THE WITCHER|ВЕДЬМАК
Имя: Cirilla “Ciri” Fiona Elen Riannon | Цирилла “Цири” Фиона Элен Рианнон
Возраст: 16 лет.
Раса: Человек с примесью эльфийской крови.
Деятельность: Ведьмачка.Внешность:
Nastya Kusakina|Настя Кусакина
|
— Могу дать тебе все, что пожелаешь, — сказала волшебница. — Богатство, власть, скипетр и славу, жизнь долгую и счастливую. Выбирай.
— Не нужны мне ни богатство, ни слава, ни власть и ни скипетр, — ответствовала ведьмачка. — А хочу я, чтоб был у меня конь черный, как ночной вихрь быстрый. Хочу, чтоб был у меня меч блескучий и острый как луч луны. Хочу ночью черной носиться на коне моем черном по земле, хочу разить силы Зла и Тьмы моим блескучим мечом. Вот чего я желаю.
— Дам тебе коня, коий будет чернее ночи и быстрее вихря ночного, — обещала волшебница. — Дам тебе меч, что острее и ярче лунного луча будет. Но ты требуешь многого, ведьмачка, значит, и заплатить придется немало.
— Чем? Ведь у меня же ничего нет.
— Кровью твоею.
Анджей Сапковски, «Башня Ласточки»
Она была Предназначением.
Еще до того, как появилась свет, она была обещана ведьмаку по имени Геральт из Ривии, который освободил ее отца от проклятия. «Отдай мне то, что у тебя есть, но о чем ты еще не знаешь», – сказал он, и по Праву Неожиданности присвоил себе нерожденное дитя, за которым однажды должен был вернуться. Ее судьба и судьба ведьмака, чьим Предназначением она стала, были предопределены.
Она была принцессой.
С самого рождения у нее было все, о чем можно было мечтать. Любящие родители – принцесса Паветта и герцог Дани. Мудрая бабушка Калантэ – королева северного королевства под названием Цинтра. Величественный замок, охраняемый сотнями рыцарей. Наследие, богатства, великое будущее, которое прочил ей едва ли не каждый житель Цинтры… У нее было слишком много, чтобы не привлечь внимание самой Судьбы, раздающей каждому радости и горести в равной мере. Когда она была еще совсем малюткой, ее родители погибли в море, оставляя ее на попечение бабушки, которая так не хотела расставаться со своей единственной внучкой, что осмелилась пойти против Предназначения. Когда ведьмак Геральт пришел за тем, что было обещано ему, он не получил ничего, он даже не увидел свое дитя-неожиданность, он даже не знал, что это девочка. Это не слишком волновало его, по правде говоря, так как он слишком скептично относился к Судьбе. Он ушел с пустыми руками, не намереваясь возвращаться, не зная, что Предназначения своего не минует. Он все же встретил маленькую принцессу Цинтры, когда этот капризный и своенравный ребенок сбежал, оказавшись в Брокилонском лесу – обители дриад, которые решили сделать девочку одной из них. Но дриады оказались достаточно умными и прозорливыми, чтобы не спорить с Предназначением, когда они увидели, что оно имело место быть. Сама же принцесса по собственной воле выбрала следовать за спасшим ее ведьмаком, но он предпочел отпустить ее и на этот раз, отправляя домой. Он не мог предвидеть, что вскоре этот дом захватит враг, что белые стены почернеют от пожарищ, а по мраморным полам побежит багровая кровь. Он не мог знать, но это случилось, и мудрая королева Калантэ отняла свою жизнь, чтобы не достаться врагам живой. Она убила бы и собственную внучку с той же целью, но принцессу похитил Кагыр, рыцарь вражеского правителя, которому было приказано доставить ее живой. А она сбежала. Испуганный, опустошенный, ничейный ребенок скитался без цели и направления, пока ее не подобрала и не приняла в свою семью жена купца. И снова Предназначение вступило в свои права, сталкивая купца и ведьмака, превращая последнего в спасителя первого. «Отдай мне то, что у тебя есть, но о чем ты еще не знаешь» – прозвучало снова, но ни купец, ни Геральт из Ривии даже не догадывались, что дитям-неожиданностью окажется та самая заблудшая сиротка, которую приютила купеческая жена. Дитя-неожиданность стало дитям-неожиданностью во второй раз.
