужчине, признав его неотъемлемой часть их коллектива; в тот самый момент волк, внемля своим инстинктам и выработавшимся с годами привычкам, открыл врата, позволив войскам Гариуса вторгнуться во внутренний двор жестоко осаждаемой Крепости-на-Перекрестке. Бишоп сделал ставку на Короля Теней и армию нежити, посчитав их союзниками куда более полезными и выгодными...
…И понял свою ошибку лишь после того, как тень хозяина Пятой Башни пала от руки Носительницы Осколка, а следом за ней – и Король Теней. Он просчитался, за что расплатился жизнью, которую и поставил на кон, оказавшись в итоге погребенным под обвалом.
Безбожник и богохульник, его ждала незавидная участь – стать частью Стены Неверующих на плане Фуги. Разделяя страдания обреченных душ, он постепенно терял рассудок и собственную личность. Но приговор мертвого бога не казался ему наказанием – забвение виделось Бишопу лучшей наградой за прожитую жизнь.
Почти растворившись в Стене, он вновь встретил бывшую Носительницу Осколка, которой не повезло стать жертвой проклятия Миркула, однако смежить веки и исчезнуть из этого мира она ему не позволила, вырвав душу следопыта и вернув его к жизни. Что именно сподвигло девушку, обманутую и некогда преданную мужчиной, совершить подобный поступок – знали только боги…
|
I don’t follow orders, and I don’t listen to any man or woman telling me what to do. I go where I want, kill who I want. And by the hells, anyone who gets in my way better know how to run. |
Бишоп – волк, с засохшей и выцветшей до желтизны кровью на оскаленной морде. Отринувший стаю, он сам себе вожак, погрязший в одиночестве, обернувший в него свою угольно-черную душу, и безуспешно рвет звенья цепи, приковавшей его к пепелищу родной деревни и обгоревшим трупам односельчан и лусканцев, тянущей на самое дно. Отравленный черной завистью и ненавистью, с очерствевшим сердцем, он обнажает клыки, стоит его нюху уловить в воздухе запах человеческой слабости, и пригибается к земле, готовясь к смертельному броску – те, кто столь неприкрыто ее демонстрируют, недостойны жизни.
Гибкий, как лусканская сталь; безжалостный, как глухой к мольбам палач, занесший над чужой головой топор; циничный под стать висельнику, всходящему на эшафот.
Он не нуждается в друзьях – это непозволительно для того, кто желает выжить в прогнившем насквозь мире; не нуждается в чужой заботе, в привязанностях и опеке – они уязвляют, сдавливают удавкой горло, лишая глотка желанной свободы. Его единственный товарищ и неизменный спутник – Карнвир, его собственная тень, завернутая в звериную шкуру. Иной раз кажется, что оба они – с одного выводка, волчьего, но сложно порой понять, кто из них зверь более дикий и жестокий.
Ему нравится чувствовать себя хищником, разрывая стальным зубом чужое горло и пробивая чугунным наконечником стрелы череп. Нравится раз за разом втаптывать в грязь людские идеалы и закалывать мизерикордом умирающую надежду; разрезать полотно чужих иллюзий, демонстрируя гнилую изнанку реальности. Однако он не забывается, не упивается своим превосходством, зная следопытскую истину: охотник для одних – жертва для других. В интересах Бишопа всегда опережать врага на несколько шагов, просчитывать его ходы, предсказывать действия, чтобы после – без сожаления вогнать под лопатку отравленный стилет, выпустив поганую кровь из жил до последней капли. Хотя рука его едва ли дрогнет, подвернись ему под нож кто из бывших спутников – для него не аморально прирезать товарища, потерявшего свою былую полезность; не аморально нацелиться стрелой в сердце беззащитного, выпытывая необходимую информацию – разве стоит цель того, если ради нее не готов убивать? Грязь используемых средств не имеет значения, когда на кону – собственное благополучие, и без разницы, по локоть ли придется окунуть руки в кровь, или по самое плечо – он забыл, что такое брезгливость, пропитавшись запахом чужой крови, а совесть – собственноручно задушил, выдрав из ее глотки голосовые связки.
