Зло некрасиво и непременно человекообразно:
Спит с нами в постели и ест за нашим столом.

Гарольд Осборн и Зеленый Гоблин стали одним целым. Нерушимая связь, поддерживаемая вдыханием паров Оз-вещества, наделила изворотливый разум Гарри нечеловеческой силой Гоблина, и симбиоз двух этих черт, делающих своего обладателя почти неуязвимым, позволял ему раз за разом испытывать превосходное чувство эйфории от собственных возможностей. Техническим характеристикам его обмундирования, оружия и транспортного средства позавидовала бы даже "Старк Индастриз", а потому каждый полет в теле ненавистного всему Нью-Йорку злодея, маньяка и монстра превращался в удивительную игру, проигравшие в которой никогда не доходили до финала живыми.

"Идейные злодеи — самые страшные". И на данный момент единственную навязчивую идею, не дающую Гоблину покоя последние несколько месяцев, звали Человек-Паук. Этот появляющийся из ниоткуда, уступающий ему в силе, но абсолютно превосходящий в ловкости парень стал развлечением и кошмаром для самого страшного человека в городе. Если раньше Зеленый Гоблин совершал акты насилия из пропитанной искусством любви к садизму и чужой боли, то с недавнего времени смысл всех его перемещений под шлемом неузнаваемого, а потому приравниваемого к злому божеству психопата, заключался в поиске и окончательном завершении никчемной жизни рискнувшего бросить ему вызов Паука.

И этот день не стал исключением.
Стекло огромного по размерам окна нью-йоркской публичной библиотеки встретило ворвавшееся в наполненный людьми зал тело Гоблина миллиардом осколков. Громкий крик, сопровождавший внезапное появление, показался ему ласкающей слух инвенцией Баха для кричащей женщины с оркестром.   
- Это просто чудесный день!
Рассмеявшись от осознания собственного величия и ничтожества разбежавшихся по всему залу людей, Гоблин достал самую маленькую из имеющихся у него бомб и легко, словно теннисный мячик, кинул в ближайшую стену.
- Подарки! Дарю всем подарки!
Сделав быстрый круг по будто всю жизнь предназначавшемуся для полетов залу библиотеки, он бросил несколько бомб во все двери и окна, и каждый взрыв, сопровождаемый его жутким смехом, оставлял обезумевшим людям все меньше и меньше возможных путей к отступлению.
- А где Человек-Паук? Он придет за своим сюрпризом?
Люди кричали, стараясь как можно лучше спрятаться от то и дело взрывавшихся бомб. Рушились арки, колонны, стены и шкафы, которыми было так богато помещение библиотеки. Заплакали дети. Разыгралась настоящая трагедия, но Гоблин, бывший ее главным действующим персонажем, жаждал добавить героев для остроты сюжета. Пролетев над старательно прячущимися под одним из столов подростками, он подхватил какого-то молодого человека за ворот окрашенного в цвета колледжа свитера и поднял его под самый потолок, почти что на десять метров вверх. Юноша, в первые секунды старавшийся отцепить пальцы захватчика от своей одежды, под куполом зала уже пытался сделать ровно противоположное. Он вцепился в руку Гоблина со всей имеющейся силой, но тот, поднявшись на максимальную высоту, ослабил хватку и резко ударил своего пленника ногой в живот:
- Где, мать твою, ваш герой? Где этот долбаный Человек-Паук? 
Раздался оглушительный вопль. Парень, крича и со всей силы размахивая руками, будто птенец, ожидающий, когда же распустятся его крылья, падал какие-то пару секунд, а затем с силой ударился головой и спиной о пол, окрасив все в радиусе метра от себя красными кляксами крови и размозженных внутренностей.

Это событие произвело эффект на всех участников. Люди, которые были готовы к жестокости лишь в фильмах, с еще большим рвением начали истерить и искать возможности выбраться из зала, а Гоблин, жутко удивленный тем, что городской герой не поспешил на помощь еще в момент, когда разлетались стекла, пришел в бешенство.
- И что? Это так он поклялся защищать вас? Да на кой черт вы, жалкие твари, ему сдались! Лживые ничтожные ублюдки!
Сумасшествие захватило его с головой. Бомбы разлетались, словно мыльные пузыри. В момент, когда пошатнулся потолок здания, Зеленый Гоблин испытал воистину неописуемое удовольствие, но отсутствие внимания со стороны человека, ради которого он и затеял эту маленькую вылазку, отнимало у него всякое желание доводить представление до конца.
Перестав раскидывать взрывчатку в рассыпавшихся от ее вида людей, он принялся систематично оставлять заряды по углам помещения, чтобы, один за другим, уже через минуту от этого здания не осталось ничего, кроме истории и статей в газете, но...