Она была ведьмачкой и чародейкой.
На этот раз ведьмак не стал спорить с самой Судьбой. Он не оставил свое Предназначение, он увез ее в замок Каэр Морхен, в котором жили и обучались ведьмаки, такие же, как и он сам. Девочку учили ведьмачьему искусству, но она не прошла необходимой для каждого ведьмака мутации – ее даже не стали подвергать такому испытанию, вследствие которого нередко погибали. Тяжело было удержать меч в руках, мозоли не сходили с ладоней, все мышцы тела невыносимо болели, но приходилось стиснуть зубы и продолжать тренировки до тех пор, пока что-то не получится. Она умела быть упорной. Она хотела стать настоящей ведьмачкой. Но оказалось, что в ней есть и потенциал для чего-то другого – так сказала чародейка Трисс Меригольд, прибывшая в Каэр Морхен для обучения девочки. Трисс обнаружила, что ребенок являлась Истоком, то есть, она была с рождения наделена паранормальными, неконтролируемыми магическими способностями. Обучению в Каэр Морхене пришел конец, его пришлось променять на храм богини Мэлителе в Элландере, где маленькая ведьмачка получила элементарное образование при храме, а так же изучила основы магии под руководством чародейки Йеннифэр из Венгерберга – возлюбленной Геральта. Девочка поначалу отнеслась недоверчиво к своей новой наставнице, но вскоре привязалась к ней и по-настоящему ее полюбила. Йеннифэр стала ей второй матерью, ровно как и Геральт стал для нее вторым отцом, а Трисс заменила сестру, которой у нее никогда не было. У нее появилась новая семья, которая искренне заботилась о ней, и которой она могла всецело доверять.
Девочка не была ни ведьмачкой, ни чародейкой, но ей были известны азы каждой из этих профессий, а вскоре Йеннифэр решила отдать ее на обучение в женскую магическую школу в Аретузе. Казалось, у принцессы без королевства снова появилось будущее. Но все шло слишком хорошо, чтобы продолжать в том же духе. Беда приближалась темной грозовой тучей в небе ведьмачки-чародейки, но об этом не знала даже проницательная Йеннифэр, которая взяла свою подопечную с собой на Сбор Чародеев на острове Танедд. То, что случилось дальше, потом стало известно в истории как Танеддский бунт, хоть изначально не несло никакой угрозы. Маги обсуждали возможные союзы между государствами, им хотелось сохранить хрупкий мир между северными королевствами и империей Нильфгаард, чьи амбиции не знали границ, и уже стали причиной политических волнений, войн, а так же небезызвестной резне в Цинтре. Лояльные северу чародеи не знали, что их коллеги, придерживающиеся стороны Нильфгаарда, уже спланировали на них нападение. Принцессу разлучили с ее приемными родителями, и снова на ее пути появился нильфгаардец Кагыр, который давным-давно спас ей жизнь, от которого она давным-давно сбежала. Ей удалось ускользнуть от него и на этот раз, воспользовавшись магическим порталом в Башне Ласточки, чья исправность оставляла желать лучшего. Телепортация выбросила девочку посреди бескрайней пустыни. Совсем одна, без еды и воды, под палящим солнцем и среди песков она была обречена на погибель. Она не знала, какая судьба постигла Геральта и Йеннифэр, она понятия не имела, где она оказалась. Но она хотела жить. Она чуть не умерла от голода, обезвоживания и усталости, но продолжала двигаться на запад, используя звезды в качестве своих поводырей. Но как бы она ни старалась, на какие бы уловки не шла, она была обречена, она погибла бы, если бы не появившийся неизвестно откуда единорог. Она спасла ему жизнь, отказавшись от своих магических сил, а он отблагодарил ее тем, что вывел из пустыни, тем самым спасая ее жизнь взамен. Она была спасена, она выжила, но куда она могла двигаться дальше? Кем она могла быть? Принцесса без королевства, ведьмачка без меча, чародейка без магии. Девочка-подросток без своих близких.
