Это все равно, что иметь соседей. Как в Мидгарде, Асгарде или Ванахейме. Такие, знаете, назойливые мухи, жужжащие вечно под боком, нарушающие единоличное одиночество, вторгающиеся своим бытовым шумом прямо в недра твоего личного пространства, желающие разбить вдребезги так тщательно сконструированную тишину.
В Хельхейме шумели только если она позволяла. Те редкие дозволительные стоны, что отвратительные душонки могли издавать, свои мертвые руки протягивая к повелительнице и моля ту вернуть им жизнь. Безжизненно и без интереса царица смотрела сверху-вниз на самых низких, самых убогих из всех ранее живущих. Самые храбрые и великие доставались чертогу Гимле, где те жили подобно вознесенным, словно даже эти асгардские боги ходили под ними. Горделивые ублюдки, перед которыми и боги стелились по земле.
Всем воинам, погибшим в бою, доставалась прекрасная Вальхалла, где валькирии ублажали своих храбрых воителей, одаривая вечной любовью. Тошнит! Спуститесь сюда, заласканные шлюхами вояки, посмотрите на тот загробный мир, который обязан в равной мере доставаться каждой душе. Здесь, под пятой богини-чудовища, собрались самые прогнившие, самые больные, самые гнилые и трусливые! Здесь забвение, здесь сквозь туман тянутся серые руки. Здесь лишенный всего Хельхейм.
И здесь нет места соседям, однако чьи-то сторонние голоса все чаще терзали тонкий слух мертвой дочери Локи, что с отвращением ловила ноты живых речей. Она ненавидела живых ровно так же, как те - мертвых. Когда голова начинала раскалывать от назойливых живых голосов, Хель направила свои разлагающиеся ноги на их зов дабы навсегда прекратить это, но...
Нужно быть действительно смелой, чтобы заставить саму смерть явиться на свой зов. Хель бы проигнорировала любые речи, обращенные к ней, и молча бы удалилась в свой туман, но смелость неизвестной повелительницы, что выслала за смертью своих рабов, заставила царицу испытать легкий интерес и принять предложение.
С первого взгляда могло показать, что Хель и эта смелая девчонка были как две капли воды. Но так ли это? Они как два отражения одного существа. Но разница лишь в том, что одна - живое, а вторая - мертвое. Хель была серой, ее тело - медленно гниющая оболочка, кровь - трупный яд, плоть впала кое-где, делая богиню похожей на скелет. Ну что, живая девчонка, нравится смотреть в лицо своей собственной смерти? Не чьей-то чужой, которую ты наблюдаешь день за днем, лениво провожая по реке Лете душонки, а твоя собственная. Твои мертвые руки, кажется, еле сгибаются от каменного омертвления, да? Ноги серые, видно как плоть отходит от них.
Хель знала эту женщину. Богиня-чудовище смотрела на нее снисходительно, лениво, медленно перемещает глаза под полуприкрытыми веками и следя за движениями живой. Она та, кому принадлежал самый звонкий голос ее "соседей". Здесь, в этом Аду, находили свое пристанище души тех, кто верит в других богов смерти. Кроме Вальхаллы, Гимле и Хельхейма можно было попасть и сюда... Здесь сыро, темно, здесь забвение... Вот почему именно это место граничит с далеким Хельхеймом. Не только его царицы похожи друг на друга, но и сами миры словно близнецы из одной материнской утробы.
- Я Хель, царица Хельхема, - словно не услышав слов этой смелой девчонки, произнесла медленно мертвая. - Я дочь бога Локи. Я богиня и одно из хтонических чудовищ, - без тени чувств, но со своей особой гордостью продолжила Хель.
Интерес, что до того лениво проснулся в глубинах разума монстра, вдруг погас и Хель увидела перед собой простую ревнивую душонку, подобную тем, что попадают к ней в царство после смерти. Любовницы, убитые ревнивыми женами, любовники, убитые мужьями, мужья, покончившие с собой из-за любви и многие другие, кто не способен справляться с самым ненужным, что было в мире - со своими чувствами. И разве боги могут опускаться до этих чувств? Странно. Она, Хель, не испытывала в жизни ни одного чувства, ведь они - удел живых и глупых.
- В моем царстве слышны только мерзкие назойливые голоса живых богов из этого Ада. А души мои стонут только тогда, когда я позволяю, - спокойной проговорила царица и даже не пошевелилась, когда женщина подошла к ней вплотную.
Удивительно, абсолютная живая копия! Но Хель не нравилось видеть себя живой. Этот мерзкий цвет кожи, эти щеки, полные плоти, эти ровные волосы по сравнению с ее спутанной копной, это царственное одеяние по сравнению с ее оборванными обносками... Да. Разница была очевидная: одна из них живая покровительница загробного мира, а вторая мертвое чудовище, сама смерть, а не ее покровитель.
- А что, - начала Хель и медленно наклонила голову на один бок, изучая жену Аида. - Не можешь уследить за членом своего мужа, персик? - она и не думала грубить или же вызывать злость, она просто говорила. Говорила то, что было на уме.
Отредактировано Hel (2014-03-29 09:21:09)