Статей в газете... Гарри выбил себе время для управления гоблинским телом всего на секунду, хотя и этого мига ему хватило, чтобы узнать в закрывавшей руками голову девушке ту, что оставалась самым главным человеком в его жизни вне зависимости от того, был ли он в костюме от PRADA или в доспехах для бойни. Она же должна была брать интервью ко дню рождения библиотеки, она же должна была находиться на главном событии города, она же должна была...
Бомба взорвалась раньше, чем он успел сообразить, как дезактивировать ее. Огромный кусок стены, в который заботливо была встроена колонна, с невообразимой скоростью начал двигаться прямо вниз, угрожая превратить рыжеволосую любовь всей жизни Гарольда Осборна в распластавшееся на полу бездыханное тело.       
Надо отдать должное Гоблину - реакция у него была фантастическая.  Мэри Джейн была заперта в углу, а потому траектория падения колонны не позволила бы ему двигаться насквозь, но не было времени размышлять над происходящим. Единственным шансом на спасение была возможность схватить девушку в охапку и резко податься назад, но это требовало нечеловеческой скорости, в которой он обычно проигрывал более ловкому Человеку-Пауку. Имея на каждое действие какие-то доли злосчастной секунды, Гоблин, тщательно контролируя парящий под ногами глайдер, подлетел к побелевшей от страха ЭмДжей и властно привлек ее за талию, прижимая к себе так сильно, как только было возможно. Первые камни начали падать на пол, и это стало сигналом к тому, чтобы он резко рванул назад, вырвав из цепких лап смерти самого дорогого человека. Уже через мгновение место, где она находилась, покрылось громадой каменных и бетонных осколков.
Поднявшаяся пыль лишила его возможности оценить ситуацию. Он помнил, что лететь спиной вперед нужно было не более пяти метров, но в момент, когда обернулся, боясь удариться о противоположную стену библиотеки, все его тело пронзила такая страшная боль, что руки разжались, и Мэри, потерявшая всякую точку опоры, рухнула на пол с полутораметровой высоты.
Гоблин закричал. За те доли секунды, что он потратил на спасение девушки, за его спиной образовалась целая гора имени разрушенных стен и торчащей из нее арматуры, в которую он со всей скорости своего глайдера впечатался на полном ходу. Стараясь не потерять сознание прямо на свалке строительного мусора, он попробовал поднять руку, но движение далось ему с такой бесконечной болью, что было глупо считать удар ее единственной причиной.
- Что это за дерьмо?
Свободная рука наконец-то нашарила виновника происшествия. Из левого плеча, ярко-алый и по-настоящему острый, торчал окровавленный стальной прут, защитить от которого не смогли даже доспехи костюма. Пересилив собственные боль и ярость, Гоблин, все также сопровождая свои действия криком, резко подался вперед, грубым движением соскочив с поймавшей его пики, и тяжело вздохнул, проверяя, сколько поломанных ребер подарило ему неудачное приземление.
- Т.. твою ж мать...
Его трясло. Сочащаяся из раны быстрым потоком кровь, вмиг пропитавшая все внутренности костюма, еще только набирала разгон, а потому было глупо предположить, что она остановится в ближайшее время. Зажимая плечо рукой, Гоблин спрыгнул с глайдера на землю и, пошатываясь, но все же держась на ногах, подошел к лежащей на полу Мэри Джейн, чтобы убедиться, что она в сознании.
- Уходи отсюда.
Люди вокруг смотрели с недоумением. Кажется, каждый из них провел параллель между рыжей красавицей и распластавшимся в нескольких метрах от нее трупом студента колледжа, сделав вывод, что у Гоблина все же хороший вкус.
Оглядевшись, их мучитель быстро нашарил взглядом пожарный выход и движением руки послал глайдер в его сторону. Разогнавшееся до фантастической скорости, средство передвижения со всей своей мощи выбило дверь, обнажившую лестницу, и целая толпа обезумевших от такого подарка пострадавших ринулась в сторону неожиданного пути к отступлению.
Только Мэри не разделяла их ажиотаж. Судя по всему, она была настолько ошарашена и напугана, что не произнесла ни слова. Девушка лишь судорожно хватала губами воздух, и без смущения смотрела на стоящего рядом Гоблина, не имея возможности оторваться от скрытого шлемом лица.
- Я сказал уходи!
Уотсон вздрогнула. Гоблин, все отчетливее чувствовавший, как вместе с кровью понемногу уходят и жизненные силы, принял решение остановиться на том, что уже совершил. Вскочив на вернувшийся к хозяину глайдер, он кинул в противоположную от девушки сторону дымовую шашку, отделившую их от остального хаоса плотной пеленой, и едва слышно обратился к ЭмДжей:
- Пожалуйста, иди домой, я прошу тебя.
Сил воевать не осталось совсем. Пошатываясь на своем заменяющем ему напарника средстве передвижения, Гоблин поднялся в воздух и не удостоил даже беглым взглядом все те разрушения, что он принес библиотеке на день рождения. Корчась от боли и зажимая рукой окровавленное плечо, он вылетел в разбитое окно, в которое намного более помпезно влетел всего несколько минут назад.

Отредактировано Harold Osborn (2014-03-19 02:37:45)

Ожидать, что Гоблин станет твоим другом и никогда не предаст тебя перед лицом опасности, мог только наивный глупец, проведший в одном с ним теле меньше минуты. Гоблин до отвратительного сильно любил чужую боль. Он упивался ею, словно божественным нектаром, делая все, что было в его силах, чтобы доставить себе это мучительное удовольствие полюбоваться людскими страданиями. Он готов был крушить и ломать все, что видел, растрачивая колоссальные запасы энергии, но не имея иной цели, кроме той, чтобы похоронить под обломками зданий как можно большее количество жизней.
Сам же он боль ненавидел. Как только нервная система, столкнувшаяся с неполадкой в костюме или неудачным приземлением во время столкновения, начинала сигналить о том, что какая-то из систем жизнеобеспечения была повреждена, он тут же выходил из себя. Сущность Гоблина терпеть не могла испытывать боль, а потому в такие моменты с превеликим удовольствием уступала место опьяненному разуму Гарри. С одной стороны Осборн радовался - не зависеть от своего альтерэго и снова приобрести полный контроль над телом было удивительно прекрасно, но с другой стороны... боль никуда не уходила, и вся, от первой мучительной секунды и до последнего мига выздоровления доставалась ему и только ему, а не кому-то другому.
Вызывать 911 с предложением срастить ребра сломавшему их в битве с Человеком-Пауком злодею было бы слишком по-детски, а потому со всеми проблемами, касающимися здоровья Гарольда Осборна обычно справлялась доктор Холлистер, которая вместе с Норманом разрабатывала Оз-вещество и принимала участие в создании костюма. Она прекрасно знала, для чего он используется мистером Осборном-младшим, но восторг от возможностей, появлявшихся у того в теле Гоблина, а также личная симпатия к главе нанявшей ее корпорации взрастила в ней крепкое желание помогать ему не только заштопывать раны, но и организовывать алиби, а также держать личность Зеленого Гоблина в самом строжайшем секрете.