Она была разбойницей.
Она не успела уйти далеко от пустыни. Ее настигли нильфгаардские ловчие, а ей было нечем отбиться и, в силу истощенности и усталости, она не могла сбежать. Спаслась она только благодаря случайности, которая свела ее с Кайлейем – молодым разбойником из банды, величавшей себя Крысы. Девочка помогла ему сбежать и вследствие этого познакомилась с его товарищами по банде. Крысы приняли ее в свои ряды, а она приняла другое имя, назвавшись именем Фальки – жестокой и кровожадной мятежницы, считавшейся одной из ее дальних родственников. Она разбойничала вместе с ними на территории завоеванных империей Нильфгаард княжеств. Она одевалась так же пестро и ярко, как они, обвешивая себя украшениями. Она сошлась с одной из разбойниц – Мистле. Она приняла их кодекс чести, их правила и порядки, сам их образ жизни – она целиком и полностью была одной из них. Но все же что-то в ней взбунтовалось, что-то разозлилось, когда она услышала, что император Нильфгаарда нашел ее и объявил о своей скорой женитьбе с ней. Ей претила одна только мысль о том, что какая-то самозванка прикидывается ею, когда она, настоящая принцесса Цинтры, скитается подобно последнему отбросу и безродной сироте. Она решила, что бросит все и выдаст себя, требуя то, что положено ей по праву. Она обещала своей Мистле, что вернется потом на роскошной карете. Но так и не выполнила своего обещания. Разоблачение не состоялось, да и она сама остыла, успокоилась, поняв, что только сделает себе хуже, если выдаст себя, свое настоящее имя. Она вернулась не на роскошной карете, а на чужой лошади. Она вернулась лишь для того, чтобы увидеть, как ее друзей убивают, как отрубывают головы их трупам. Это было дело рук наемника за головами Лео Бонарта, который взял ее саму в плен, предпочитая не убить, а лишь унижать, избивать, выпытывать ее настоящее имя. Лео Бонарт видел в ней что-то, что было ему интересно, а потому даже не собирался продать ее тем, кто нанял его. О нет, он хотел оставить ее себе ради непонятных ей целей. Он дал ей меч и вытолкал на арену, где ей пришлось сражаться против живых людей и убивать. Все было просто – либо она, либо они. А она так хотела жить. Даже тогда, когда казалось, что лучше воткнуть этот самый меч в свою грудь и покончить с этим. Или она просто при всей своей смелости была слишком трусихой, чтобы умереть? Она не знала, она просто продолжала жить с постоянным унижением, моральным и физическим насилием и страхом перед каждым следующим мгновением. И когда у нее уже не осталось ни свободы, ни гордости, ни секретов, магия вернулась к ней, помогая сбежать и перенестись из плена на забытые людьми и богами болота. Она переместилась не только в пространстве, но и во времени, что дало повод ее преследователям счесть ее мертвой. Ее ранили во время побега – багровая кровь хлестала из рассеченной щеки. Проживавший на болотах старый отшельник по имени Высогота сумел спасти девочку, выходить ее и залечить ее рану. Но никакие мази и настойки не могли избавить ее от длинного уродливого шрама, пересекавшего щеку и портившего юное личико принцессы, которое было так красиво благодаря истинно эльфийским чертам, доставшимся ей от прародительницы-эльфки. Но раны, искорежившие душу, были страшнее и глубже.
Она была дитям Старшей Крови.
