Забавнее всего было смотреть на рожу этого наглеца. Забавнее, только вот, с какой стороны — с моей или с его? Мне-то весело точно не было, я наоборот жутко злился, и со злости хвостом пол подметал, что никогда себе до этого не позволял: обычно прятал его, чтобы чьи-нибудь руки к нему не лезли. Не люблю, когда его трогают.
Сейчас вот даже не пытался скрыть свою злость. Я проиграл какому-то наглому бесенку, которого поначалу даже за противника не принял. Правильно говорят, карты могут подвести в любой момент. А я так был в себе уверен, что не сомневался, что выиграю. Для меня эта победа казалась очевидной на столько, что без единой мысли об осторожности я сел с этим бесом за игральный стол и приказал раздавать карты.
Ох, как я был зол на себя за подобную глупость! Никогда раньше так не поступал, а сейчас, видимо, оказался какой-то день-исключение. Я просто дурак-дураком. А теперь эта тваринушка сидит и хмылится, руки на груди скрестив, ожидает моих слов. Мне только остается смотреть на него, сощурив глаза и заметно сопя от ярости. Я пытаюсь продумать, как бы он мог сжулить, но игра была на удивление честной. Просто мне сегодня не везло.
Хорошо, что не на Ад спорили. А на, казалось бы, безделушку. И поэтому я злился больше на то, что меня кто-то обошел, чем на то, что меня ожидает в ближайший день. Сам факт моего проигрыша заставлял меня, скрипя зубами, соглашаться на подобные условия. Отвратительно было чувствовать себя проигравшим, особенно учитывая мой пост. Когда ты Правитель Преисподней, каждый твой проигрыш ощущается несколько иначе — не просто удар по самолюбию, но и удар по репутации.
Конечно, моя «популярность» в моем собственном Аду не обсуждалась, но пойдут слухи, а они, как зараза, быстро распространяются и заметно отравляют жизнь. Последнее время демоны стали какими-то дерзкими и не стесняются говорить даже мне всякие хамские фразочки. Вот этот наглец один из таких.
И я вроде бы должен радоваться — воспитал прекрасную расу, которая когда-нибудь сможет одолеть Небеса, но порой они меня так раздражали, что я сбегал в мир смертных, где изучал людей, наблюдал за их жизнью и порой предавался мысли, что хотел бы иметь когда-нибудь такую же беспечную жизнь, которая когда-нибудь окончится. Но я был этого лишен с самого рождения и вроде бы должен был свыкнуться, но у меня никак не получалось.
Люди, проживая свою жизнь, в большинстве случаев не очень-то понимают, что они ее проживают. И как порой было интересно вмешиваться в их наполненную молниеносными событиями жизнь, заставлять их встрепенуться, а затем долго корить себя за подобные связи. Именно по этим причинам человечество и стало бояться Дьявола, ведь он переворачивал их жизнь к верху дном, заставляя в ней все поменяться, а затем уходил, словно ничего и не было.
Я никогда не оставался со смертными надолго, в какой-то момент в моей противоречивой натуре вновь начинала бурлить та ревность, что сподвигла меня на падение с Небес. Именно тогда я уходил, потому что продолжал не понимать, почему Отец вдруг предпочел ангелов этим отвратительным существам, которые только и могут, что проживать свою жизнь.
Чем больше времени существовала человеческая раса, тем больше я убеждался, что все, что она творит, ведет ее к неизбежному хаосу, который может наступить в любой момент. Люди балансировали на тонкой грани, совершенно не осознавая этого. И порой мне было их жалко. Они не видели своих собственных действий со стороны, а потому считались мною и большинством других ангелов-демонов слепцами. Порой мне казалось интересным, если в какой-то момент они вдруг смогут осознать свою ничтожность, что же будет тогда? Попытаются они это исправить, осознавая, как ничтожно мало времени у них осталось?
Еще я никогда не оставался в человеческом мире надолго, потому что даже в нем время текло для меня мучительно долго, я буквально чувствовал, как проходят секунды, минуты, часы, которые затем сливались в целые дни и месяцы. Отвратительно, тошно до неприятной зудящей головной боли, которая только бывает у падших ангелов. Надоедающая и безумно отвлекающая.
И мне приходилось терпеть ее целый день. Двадцать четыре часа, которые я должен был проработать, стоя за кассой какой-то забегаловки фаст-фуда, куда ломился народ. Только бы пожрать.
Хотя сначала я даже проникся энтузиазмом, собирал заказы, но потом вся эта энергия пошла на убыль. Если кто не знает, то на кухне всегда творится хаос. Ребята пытаются быстро приготовить заказы, яростно крича друг на друга чуть ли не матом — благо его запрещают начальники, — и постоянно что-то роняя. Я еле сдерживался, чтобы не показать свою истинную сущность и не разнести все к чертям. Однако в условие желания входило то, что этот день я должен быть самым обычным человеческим работником и ничего не ломать. Дурацкие условия!
Меня они очень сильно раздражали, но я из-за всех сил старался сдерживаться, потому что, если я все же сорвусь, я еще раз проиграю. А мне это надоело. Я все еще пребывал в ярости, а потому даже вел себя как-то издерганно и по-злому. Клиенты, которые подходили к моей кассе как-то странно смотрели на меня, когда вместо дружелюбной улыбки и фразы: «Что вы будете заказывать?», я говорил «Давайте, ваш заказ!».
Мне стоило взять себя в руки. Эти вспышки гнева мне никогда не помогали, только делали все хуже. Из-за них всегда происходило что-то плохое, а я вряд ли стал бы называть что-то «плохим», если это не было серьезнее апокалипсиса или чего-то похуже. Я по-своему видел этот мир.
В нем мало что могло выбить меня из колеи. Я слишком могущественен, чтобы беспокоиться по пустякам. Вот только я уже давно пытаюсь заставить себя думать, что то, что меня на самом деле беспокоит, тоже не стоит и гроша. От чего обычно я впадаю в легкое уныние, которое только свойственно моей натуре: воспоминания о Небе, о крыльях, об Отце. Все мое прошлое заставляло меня содрогнуться об одной мысли о том, что я делал, как жил, и почему все это бросил.
Так случалось, что я частенько беспокоился по поводу правильности своего прошлого поступка, сомневался в том, что совершил, и как бы ни хотел иногда вернуть все обратно, сделать это было невозможно. То что прошло уже не вернуть, каким бы могущественным бы я не был.
И это только еще больше вгоняло меня в тоску.
Конечно, сейчас думать о таком было бессмысленно и просто-напросто некогда. Мои мысли то и дело сводились к тому, что меня бесит звук жарящейся картошки в масле, раздражают голоса моих временных «коллег», а на посетителей так и хочется наорать.
Мне стоило расслабиться и начать выполнять свою работу с меньшей долей раздражительности, но это было слишком трудно.
У меня получилось сделать так, чтобы ко мне никто не лез с вопросами вроде: «Откуда ты? Давай подружимся!» и прочее, потому что больше чем на день задерживаться в этом ужасном месте я не собирался. Еще чего! Хватило пары часов, чтобы я понял, что работать в подобных условиях отвратительно.
Сколько посетителей я обеспечил этой едой мне уже не удавалось вспомнить. Я мог только сказать одно — много! И вроде бы эти адские двадцать четыре часа подходили к концу. Оставались последние заказы.
— Свободная касса! — громко говорю я и опускаю взгляд на кассовый аппарат, чтобы убрать оттуда список прежнего заказа.