В этот раз Осборн просто не долетел до лаборатории. Ввалившись в свою комнату через заботливо открытое дворецким окно, он не успел затормозить разогнавшийся глайдер и, будто мало ему было предыдущего удара, повалился прямо на пол, отпустив свой летательный аппарат куда-то в сторону шкафа с одеждой. Плечо, боль в котором из пульсирующей острой через десять минут превратилась в тупую и ноющую, подарило одежде Гарри такое бесконечное количество крови, что любой гример, работающий над  фильмами ужасов, сказал бы, что пятно выглядит ненатурально огромным.
Стянув с головы шлем, Осборн откинул его в сторону двери. Это небольшое движение позволило ему окончательно освободиться от влияния Гоблина и наконец-то вспомнить, кем же на самом деле он, сидящий посреди разгромленной его появлением спальни, являлся на данный момент.
Все еще зажимая плечо рукой, он осторожно снял доспехи костюма и также безразлично, как и шлем, откинул в сторону раскрытого окна. Гарольд не мог думать ни о чем, кроме раны, и даже боль не пугала его так сильно, как объем крови, которая секунду за секундой вытекала из его тела. Кое-как натянув домашние штаны, он хотел было надеть на тело черную футболку, чтобы хотя бы в таком виде доехать до лаборатории, но стоило ему взять ткань в руки, как ей нашлось более важное применение. Сев на край кровати, Осборн одним резким движением, подарившим ему несколько секунд адской боли в поврежденном плече, разорвал футболку на две части и сразу же приложил к ране, стараясь тем самым заткнуть вытекающую кровь.
- Надо что-то думать. Я же просто не доеду туда сейчас.
Будто свет спасительного маяка, на кровати, возле подушки, засветился экран телефона. Осборн взял его в руки, чтобы пригласить доктора Холлистер домой, но его отвлекли сообщения и пропущенные звонки, по количеству которых можно было легко определить, что это была ЭмДжей.
"Начинаю уставать, а впереди еще куча всего. Зато я точно знаю, что напишу в статье, и тебе придется это слушать. Не забудь, сегодня вечером я у тебя".
Он почувствовал, как все внутри наполняется злостью и стыдом. Как он мог? Он же знал, он прекрасно знал, где сегодня должна была быть Мэри Джейн, но это не остановило его ни на секунду, а, больше того, чуть не убило ее его собственными руками. Может, Гоблин и заставил его забыть этот явно способный помешать ему факт, но это не отменяло того, что вина за произошедшая полностью лежала на плечах Гарри.
- Надо позвонить ей, чтобы она не приехала... а еще позвонить Лили... черт.
Будто не согласное с планом действий Осборна, плечо взвыло очередным приступом боли, привлекая к себе все возможное внимание. Нагнувшись вперед, чтобы кровь из сквозной раны не стекала по спине, Гарри с силой приложил пропитавшийся и насквозь мокрый кусок футболки к груди, тем самым будто стараясь загнать всю вытекшую кровь обратно в страдающий организм.
Негромко хлопнула дверь. Не готовый к посетителям, Осборн резко поднял взгляд на вошедшего, но человек, которого он увидел, был последним, кого бы он вообще хотел видеть сегодня. Мэри Джейн стояла там, в нескольких метрах от него, и с ужасом смотрела на открывшееся ей зрелище.
Мысли, одна хуже другой, заполнили разум Гарри такими страшными предположениями, что единственное, что радовало его в этой ситуации - они ненадолго помогли забыть ему о боли. Голова превратилась в котел со змеями. Что-то предложило ему вытолкать Уотсон из комнаты, что-то - выкинуть из окна, что-то - дать ей денег, чтобы она навсегда забыла произошедший инцидент. Все эти части больше гоблинской, нежели личности Гарри, хотели избавиться от нее и не видеть никогда больше, но Осборн, в этот момент владевший и телом, и разумом, все же решил действовать по-другому. Тайное становится явным, и он прекрасно знал цену секретам. Мэри Джейн была для него самым дорогим человеком, и когда-нибудь, когда она была бы к этому готова, он бы посвятил ее в тайны своего дьявольского альтерэго, но раз это произошло сейчас, нужно было использовать то, что предоставил случай.
Выбравшись из ступора, чувствуя себя так, будто его окунули в ледяную воду, Гарри попробовал встать, но, зажмурившись от боли, тут же отбросил попытки сделать хоть шаг в сторону Мэри.
- Что ж, придется говорить снизу вверх.
- Я... я...
Все гениальные слова, которые обычно люди говорят в такие моменты, как назло покинули его голову. Да и что значит "такие моменты"? Мало кому приходилось объяснять своей любимой девушке, что у тебя раздвоение личности, и одной из составляющих твоей жизни является психопатичная сторона, летающая по Нью-Йорку на глайдере и убивающая людей ради забавы.
- Я думаю, ты сама все видишь. Мне... нечего больше сказать.
Осборн почувствовал, что начинает задыхаться. Он понятия не имел, были ли тому виной сломанные ребра, или вся причина заключалась в ожидании реакции девушки, подвесившей его судьбу и их совместное будущее над пропастью. Сейчас все зависело от слов, которые она готова была ему сказать, а потому нужно было ее не спугнуть и, уж тем более, не закидать оправданиями или извинениями.