Ее спаситель убеждал ее в том, что ей лучше не рыпаться с болот. Вокруг была война и беспорядки, за каждым углом прятался враг. Что совсем еще юная девушка могла найти там, за пределами безопасной в своей безлюдности пустоши? Но она не стала его слушать. Оправившись, она покинула дом Высоготы, направляясь по указанному им пути к Башне Ласточки, к которой изначально вел магический портал Башни Чайки с острова Танедда, куда ведьмачка стремилась попасть снова. Но ей следовало ожидать, что второй портал мог оказаться таким же дефективным, как и его близнец. Она попала не на Танедд, а в один из параллельных миров, населенным племенем эльфов – Народом Ольх. Она не нашла там ни помощи, ни понимания, а только очередных желающих использовать ее в своих целях. Она была нужна этому народцу потому, что являлась дитям Старшей Крови – крови эльфов. Ген, который стал причиной ее магических способностей, передался ей от прародительницы-эльфки Лары, которая оставила свой народ ради союза с человеком-магом. Согласно пророчеству эльфийской предсказательницы, от крови Лары должен был появиться Мститель, которому было предначертано разрушить привычный мир и спасти тех, кто решит пойти за ним. По догадкам и подсчетам влиятельные мира сего пришли к выводу, что Мстителем должен стать ребенок цинтрийской принцессы. По этой причине за ней охотились люди важных политических фигур – она стала очень особенным и баснословно дорогим зверьком в их сезоне охоты. И потому же эльфы не собирались отпускать ее обратно в ее мир, пока она не родит для них ребенка из пророчества. И снова она оказалась в ловушке, без возможности выбраться. Она согласилась на их условия, ведь больше ничего ей не оставалось. Но время шло, а у эльфа не получалось пересилить свое презрение к людям настолько, чтобы лечь с человеческой девчонкой в постель. Время шло, и принцесса оставалась узницей, не приносящей ожидаемой от нее пользы. Казалось, она застряла в этом мире навеки, но помощь пришла из неожиданной стороны – от единорога, которого она однажды спасла ценой своей магии.
Она была Владычицей Времени и Пространства.
Единорог помог ей пробудить способности воздействовать на пространство и время, а так же использовать их. Она сбежала от эльфов, путешествуя из одного мира в другой, стремясь найти свой собственный. Она увидела много миров, но ни один из них не был ее родным, и начало казаться, что чем больше она пыталась, тем больше терялась. Так происходило раз за разом до тех пор, пока чародейка по имени Нимуэ не указала ей нужное время и пространство, вследствие чего принцесса наконец-то попала домой. Если то место, в котором она оказалась, можно было назвать домом. Волею Судьбы-садистки, уставшая и измученная путешествиями девушка попала в руки чародею Вильгефорцу, который однажды возглавил Танеддский бунт, а после этого долгое время охотился на нее по той же причине, что и многие другие – из-за пророчества. Но он, как и многие другие, так и не получил своего – ему помешал Геральт, примчавшийся на выручку своей приемной дочери, и сопровождавшие его друзья. Одним из этих друзей волею все той же непредсказуемой госпожи Судьбы оказался нильфгаардский рыцарь Кагыр, который когда-то охотился за цинтрийской принцессой по велению своего императора, а ныне, став изгнанником в своих же землях, просто хотел спасти девушку. Он чувствовал странную связь с ней еще с тех пор, как увез ее из охваченной войной Цинтры, он хотел снова увидеть ее, но не смог. Он погиб там, в замке Вильгефорца, а вместе с ним еще трое товарищей Геральта, с которыми он прошел через многое. Но битва, принесшая столько потерь, принесла и победу. Геральт из Ривии сумел спасти не только приемную дочь, но и свою возлюбленную Йеннифэр, которую Вильгефорц взял в плен и подверг многочисленным истязаниям. Все трое снова были вместе после долгой разлуки, после потерь и лишений, после испытаний и горечи. Но они даже не успели покинуть замок, как на их пути появилось новое препятствие в лице императора Нильфгаарда – Эмгыра. Геральт узнал этого человека, потому что встречал его раньше, потому что однажды сказал ему: «Отдай мне то, что у тебя есть, но о чем ты еще не знаешь». Потому что этот человек был герцогом Дани, отцом цинтрийской принцессы, которого все считали давно мертвым. Он рассказал Геральту о том, как скрывался под чужим именем, убегая от гонений в родном краю. Как женился на принцессе Паветте выгоды ради, как потом решил вернуться в свой Нильфгаард, забирая с собой своего ребенка, которому эльфийским пророчеством была уготована великая цель. Он собирался взять в жены родную дочь, кровь от крови своей, чтобы стать родителей легендарного Мстителя, который изменит этот мир. Но Паветта раскрыла часть его планов, которым и помешала ценой своей жизни. Она и впрямь погибла в море, а он сделал вид, что погиб вместе с ней, а на деле взялся за воплощение в жизнь тех своих планов, которые не касались дочери, за которой он не мог вернуться. Эмгыр вернул себе нильфгаардский трон, но ждал дня, когда он сможет забрать дочь. Он уничтожил Цинтру, он разослал по всем королевствам и княжествам своих людей и шпионов, он распускал слухи о том, что уже прибрал к рукам цинтрийскую принцессу, чтобы остальные заинтересованные в ней прекратили свои поиски. Все ради того, чтобы вернуть дочь. А теперь он нашел ее, и ничто не стояло у него на пути. Достаточно было протянуть руку, чтобы дотянуться до той, на чьи поиски ушли годы.