Бессердечный убийца и предатель, Бишоп, между тем, достаточно аккуратен в своих действиях и предусмотрителен – плох тот следопыт, что пренебрегает осторожностью. И пусть ему нет дела до мнения и сплетен окружающих – в конце концов, что ему мешает вырезать чужой язык и прибить к стене в назидание остальным? – но он слишком ценит свою шкуру, чтобы привлекать к себе лишнее внимание и столь глупо подставляться под удар. Жизнь в свое удовольствие и личная свобода – его кредо, и пусть боги Фаэруна катятся в Баатор со своими постулатами и жрецами. Бишоп пишет свою историю жизни сам, вне зависимости от воли эфемерных сил, макая раз за разом кончик пера в распоротые артерии всякого, кто смеет приблизиться слишком близко и протянуть руку в надежде приручить озлобленного зверя, не признающего чужой авторитет.
|
Мировоззрение: хаотично-злой.
Не имеет божественного покровительства.
Все способности разведчика и бывшего солдата: уверенно держится в седле, способен сам о себе позаботиться даже в кромешной пустыне, владеет охотничьим промыслом. Навыкам слежки и выживания обучен в полной мере, является великолепным стрелком, чуть хуже развиты навыки боя с оружием в обеих руках.
Физические качества: приспособлен к жизни в походных условиях, достаточно силен и вынослив;
Магические способности: согласно третьей редакции правил DnD для следопыта;
Оружие: для ближнего/дальнего боя и повседневных тягот – составной композитный лук, охотничий нож, длинный меч и кинжал.
О ВАС
СВЯЗЬ:
|
|
skype: У Виконии и Кусланда есть контакты.
ICQ: Другие средства связи:
...
ПРОБНЫЙ ПОСТ:
... – У тебя от девки лишь дыра между ног, – Айвор плюет девушке ядом прямо в голубые глаза в надежде, что та вздрогнет, как от удара латной перчаткой по щеке, зажмурится и отвернется. Что глаза ее вытекут из глазниц, и веки сомкнутся, спрятав за собой кровоточащую пустоту.
Она похожа на ребенка, что, забившись в угол, смотрит, как насилуют мать и вгоняют лезвие кинжала отцу меж лопаток по самую рукоять. Но не трясется в страхе быть замеченной, не содрогается в беспрерывных рыданиях, закрывая искривленный рот ладонью, нет. Просто смотрит, и ее ясные голубые глаза, некогда полные жизни, гаснут, стекленеют, будто мерзнут в них невыплаканные слезы, а радужка покрывается тонким слоем весеннего льда.
И ему ее не жалко.
«Отвернись. Отвернись.»
Он чувствует, как внутри закипает вулкан злости, в то время как в ее душе – заснеженная пустыня, которая, кажется, не ведает ни яростного бурана, ни свирепой вьюги. Девушка чуть приоткрывает рот и шевелит беззвучно губами, будто хочет вымолвить хоть слово, но слипшаяся гортань и надорвавшиеся связки не позволяют ей подать голос, а охотник ощущает себя проигравшим, когда, нетерпеливо перебирая пальцами, протягивает руку к ее шее, смыкая стальную хватку на горле.
Она не бьется пойманной в силок птичкой, не глотает судорожно воздух, боясь забыть его вкус – только распахивает шире свои глаза, и Айвору кажется, что лишь сейчас, когда трепещущая жилка хочет проткнуть тонкий слой фарфоровой кожи, в них тлеет синий уголек прежней жизни.
Он выдавливает из нее хрип, прижимая спиной к холодной стене, и склоняется над ней, всматриваясь в ее лицо.
Не красавица. Отнюдь. Простушка, неведомо как забредшая в Орден и попавшая под руку.
Мужчине кажется, что Скверна отравляет рассудок этой девочки быстрее, нежели положено, заворачивая его в непроницаемый для мира кокон. А стекло, через которое она смотрит, давно треснуло, и реальность для нее приобрела те гротескные очертания, что неподвластны нашим глазам.