Разговор, такой важный и такой нужный в данную минуту, не завязался с самого начала. Когда Мэри, молча, будто сомневаясь, правильно ли она вообще поступает, взяла в руки маску Зеленого Гоблина, Осборна охватил безотчетный страх. Ни одного полицейского, ни одного маньяка, ни даже своего отца он не боялся так сильно, как Мэри Джейн в этот момент. Она наконец добралась до того, что он так тщательно скрывал, но была совершенно не готова к увиденному. Разве могла она догадываться, что летающий по городу убийца, оснащенный самым смертоносным оружием и имеющий самые грязные помыслы, имел хоть какое-то отношение к ее идеальному, вознесенному любовью до статуса божества Гарри Осборну? Он так и не подумал, что нужно сделать, если она убежит. Разум отказывался даже допускать подобную мысль. Женщины, в своей любви способные доводить себя до отчаяния ради того, кто стал частью их мира, принимали даже самые мерзкие стороны своих мужчин, будь то психопатия, алкоголизм или страсть к убийствам.
Гарри же до последнего верил, что никто и никогда не любил его так безотчетно сильно, как Мэри Джейн Уотсон. Поэтому, когда она опустила шлем на место и направилась к шкафу, рассуждая о не самом лучшем положении Осборна, его начала бить дрожь.
- Она осталась. Она осталась. - Ставящий все под сомнение мозг не мог совладать с ликующим сердцем.

Все, что происходило дальше, он смотрел, будто качественно смонтированный фильм. Гарри не помнил, чтобы ЭмДжей заканчивала курсы первой помощи или вроде того, но то, с каким усердием она принялась спасать его чертову жизнь с помощью подручных материалов, погрузило его в ощущение восхищения, близкое к эйфории. Или, может, именно так начала сказываться большая потеря крови...
Мэри всегда была немного брезгливой - он знал это, потому что на сеансы с пометкой "ужасы" они ходили с Питером. В который раз ему выдалась возможность оценить тот факт, что чем дольше она общалась с Осборном, тем чаще ей приходилось переступать через свои принципы. Если можно было так сказать, то это уже вошло у нее в привычку.
Уотсон не терпит пьяных? Давай-ка потаскаемся в три часа ночи с ничего не соображающим телом по имени Гарри. Уотсон не любит, когда что-то идет не так, как она хочет? Попробуй-ка возразить ему, когда тот упрямо стоит на своем. Уотсон боится крови? Так почему бы не спасти от смерти погрязшего в ней дорогого. Уотсон презирает убийц? ... 

Мэри приблизилась к Осборну и обменяла пропитавшуюся кровью тряпку, которую он прижимал к груди, на свернутую в жгут ткань, некогда бывшую его майкой или футболкой. Сначала он не понял, к чему вообще в ее руке появилась бутылка виски - в тот момент его мозг слабо представлял, что это пойло может убивать не только его внутренности, но и болезнетворные организмы в его ране, и не отказался от того, что она предлагала. Но это было лишь потому, что он не осознал, что его ждет.
- ...было бы хорошо, если ты, ну, знаешь, не убьешь меня.
Она пошутила, заставив Гарри слабо улыбнуться даже через зажатый между зубов жгут. Он все еще не понимал, что происходит и хотел уже было выплюнуть его, чтобы ответить на ее дерзкое высказывание, но в следующий же момент сжал ткань с такой силой, что, будь она немного мягче, прокусил бы ее насквозь.
Когда спирт обжег рану, Осборн подумал, что предыдущая боль была просто разминкой. Ему захотелось вскочить и уйти. Сжатые в кулаки пальцы жаждали снести какую-нибудь стену, чтобы заглушить катастрофически ужасные ощущения в области плеча, но он контролировал каждое свое движение, боясь навредить и без того натерпевшейся Мэри Джейн. Судорожно вдыхая и выдыхая носом воздух, он все же кое-как выдержал первую порцию боли. Сначала ему показалось, что девушка провела рукой по его спине, чтобы успокоить и привести в себя, но когда адская боль разлилась еще и где-то над лопаткой, он все же не выдержал и замычал в плотно зажатую зубами ткань.
"Тише-тише, сейчас все пройдет" Мэри повторяла эти слова как молитву, но, надо отдать ей должное, не останавливалась на полпути и делала все быстро и резко, не издеваясь над своим возлюбленным так, как тот около часа назад издевался над людьми в библиотеке.
Гарри казалось, что прошла целая вечность до того момента, как она закончила с дезинфекцией и вытащила из его рта жгут. Стараясь отдышаться и не прикасаться к обожженной, но зато переставшей кровоточить ране, он, словно завороженный, смотрел на отсутствие потеков крови на животе. Протянутая ЭмДжей бутылка с остатками виски была встречена благодарным взглядом, но так и не тронута: Осборн никогда не задумывался над тем, в какую реакцию спирт вступает с организмом, пока ему не продемонстрировали наглядно. Сделай он хоть глоток, его бы сто процентов стошнило прямо на пол.
Мэри же времени не теряла. Она расправилась с очередной футболкой (Гарри и не подозревал, какое количество вещей находилось в его гардеробе), туго обмотала ее вокруг его плеча и даже умудрилась завязать бант на узле.
Все было с таким привкусом нереальности, что постоянно хотелось проверить, не стоит ли в углу замаскированная под лампу скрытая камера. Осборн, конечно, планировал когда-нибудь поделиться со своей девушкой некоторыми подробностями своей личности, но он и понятия не имел, с каким сильным человеком делил свою жизнь. Она не сбежала, не стала звонить в полицию, не набросилась на него с упреками. Она просто... спасла его, сохранила, разглядев в его глазах немую просьбу просто не уходить. Казалось, что только благодаря ее действиям, ее словам, ее присутствию в комнате, кровь действительно перестала течь и начала понемногу возвращать своему хозяину жизненные силы. 
- Наверное, я изорвала на тебя несколько тысяч, придется обзаводиться новыми шмотками.
ЭмДжей снова пошутила и села на кровать рядом с ним. Ее взгляд уткнулся куда-то в область коленей, и это было тяжелее, чем если бы она смотрела ему прямо в лицо. За все время, что она находилась в комнате, девушка ни разу не взглянула на него. Она фантастически быстро справлялась с раной, разорванной одеждой и успокаивающими словами, но будто делала все это не для него, а для кого-то другого. Будто она боялась поднять взгляд и увидеть не лицо Гарри Осборна, а маску Зеленого Гоблина на своем любимом.
- Ты восхитительная.
Он не мог не сказать этого. Никакое "спасибо" не выразило бы той благодарности, которую он испытывал по отношению к ЭмДжей. Гарри понимал, что сейчас не может требовать от нее ничего особенного и должен быть просто благодарен за то, что она все еще сидела с ним рядом, но на то он и был Осборном, чтобы презирать полутона. Если Мэри хотела бы сдать полиции Гоблина, представляющего угрозу для всего города, она бы не стала возиться с его раной. Если она хотела вернуть долг за спасенную жизнь, то она все сделала и могла бы уйти. Но если она осталась и просто не знала, как начать разговор о том, о чем нужно было поговорить уже давно, он не боялся. Ослабленный, но чувствующий себя в совершенной безопасности, Гарри осторожно обхватил ее подбородок пальцами свободной руки и приподнял, заставляя посмотреть ему прямо в глаза.         
- Ты меня любишь?
Он хотел добавить "таким", но удержался. Больше всего на свете ему нужно было слышать ее "да", громкое и четкое, пусть смешанное со страхом, но оттого не менее важное. Главное было знать, что она не оставит его, и тогда он со всем сможет справиться.