Эмгыр рассказал Геральту это и даже больше, потому что можно поведать все тому, кого собираешься убить. Он дал ведьмаку и его чародейке немного времени, которое они могли провести вместе, прежде чем убить самих себя по его инструкциям. Он увез свою принцессу, свою дочь, свою теперь уже невесту, и казалось, что все его планы наконец-то реализовались. Он добился своего. А его дочь, которая потеряла родных и друзей, пережила боль и унижение, умирала неисчислимое количество раз… По пятам которой неотступно шагала Смерть, которую преследовали великие и влиятельные, за которую предлагали деньги и из-за которой убивали – эта совсем еще юная девица с целой жизнью за плечами расплакалась, как ребенок. Неизвестно, что пробудили ее слезы в душе безжалостного императора Нильфгаарда, но он отпустил ее. Он не стал удерживать ту, на поиски которой ушли годы. Она вернулась в замок к Геральту и Йеннифэр, которым больше не надо было умирать. Все они могли жить.
Она была Владычицей Озера.
Но чародеи не могли оставить в покое девушку с геном эльфки Лары, дитя Старшей Крови. Вместе с Йеннифэр она должна была явиться на собрание Ложи Чародеек, которая вершила судьбы королевств своим незримым вмешательством. Чтобы важный ген не пропал зря, было решено выдать цинтрийскую принцессу замуж, а после вовлечь ее в политические манипуляции, которые она могла бы совершать благодаря своим магическим способностям. Это предложение, которое даже не было предложением, а уже принятым и не подлежащим обсуждению решением, вызвало возмущение ведьмачки, но позже она приняла придуманные для нее планы с небольшим условием – она хотела немного попутешествовать с Геральтом. Ее милостиво отпустили, и они вместе с Йеннифэр и Трисс отправились в Ривию, где их должен был ждать ведьмак. Но встреча вышла не такой, какую все они ожидали.
В Ривии было неспокойно, местные люди поднялись против нелюдей, и Геральт не мог оставаться в стороне. Он выступил на защиту краснолюдов, за что поплатился тяжелым ранением. Йеннифэр и Трисс при помощи магии остановили бойню, но добрались до раненого ведьмака слишком поздно. Йеннифэр пустила все свои силы и всю энергию, чтобы исцелить его, но ничего не вышло. Ее магия, которая изменила ее жизнь и столько раз ее спасала, не смогла продлить жизнь Геральту и истощила ее саму. Теперь и он и она были одинаково близки к смерти, спасти их не представлялось возможным, и поэтому их приемная дочь переправила их, пока они еще были живы, в другой мир – Авалон. После этого она не могла оставаться. Какие там планы Ложи Чародеек, какие там политические интриги, какое там ведьмачество… У нее был только меч и верный конь, а больше у нее ничего не осталось. Все, ради чего она боролась, оставило ее. И она отправилась в другой мир. Она попала в странный край, где повстречавший ее молодой рыцарь, назвавшийся Галахадом, принял ее за легендарную в его землях Владычицу Озера, увидев, как она выходит из озерной воды. Девушка не совсем понимала, где она оказалась, и какие порядки царят в этом месте, но одно она знала наверняка – в любом мире найдется работа для ведьмачки.