Его глазам.
«Вскрикни. Взмолись. Твою мать, хоть какое-нибудь слово скажи.»
Воздух срывается с ее губ тонкой струйкой пара, и лучник спешит ее прихватить, вобрать в легкие, едва касаясь по-детски маленького рта. Он хочет рассечь сталью ясное небо; хочет, чтобы оно погрузилось во тьму и, наконец, пошел дождь, но девушка не моргает, и глаза ее кажутся сухими.
Жива ли?..
Палец давит на точку пульса, проверяя, и Айвор не знает, что более переполняет его: облегчение или же презрение?
Живая кукла с птичьими хрупкими костями. Только материал – не дерево, а мягкая глина. Стоит лишь сильнее сцепить хватку на ее горле, как кожа тут же запечатлевает отпечаток его руки светло-синим контуром, что после созреет до лилового.
Велико ли удовольствие марать руки, чтобы после брезгливо вытирать их об испачканный фартук? Но мужчина раз за разом берет в ладони податливый кусок и разминает с упоением пытливого младенца. Только за тем, чтобы бросить после наскучившую игрушку, что меняется лишь внешне, сохраняя тепло и следы рук охотника на своем теле. И предавая нутро всепоглощающей пустоте.
Айвор замечает, что ей становится тяжело дышать, и приближает ухо к ее губам, пытаясь расслышать просьбу, которую она никогда не озвучит вслух. Лишь горячее дыхание обдает мочку, а после – его губы, когда он вновь поворачивает лицо к девушке. Она побледнела от недостатка воздуха, сделавшись почти мраморной. Еще более неживой, чем есть на самом деле.
– Попроси меня, – рука соскальзывает с шеи, и пальцы оглаживают острую ключицу, натянувшую пергамент кожи, – Анна.
Она вздрагивает и смаргивает – ее имя из уст мужчины прижигает каленым железом, и во взгляде мелькает тень... Надежды?
На что ты готова пойти, мертвая живая девочка, чтобы вновь ощутить иллюзию жизни и оказаться еще раз обманутой и использованной? Ты не запираешь по вечерам дверь, но тебе следует ее распахнуть настежь, чтобы он не прошел наверняка. Ты с готовностью принимаешь каждое оскорбление и трогаешь синяки на руках и шее, лелея их, надеясь, что они выцветут не ранее, чем через несколько недель.
Но ему этого недостаточно.
И интерес к девушке притухает быстрее, чем успевает вновь разгореться. Но не исчезает вовсе.
Одно неловкое, робкое движение руки, что тянется к лицу, и Айвор тут же перехватывает и сдавливает костистое запястье, припечатывая к стене. Нет. Она знает, что это табу. Но, пожалуй, и не коснулась бы – ему просто захотелось так подумать.
– Я не слышу, – она открывает рот и закрывает под стать выброшенной штормом на берег рыбе, пьет его слова вместе с воздухом, что щекочет обветренные и порозовевшие губы.
Манящие губы. Жаждущие его жестких и грубых поцелуев.
Но он не хочет ее целовать.
Он хочет просто высосать кислород из ее легких, чтобы тело забилось в секундной агонии. Хочет, чтобы девичьи руки вздрогнули, чтобы она впилась ногтями в попытке оттолкнуть. Чтобы закричала, замолотив кулаками по плечам и спине. Чтобы воспротивилась. Но она лишь покоряется. И Айвору становится тошно.
– Бесполезная. Бестолковая. Никчемная, – с едва уловимой нотой разочарования в голосе. Он отпускает ее и отстраняется, разрывая зрительный контакт.
И ни слезинки в уголках глаз в ответ. Ни слова, когда лучник растворяется во мраке коридора.
Ничего.
Кроме нестираемых отпечатков его пальцев на ее шее. И ее пустых глаз, выжженных на изнанке его век.
Отредактировано Bishop (2014-02-14 19:01:52)