Отредактировано Harold Osborn (2014-03-20 09:45:32)

Snow Ghosts – Lost At Sea

"Даже если он захочет расстрелять весь мир... Я буду стоять за его спиной и молча подавать патроны". Кажется, эти наполненные самоотверженной любовью слова каждый третий человек приписывал Еве Браун, пытавшейся покончить из-за немецкого фюрера с собой, но достоверность источника очень часто ставится под сомнение. Гарри, к счастью, не желал развязывать третью мировую войну, да и Мэри Джейн под это описание подходила только косвенно, но в целом настроение, передаваемое во фразе, как нельзя лучше описывало их отношения в данный момент.
Его любовь все же принадлежала к немного другой категории девушек. Навряд ли она встала бы за его спиной с начинкой для бомб в руках, но зато она стала бы поступать более гуманно. Видевшая в Гарри исключительно хорошее и завязывающая себе глаза черной лентой на все его действия, что не подходили под установленные нормы морали, Мэри в любой ситуации до безумия доводила свое желание оградить его от всего плохого. Хотя чаще всего этим плохим был он сам. 
Когда она произнесла "Тебя?" с такой дерзкой интонацией вызова в голосе, что-то внутри него оборвалось. "Как ты смеешь об этом спрашивать?", "Да как вообще тебя теперь можно любить?", "Ты - чудовище, и еще претендуешь на что-то?". За те доли секунды, что в воздухе висело наэлектризованное молчание, в голове Осборна пронеслось больше десятка возможных ответов. Он так сильно хотел услышать "да", что разум сам подкидывал ему негативные варианты развития событий, чтобы слова, которые адресовала ему ЭмДжей, были для него долгожданными.
- Я люблю тебя, Гарри. Несмотря ни на что, ты знаешь это.
Осборн глубоко выдохнул, позволив себе скромное проявление радости, и тут же пожалел об этом. Крепко перемотанное, но все еще ноющее плечо болью отозвалось на проявление его чувств. Как бы сильно он ни желал все уладить и наконец-то перестать скрывать правду от своей обожаемой девушки, рана, хоть и обработанная, но оттого не затянувшаяся вмиг, все равно нуждалась в контроле.
Гарри по привычке запустил руку в волосы Мэри и начал медленно перебирать пряди пальцами. Все было так по-домашнему обычно, будто они обсуждали то, что его на работе терроризирует начальник, а не то, что ему приходилось носить в себе мразь, разломавшую всю его жизнь. Он вытаскивал из ее рыжих волос царапающие пальцы крохотные осколки стекла и лениво, будто шелуху, отбрасывал на пол перед кроватью.   
К этому времени разговор с Мэри Джейн приобрел очень странный оттенок. Как Гарри и предполагал, она сразу же начала копаться в проблеме не с технической стороны, а с эмоциональной. Ее не волновало, из чего был сделан костюм, почему он летает и каким образом Оз-вещество вообще попало в тело дитя "Оскорпа", но почти риторические вопросы вроде "Зачем это нужно?" и "Как я буду жить дальше" были брошены ему в лицо. Хотя о том, делает ли вопрос риторическим отсутствие у собеседника ответов , можно было поспорить. 
- Ты такая смешная. - Гарри скривил губы в подобие улыбки. - Перед тобой сидит монстр, но ты волнуешься не за свою жизнь, а за его.
Приятной пеленой укутавшая тело слабость даровала разговору шанс проходить не на повышенных тонах. Осборн вообще не мог говорить о том, что его волновало, не проявляя эмоций, но сейчас он был настолько вымотан, что его голос, обычно громкий и властный, казался лишь тихой безликой тенью своего обычного состояния.
Их диалог был каким-то сказочным, нереальным, слишком сладким, чтобы быть правдой. Может, вот она, правда, на самом деле и была? Может, только в кино в чрезвычайных ситуациях люди уподоблялись Шекспиру и метали одну душераздирающую фразу за другой, чтобы даровать зрителю то, чего он был лишен в своей серой жизни? Может, на самом деле все так и должно было быть? Тихо, спокойно и без претензий?
- Мне бы хотелось сказать, что это для меня развлечение, крикнуть: Да, к черту все! и выкинуть костюм на свалку, но... все... сложнее, чем просто погоня за Пауком. Я не выбирал ЕГО - Назвать свое альтерэго, связанное с его душой крепче, чем мать с находящимся в утробе младенцем, громким именем Зеленый Гоблин не поворачивался язык. Говорить о нем в третьем лице было точно так же странно: пусть Гарри и этот монстр были разными сторонами, медаль, являвшаяся по совместительству телом Осборна, все же была одна на двоих. - Но мне придется жить с этим. И... я просто не могу от него избавиться.
Теперь он начала понимать Мэри Джейн, которая старательно прятала взгляд каждый раз, когда не хватало смелости сказать что-то очень важное. Над тем, какие слова стоит произнести, чтобы не напугать ее, но в то же время не показаться слабым, ему пришлось думать почти полминуты. Он был уверен: ЭмДжей сейчас переживала лишь за то, как найти какую-нибудь чудесную сыворотку или крутого психолога-гипнотизера, чтобы выбить всю эту дрянь из его головы, но Гарри знал: Гоблин умрет только вместе с ним.
- Он действительно сильнее меня.