Она была много кем, но теперь она снова стала той, кем оставалась всегда – Цири.
|
– Несмотря на свой юный возраст, прекрасно управляется с мечом. По ведьмачьим способностям почти дотягивает до любого другого молодого ведьмака, хоть и не подверглась Испытанию Травами и следующей за ним мутацией. Исток, обучена основам магии, является носителем гена Лары Доррен аэп Шиадаль. Может перемещаться во времени и пространстве, но весьма и весьма хаотично. Получила базовое образование при храме Мэлитэле и владеет Старшей Речью.
– У Цири есть черная кобыла Кельпи, которую она может призвать, потерев магический браслет.
– Ее меч гномовской работы, который она назвала Ласточкой – подарок мастера Эстерхази. Рукоять сделана из ската, не скользит в руке, даже если рука вспотеет. Эфесу более двухсот лет. На клинке вытравлена эльфья мандала: линия, обозначающая судьбу, извилистая и ведет к башне, пораженной молнией, а над башней кружит ласточка. Согласно верованиям Старших Народов, пораженная молнией башня означает хаос и деструкцию, а ласточка – надежду.
О ВАС
СВЯЗЬ:
|
|
Другие средства связи:
Если меня нет в скайпе, то я регулярно проверяю почту, которая в профиле.
ПОСТ:
ведь можно старый пост от лица другого персонажа?
Вудсток продолжал оставаться унылым городишкой, состоящим из сплошных ветхих построек и под стать им унылых цветов. Но это не играло совершенно никакой роли для Доктора, который бодро вышагивал вперед по указанному Тедом Бингли направлению, ожидая обнаружить церковь святого Николаса в конце своего маршрута. Неизвестно, поспевал ли за ним Джереми, но Доктор не особо об этом задумывался, тем более что в почти совершенной вечерней тишине он мог отчетливо слышать, как снег скрипит под ботинками Холмса. Не то чтобы Доктору было все равно – его, признаться, почти радовал тот факт, что этот случайно встреченный в заурядном баре человек все еще не бросил его расследовать таинственные исчезновения в одиночку, – просто он слишком привык к тому, что его случайные спутники на одно приключение или же продолжительное путешествие едва успевали за ним в большинстве случаев. Люди, смелые, но такие маленькие не смогли поспеть за широким шагом Повелителя Времени.
Церковь Вудстока оказалась столь же неприметной, сколь и прочие немногочисленные здания, которые Доктору довелось увидеть за все время своего весьма непродолжительного пребывания здесь. Но Доктор нисколько не обращал внимания на потрескавшиеся стены из пожелтевшего камня, который некогда был белым или хотя бы цвета слоновой кости. Для Доктора это здание было особенным уже потому, что здесь он с большой вероятностью мог найти ответы на свои вопросы или хотя бы несколько новых зацепок. Он возбужденно топтался на месте, осматривая открывшийся его взору вид, а рука так и тянулась к внутреннему карману пальто, в котором хранилась драгоценная звуковая отвертка. Но Доктор одернул себя, отводя руки за спину, мысленно решая, что просканирует он это место чуть позже. Для начала надо узнать, есть ли в церкви кто-нибудь, с кем можно было бы поговорить. Доктор повернулся к Джереми и уже было открыл рот, из которого вместо слов вырвалось только белое облачко пара, так как Джереми успел заговорить раньше. По правде говоря, Доктор терпеть не мог, когда его перебивали или же когда ему просто не давали ничего сказать, так как в большинстве случаев оказывалось, что его собеседники повели себя до такой степени невежливо по совершенно дурацкой, не стоящей того причине. Но Джереми Холмс оказался не таков, он сделал действительно важное замечание, оповестив о пропаже двух статуй. Доктор тут же повернулся к пустующим постаментам, и если раньше он нисколько не обратил на них внимания, то теперь сам их вид казался неправильным. Будто бы там действительно чего-то не хватало.