Гарри и сам подумывал о том, что не мешало бы показаться врачу, но объяснять Мэри, почему ему нужно именно к доктору Холлистер, а не в обычный госпиталь, было слишком сложно. Да и вообще было сложно что-то объяснять, не скатившись в оправдания - обвиняющий тон и вопросы, выдававшие в его девушке журналиста, не вызывали никакого желания давать на них ответы.
Шлем Зеленого Гоблина призывно поблескивал из угла комнаты, напоминая, что в любой момент злобное альтерэго Осборна может прервать этот показывающий его не в лучшем свете разговор своим появлением. Гарри же старательно пытался игнорировать как его нахождение в виде разбросанного по частям костюма в спальне, так и его присутствие в виде фантома, спящего, но в любой момент готового взорваться, в его собственной голове.

Когда произошла первая встреча лицом к лицу с пытавшимся завладеть его разумом Гоблином, он понял одну настолько важную вещь, что потребовались огромные усилия, чтобы не задохнуться и не возжелать покончить с собой, сломавшись под тяжестью ее осознания. Он был не первым, кто тестировал Оз-вещество, а, значит, не первым, кто уже пытался бороться с тварью, играючи захватывавшей контроль над телом. Первым человеком был его отец.
Раньше Гарри приписывал резкие вспышки его агрессии профессиональному выгоранию и сложностям характера, но когда сам он столкнулся с Гоблином один на один, он стал понимать, что психопатические склонности Нормана были одним из побочных эффектов борьбы его личности с враждебно настроенным захватчиком. И сейчас пораженный тем же недугом сын шел по его стопам.
Он прекрасно помнил ночь смерти матери. Такое количество алкоголя, как то, что было выпито им, чтобы забыть произошедшее как страшный сон, могло бы опьянить целый город, но память действовала абсолютно независимо от его желаний. Гарри было пятнадцать, а в этом возрасте все воспринимается намного острее, чем во взрослой жизни. Он помнил детали до самых мелочей: как почувствовал запах гари, когда сидел в своей комнате, как услышал взволнованный голос прислуги. Помнил даже желтое пятно лимонного сока на фартуке повара, который подгонял его по коридору, заставляя как можно быстрее покинуть здание. Он помнил хаос, звуки сирен, разговоры рабочих. Помнил так отчетливо, так идеально, и так громко, что они играли в его голове каждый раз, когда что-то из окружавших его вещей напоминало ему о произошедшем. 
А еще он помнил парящую в воздухе фигуру, отдалявшуюся от дома так быстро, что он списал ее на разыгравшееся воображение.
Лишь спустя шесть лет, когда сам он впервые облачился в костюм, когда встал на глайдер и уступил разум своей жаждущей крови сильной стороне, он понял, что сам стал этой фигурой.

Никто не поспорил бы с тем, что Гарольд не был героем. В нем не было той самоотверженности, что была присуща людям, подвергавшим своих близких опасности - он всегда был эгоистом и в первую очередь думал о себе. Жажда любви и заботы, помноженная на статус и финансовое положение вырастила из него человека, который знал, что мир должен крутиться вокруг него. И Мэри, постоянно услужливо подставляющая свою жизнь на его растерзание, конечно, вызывала у него чувство благодарности, но оно было гораздо слабее желания воспользоваться ее добротой и разделить с ней страдания, которые он не тянул в одиночку. Гарри на то и был Осборном: вместо того, чтобы благородно оградить свою любовь от опасности в своем собственном лице, он тянул ее за собой, на дно, и чувство вины не съедало его за это.
Он провел ровно год вдалеке от нее, показавший ему, что такое выбранное по собственной воле одиночество. И какие бы чувства он ни испытывал, как бы ни хотел оградить ее от всего происходящего, меньше всего на свете он хотел отпустить ее, сейчас, когда она в очередной раз не просто смирилась, но и спасла его от самого себя.
- Нет никого сильнее Гарри Озборна. Если ты хочешь - ты избавишься. Мы сумеем найти какой-нибудь способ тебе помочь, он ведь должен быть, обязательно должен быть.
Очень часто Гарри говорил то, что думает, забывая подумать о том, что говорит. Но сейчас эти слова, наполненные таким колоссальным количеством уверенности в его силах, заставили его не просто взять их на заметку, но и разделить на составляющие, проанализировать и привести его к одной очень простой идее: она будет с ним.
Он вспомнил, когда в первый раз захотел сказать ЭмДжей, что любит ее. Сейчас, когда она сидела перед ним, расстроенная, взбешенная, влюбленная и от сочетания этих качеств удивительно прекрасная, Осборн свободной здоровой рукой успокаивающе погладил ее по щеке, хотя внутри него самого все пылало яростью и жаждой жизни. Это была ее прерогатива: дарить спокойствие даже в самые тяжелые моменты. Эта девушка своими словами умудрялась бить его о землю, а затем снова возносить до небес. Она заставляла его хоть немного задумываться о собственном будущем, и чем дольше он смотрел ей в глаза, тем отчетливее понимал, что не хочет будущего без нее.
Приоткрытые губы, уже готовые произнести слова, все никак не могли дождаться от разума нужной фразы. Сделав небольшой вдох, снова отозвавшийся тянущей болью в плече, Осборн произнес:   
- Мэри, выходи за меня.
Это решение не было спонтанным. И если кто-то смог бы найти в нем возможность убежать от проблем, то Гарри вкладывал в него ровно противоположный смысл. Внезапно ясно он осознал, что никто в этом мире за двадцать с небольшим лет его жизни не сделал для него так много, как Мэри Джейн Уотсон. И сейчас, когда он раскрыл перед ней все свои карты, мысль о том, что она могла оставить его, пугала сильнее, чем угроза ядерного удара.
Он умел выбирать момент. Никакого ресторана, ужина при свечах и кольца с бриллиантом. Лишь исцарапанная, с сотней осколков стекла в волосах любовь всей его жизни, и перевязанный собственной футболкой, нуждающийся больше в помощи врача, нежели в разговорах о свадьбе, Гарри, готовый бросить все цветы мира и головы всех врагов к ее ногам по первому же ее желанию.
- Никто никогда не любил меня так сильно, никто не терпел от меня столько плохого, и никто не подарил мне столько хорошего. Я уже не представляю своей жизни без тебя, а, тем более, кого-то другого на твоем месте. И теперь, когда ты знаешь обо мне все, я хочу, чтобы ты всегда была рядом.
Ему хотелось добавить еще множество слов. Хотелось говорить, говорить и говорить, не стесняясь наконец-то показать ей, что он из себя представлял, что он к ней испытывал, и как он в ней нуждался.