– Интересно, – пробормотал Доктор, делая шаг вперед, а его рука вновь машинально потянулась к внутреннему карману пальто. Но ему не суждено было сделать и шагу дальше, так как в тот же момент двойные двери церкви распахнулись и на пороге возник человек, облаченный подобно любому другому среднестатистическому священнику любой другой среднестатистической церкви. Только в отличие от своих вечно дружелюбных коллег он нисколько не был рад внезапным посетителям (что для любого священника равнялось потенциальным будущим прихожанам). Он попытался улыбнуться, он попытался придать искренности своей улыбке, но ничегошеньки из этого не получилось. И его слова о том, что лучше им прийти утром, звучали так же вяло, как выглядела эта совершенно неискренняя улыбка. Доктор чуял обман, Доктор видел возможность новых открытий, Доктор был готов заговорить прежде, чем этот усталый человек на пороге церкви успел бы запереть за собой тяжелые двери. Но Джереми Холмс опередил его, а из уже было открывшегося рта Повелителя Времени снова вырвалось только облачко пара и больше ничего. Доктор покосился на своего излишне разговорчивого в последнюю минуту спутника, но не стал вмешиваться, позволяя ему вести разговор. В конце концов, тот знаком со священником, а потому может статься так, что его инициатива даже к лучшему. Только вот от Доктора не укрылось то, что когда священник несколько рассеяно отвечал, пытаясь быть максимально вежливым, взгляд его выражал не больше приязни, чем взгляд Теда Бингли.
«Интересно», – подумал Доктор, задаваясь вопросом, почему, собственно, жители Вудстока не слишком расположены к Джереми Холмсу, чем он заслужил такое отношение. На первый взгляд он казался славным парнем. Да вот только когда Доктор прислушивался к собственным ощущениям, присматривался к нему поближе, обращал внимание на его жесты, манеру речи и мимику лица, то никак не мог избавиться от какого-то странного чувства, очень похожего на предчувствие, которое настигло его изначально еще в баре «У Джоуи» (или все же «У Джуи», как гласила барахлящая неоновая вывеска). В этом человеке было что-то неуловимо знакомое и что-то совсем нечеловеческое. Вот и сейчас Джереми говорит со священником, будто пытается подловить его на чем-то, а сам улыбается (или вернее будет сказать – скалится) далеко не приятной и слишком уж знакомой Доктору улыбкой. Священнику это тоже не нравится ни на йоту, а потому он торопливо ретируется, запирая за собой дверь еще до того, как Доктор успевает его остановить или хотя бы вставить несколько слов в состоявшийся разговор. Только Доктор не винит Джереми, так как прекрасно понимает, что виной внезапному «побегу» священника вовсе не он а уже очевидный факт того, что...
– Но зато мы хотя бы знаем, что ему что-то известно. Точнее, что он к этому явно причастен. Осталось только как-то пробраться внутрь и попробовать поговорить еще раз, – говорит Джереми, на сей раз не просто срывая слова с языка Доктора, а уже завершая за него его же мысль. А Повелитель Времени только смотрит на него с некоторым недоумением, уже в который раз за последнее время пытаясь понять, что же, во имя Галлифрея, не так с этим человеком. Надо будет обязательно разобраться с ним после того, как станет ясно, что же происходит в этом городишке. Конечно, можно было предположить, что сам Джереми в силу своей необыкновенности замешан в происходящем, но великолепное чутье Доктора подсказывало ему, что не тут собака зарыта. Особенно, если учитывать пропавшие статуи и странное поведение странного священника...
Доктор не отвечает на вопрос, напрямую поставленный ему с целью узнать о наличии каких-либо мыслей в его несомненно гениальной голове. Мысли у Доктора были всегда, но сейчас он счел, что действия будут куда важнее, а потому метнулся к парадным двойным дверям церкви вверх по ступенькам, с которых кто-то очень осмотрительный уже счистил лед. Доктор наконец-то смог выхватить звуковую отвертку и тут же направил ее на дверь, намереваясь открыть замок, да вот только ничего у него не получилось, а зеленый свет на конце отвертки беспокойно замигал, оповещая о том, что тут он бессилен.
– Засовы! – осенило Доктора, который тут же сбежал вниз по ступенькам, но отвертку прятать не стал. – Подумать только, он испугался настолько, что запер дверь на засовы! – Доктор бросил взгляд на свою звуковую отвертку и поморщился со смешанным выражением недовольства и разочарования на лице. – А у меня все еще нет функции, предназначенной для дерева. Ну конечно, – он мысленно зарекся, что обязательно настанет тот день, когда он установит эту треклятую функцию во избежание подобных казусов в будущем. Но не сейчас. Сейчас не время. Сейчас Доктор подбегает к пустующим постаментам, наклоняется к ним и сканирует их, чуть сощурив глаза. Ярко-зеленый свет освещает почти каждый дюйм, прежде чем Доктор резко выпрямляется и смотрит на снятый отверткой показания.
– О нет, – бормочет он себе под нос, хмурясь. – Нет, нет, нет, – повторяет он, хотя вовсе не чувствует себя удивленным. Ведь еще с того самого момента, как Джереми сказал о пропавших статуях, Доктор все понял, прекрасно все понял. А теперь он получил свое подтверждение.
– То, что я скажу тебе сейчас, может показаться тебе странным, но послушай внимательно, – заявил Доктор, решительно шагая к Джереми, который предпочел остановиться у церковной калитки. – Если я не ошибаюсь (а я, можешь мне поверить, не ошибаюсь никогда), то мы имеем дело с самыми ужасными существами, когда-либо созданными эволюцией. Это инопланетяне, которые выглядят в точности как статуи ангелов, статуи плачущих ангелов, да и называются они – вот так сюрприз! – Плачущими Ангелами. Это статуи-гуманоиды, при прикосновении которых любое живое существо попадает в случайную точку временного потока, а сам Ангел питается энергией тех дней, которые могло бы прожить существо в своем естественном времени, – Доктор тараторит уверенно и быстро. В одной руке он сжимает отвертку, вторая его рука лежит на плече Джереми в доверительно-панибратском жесте. – Но главной их особенностью, о которой тебе следует знать, является квантовый замок. То есть, в поле зрения любых живых существ Плачущего Ангела не существует, и он обращается в камень. Иными словами, это статуя, пока ты на него смотришь. Но стоит только повернуться к нему спиной... – Доктор резко поворачивает голову в одну сторону, затем в другую, но постаменты все еще пустуют, а поблизости нет ни единого Ангела. Затем он думает о своей ТАРДИС, которую оставил совершенно одну в переулке Вудстока и ему очень хочется верить, что эти твари все еще не почувствовали ее, не добрались до нее, не заполучили ее в свои загребущие каменные ручонки. Это уже случалось однажды и Доктор совсем не хотел повторения истории. А потому ему следовало поторопиться. Доктор снова смотрит на Джереми, прямо ему в глаза, а ладонь его сжимает плечо нового знакомого в самую малость крепче. – Если увидишь одного из них, то ни коем случае не своди с них глаз, не отворачивайся и не моргай. Я знаю, это звучит немного бредово, но тут ты либо веришь мне, либо ты пропал.
Доктор снова осматривается по сторонам и снова ничего не обнаруживает. Он наконец-то убирает руку с плеча Джереми, поворачивается к церкви и окидывает ее фасад изучающим взглядом. Пытаясь отыскать еще один вход, удобную лазейку, которая помогла бы ему пробраться внутрь и выпытать все у священника, который явно знает слишком много.
– А теперь, друг мой Джереми, нам предстоит доверительная беседа с мистером Таинственным Священником, – Доктор решительно шагает вперед, минуя ступени и главный вход, направляясь к боковой стене, вдоль которой вытянулось три больших витражных окна. Одним щелчком Доктор переключает функцию на звуковой отвертке, а затем направляет сам инструмент на разноцветное стекло, которое пару секунд спустя с треском вылетает из рамы мелкими осколками, осыпая Доктора с головы до ног. Доктор жмурится, чтобы стекло не попало ему в глаза и думает о том, что над настройками этой функции надо будет обязательно поработать, чтобы стекло вылетало внутрь, а не наружу. Он смотрит в пустующую раму, намереваясь пролезть через нее внутрь церкви, да так и застывает на месте.
– Вот так да! – выдыхает он, глядя на троих Плачущих Ангелов, замерших в опустевшем проеме. Они смотрят на него в ответ своими каменными глазами, их рты открыты в хищном оскале, а руки их протянуты вперед. – Хорошая тут система охраны, ничего не скажешь.