A Perfect Circle – The Noose
Recall the deeds as if
They're all someone else's
Atrocious stories
Now you stand reborn before us all
So glad to see you well
Фраза "я буду с тобой всегда", прозвучавшая из уст Мэри Джейн в его адрес, будто залила светом все сердце и исстрадавшуюсю, расколотую надвое больную душу Гарри. Он слабо представлял, к каким изменениям в жизни приведут эти сказанные по его осознанному желанию, но в то же время пугающие неизвестностью слова, за которыми потянутся клятвы в вечной любви и полная ответственность уже не только за свою жизнь, но точно знал, что все сделал правильно.
Он слишком часто брал на себя ответственность за ее чувства. Несколько эпизодов из их совместной жизни напомнили ему, сколько времени и нервов было потрачено на бездумное желание отговорить того, кто рвется встретиться с тобой, от встречи. Да, он не имел права втягивать ее в опасную авантюру под названием "Жизнь Гарольда Осборна", но точно так же не имел права запрещать Мэри принимать в ней осознанное, выбранное по ее собственному желанию участие. Даже та самая гипотетическая, эфемерная опасность сама по себе не могла причинить столько боли, сколько причинили его попытки оградить от нее ЭмДжей.
Он не имел права подвергать ее удару. Не имел права приковывать ее к себе цепями брака, зная, что в любой момент в его теле может оказаться совершенно другая личность, но... к черту. Он не мог тянуть это бремя один. Обманывая Мэри, не посвящая ее в тихие омуты своей жизни, он причинял ничуть не меньше зла как себе, так и ей. Поэтому глупо было брать всю вину на себя, когда сама ЭмДжей, взволнованно глядя ему в глаза, была ничуть не расстроена и светилась желанием помочь во всем, на что хватит ее сил. 
Осборн, чье лицо расчертила довольная, почти победная ухмылка, хоть и был наследником многомиллиардной корпорации, но никогда в жизни не чувствовал в своих руках такое огромное количество власти, как сейчас. Мэри Джейн, всего час назад ставшая жертвой его злобного альтерэго, сейчас совершенно спокойно (с долей присущей ей восторженности) приняла предложение связать воедино две их жизни. Ее не пугала необходимость ежедневно, ежечасно, ежеминутно присутствовать рядом с ним и уже не иметь возможности в пылу ссоры развернуться, хлопнуть дверью и уйти к ненавидящим его дяде и тете. Как бы резко это ни звучало, но вместе с тем, чтобы стать миссис Осборн, она приняла и предложение защищать тайну личности Зеленого Гоблина. Она согласилась впустить этого монстра не только в свою жизнь, но и в свое сердце.
- Мэри... - Ухмылка, прочно поселившаяся на его лице, стала лишь шире. Осборн не умел искренне улыбаться. Вот уже лет пять он мог быть либо довольным, либо удовлетворенным, и ни одно из этих проявлений эмоций не включало в свой базовый набор добродушную улыбку. Сейчас же он был доволен на все двести. Он смотрел в глаза любимой, значившей для него больше, чем кто-либо на свете, девушки и с каждой секундой все ярче, все отчетливее ощущал, как чувство безграничного обожания, погружает его в сладкую негу нереальности. Такое желанное путешествие в Страну Чудес брало свой старт здесь, в его разрушенной комнате, наполненной частями костюма Гоблина, окровавленной одеждой и громкими словами обещаний.
Гарри смотрел на Мэри Джейн и не мог насмотреться. Ему нравилось все в ней: и то, как она выглядела, и то, что она говорила, и то, что она сидела так близко, и то, что она полностью принадлежала ему... Не как вещь, не как человек, но как что-то большее, кто-то, с кем он мог вести себя так, как ни с кем другим. Подавшись вперед, он, как и несколько минут назад, коснулся ее лица, но теперь это действие не было принуждением посмотреть ему в глаза - она итак была в его власти. Коротко улыбнувшись, будто эта улыбка стоила неимоверных усилий, он мягко обнял девушку за талию и привлек в свои объятья, продолжая держать на себе ее взгляд.
- Я так сильно тебя люблю.
Склонившись к ее лицу, Гарри ласково поцеловал ЭмДжей, и когда их губы встретились, желание говорить о чем-то еще улетучилось само собой. Осборн никогда не отличался особой нежностью - он всегда целовал властно, напористо, будто не в силах показать, как много чувств эта женщина рождает в его сердце, но сейчас, когда больше не было тайн, и он вывернул перед ней наизнанку свою душу, громко доказывать кому-либо свои преданность и любовь больше не имело смысла. Он обнимал ту, что была его всем, что согласилась быть рядом, и такое простое слово "любовь" уже не вмещало в себя весь спектр эмоций, присутствовавший в их отношениях.     
В какой-то момент переполнявшая его радость перекрыла собой остальные мысли и желания. Используя поцелуй как прикрытие от возможных лишних протестов, Осборн подхватил Мэри Джейн на руки и уже в следующую секунду начал кружить ее по всей, по размерам больше напоминавшей бальный зал, нежели спальню, комнате. Льющееся через край, заполняющее собой все самые потайные углы его души, счастье переполняло и не оставляло даже мизерных шансов попыткам Гоблина снова захватить контроль над его разумом.
Но все было слишком хорошо, чтобы происходить в реальности. Мгновение, в которое что-то пошло не так, наступило так же внезапно, как и все печальные или радостные события в жизни Осборна. Он мало что делал по плану, отдавая предпочтение случайностям, а потому его организм, ослабленный раной и перегруженный впечатлениями и положительными эмоциями, действовал под стать своему хозяину - резко и без предупреждений.
Выпустив Мэри Джейн из ослабших рук и осторожно, не так, как это было в библиотеке, поставив на пол, Гарри без лишних объяснений подошел к раскрытому окну и начал судорожно хватать губами воздух, чтобы наполнить вмиг задохнувшиеся легкие. Его трясло от боли, и он прекрасно понимал, откуда она взялась, но все еще боялся признаться себе, что такие раны не заживают по мановению волшебной палочки. Все должно быть сложно и смертельно опасно у других, но только не у него.
Потянувшись трясущейся рукой к перевязанному плечу, Осборн резко отдернул ладонь, когда та наткнулась на вновь залившую всю его грудь кровавыми подтеками рану. Он был так занят собственным триумфом и предвкушением хоть одного светлого события в своей жизни, что слишком рано возомнил себя героем, готовым плевать на все законы физики и физиологии.
- Проклятье.
Развязавшаяся и прижимаемая к телу лишь его рукой, самодельная повязка  в тот же миг упала на пол. Гарри хотел наклониться, чтобы поднять ее, будто она была освящена и заключала в себе способность исцелять одним прикосновением, но тут же понял, что затея была не самой удачной. В глазах потемнело, а уши заложило ватой, через которую едва слышно доносились звуки голоса Мэри. Не раз в своей жизни падавший в обморок, хватавший наркотические приходы и проведший неделю в коме, Осборн прекрасно знал первые позывы болевого шока. Нервная система в первую очередь отключала все ощущения, пусть и захватывая с собой способность мыслить и анализировать, но спорить с собственным организмом было себе дороже. Глядя на измазанные кровью руки, оставившие несколько отпечатков на белоснежной поверхности подоконника, Гарри поднял полный ужаса взгляд на ЭмДжей и беззвучно произнес:
- Помоги мне.
Резко навалившаяся тяжесть была похожа на удар по затылку. Сначала пропала способность слышать, затем отключилось зрение, а после - ощущение положения в пространстве. Последним, что запомнил Осборн прежде, чем его тело столкнулось с деревянным покрытием пола, были горящие пламенем бешеные желтые глаза и ехидная, будто принадлежащая живому существу, ухмылка лежащего возле двери шлема Зеленого Гоблина.