Иногда Габриэлле кажется, что она сошла с ума, но это неправда. Иногда ей кажется, что она уже умерла, но и это лишь тонкая иллюзия, жестокий самообман. Иногда ей кажется, что наконец-то удалось обрести собственную волю, собственные мысли и вернуть себе свой разум, но это так же не является правдой и вряд ли уже когда-нибудь будет являться. Чужое присутствие в голове уж слишком явно, чтобы быть мнимым. Тяжесть чужих соображений уж слишком сильно врезается в собственное мнение, чтобы оказаться дурным сном. Безумие уже давно не так милосердно, чтобы накрывать тех, кто так в этом нуждается, тех кто жаждет и зовет его. Это должно стать концом. Но каждое новое утро это становится новым бесконечным страшным началом.
Наверное, ей следовало его убить. Убить в тот самый момент, когда обнажилось запястье и стало совершенно ясно, что вопреки обыкновению, вопреки всем правилам и законам у Габриэллы нет положенного ей штрих-кода. Одного продолжительного крика было бы достаточно для того, чтобы убить самого Крайтона, и всех людей в округе и одному Богу известна причина, по которой Джеймс промедлила, не сделала того, что было необходимо не столько ради ее собственной безопасности, сколько ради безопасности всех известных ей сепаратистов. Даже если принять во внимание тот факт, что девушке не могла быть известна принадлежности мужчины к отряду SVN, даже если на секунду предположить, что опрометчивый поступок Габриэлла совершила, не зная о том, кто этот мужчина и какие могут быть последствия у упомянутой встречи, ей все равно следовало учитывать, что даже простой обыватель мог вот так запросто сообщить о том, что у девчонки нет штрих-кода на запястье. А дальше не нужно никаких доказательств, не нужно никаких попыток себя оправдать – все бесполезно. Даже если никто не догадается о том, что девчонка из повстанцев – достаточно того, что у нее фальшивое удостоверение личности и она не значится в базе ни под каким из известных имен. Габриэлле страшно было представить вероятные перспективы произошедшего, Габриэлле было тяжело думать о том, что она подводит не только себя, но и людей среди которых выросла, которым обязана своей жизнью и своим сравнительно неплохим положением, но именно в тот момент она совершенно осознанно и с пониманием того, что может ее ждать не сделала ничего, чтобы спастись от неминуемой беды, от очень вероятной гибели, или по меньшей мере долгого тюремного заключения. Хотя, безусловно, использование ее таланта было так же сравнительной альтернативой в решении возникшей проблемы, потому что положить половину квартала – едва ли значило отвлечь от себя внимание. Скорее даже наоборот. Впрочем же, все это не имело основополагающего значения именно сейчас, когда все сложилось так как сложилось и Джеймс уже находится в незавидном положении зависимости от члена отряда SVN. Это было мерзко, это было отвратительно, но ради спасения своей собственной жизни, девушка делала все то, что мог пожелать Крайтон. Она доставала для него любые сведения, любую информацию, любые необходимые данные, к которым имела доступ, ввиду своего места в рядах сепаратистов. В каком-то смысле Габриэлла понимала, что выбрала меньшее из зол, потому что попади она в руки членов правительства и действующего режима и они получили бы гораздо больше информации, чем получал теперь Марк. Он брал только то, что ему казалось нужным – Джеймс владела гораздо большим и этим большим она могла быть вынуждена поделиться под пытками, или под воздействием чужого дара. Впрочем, теперь девушка уже едва ли могла бы быть в чем-то уверена. Крайтон так плотно засел у нее в голове, так основательно занял ее разум своим проклятым даром, что порой Габи казалось, что он знает абсолютно все, знает гораздо больше, чем ей кажется, знает все до мельчайших деталей. Чувство чужого присутствия у тебя в голове было настолько ощутимым, настолько мощным и настолько противоестественным, что Джеймс порой чувствовала как начинает сходить с ума. Дважды она подставляла пушку к собственному виску и дважды понимала, что не может пустить пулю, не зная, было ли это убеждение Марка, или ее собственная мысль. Невозможность даже принять решение о своей собственной смерти временами заставляло девчонку биться в истерике, доводя до исступления саму себя и всех окружающих, не понимающих в чем же, черт побери, было дело. А она хотела бы рассказать, хотела бы признаться в том, что совершает чудовищные поступки, предавая тех, кто был ей действительно дорог, но даже на это сил не хватало. Проходило время и Габриэлла чувствовала как начинает терять даже мнимый контроль над собой и над ситуацией. Она путала свою волю с волей Крайтона, путала свои мысли с его мыслями, и от этого ее безумие становилось еще более очевидным. Сигареты стали не просто привычкой, а жизненной необходимостью. Иногда, в жизни своей не употреблявшая алкоголя больше пары бокалов вина Габриэлла, напивалась до состояния старых сенбернаров, только так получая хотя бы имитацию облегчения. Настоящее же облегчение должно было наступить лишь тогда, когда Крайтон покинет ее голову, покинет ее мысли и даст ей спокойно жить, но во-первых, Джеймс не была уверена в том, что он когда-нибудь поступит таким образом, а во-вторых, она уже сомневалась в том, что сможет принимать решения сама после недель, проведенных в покорности чужой воле, чужим мыслям и чужим желаниям – настолько тягостным для нее было присутствие другого человека у себя в голове.
Временами Габриэлла сомневалась в том, что Марк вообще существует и их встреча с ним был реальной. Она много раз слышала о шизофрении, раздвоении личности и прочих психических отклонениях, которые могли проявляться именно таким образом. Джеймс часами сидела за фолиантами по психологии и даже воспользовалась услугами местного психиатра, но никакие усилия девушки не приносили должного результата. Ни она сама, ни даже специалисты не могли признать Габи невменяемой, а это значило, что все происходящее с нею совершенно реально и главным подтверждением тому были редкие встречи с Крайтоном, каждый раз желающим получить еще больше информации на руки. Сегодняшняя встреча не была видимым исключением из правил и Маркс в очередной раз желал данных, которые ни за что не смог получить бы, если бы только не имел такого источник как Габриэлла. А она и хотела бы отказаться, и хотела бы послать все это к чертовой матери, чтобы, наконец, освободиться от тщательно и очень жестко навязываемой чужой воли, но не могла. Не знала, как прервать контакт между ними, не знала как избавить свой разум от чужого присутствия. Следовало бы обратиться к специалистам лагеря, следовало бы рассказать о происходящем тому, кто мог бы помочь, но то ли Джеймс и правда боялась, что ее не поймут, то ли это был отголосок очередного настоятельного совета Марка, но до сих пор Габи ничего не сделала и, как ей казалось, уже никогда и не сделает.
В назначенное время Джеймс прибывает в оговоренное заранее место. Хотя и слово «оговоренное» в их случае является уж очень глубокой формальностью, потому что, во-первых, у девушки все равно нет выбора, а во-вторых, они слишком редко общались посредством вербального контакта. Но как бы там ни было, а в половине четвертого Габриэлла стояла неподалеку от центра подготовки агентов SVN и нервно переступала с ноги на ногу. В ее планах было покончить со всем этим сегодня же. Сказать Крайтону, что она заплатила уже достаточно высокую цену за свою нелепую ошибку, за свое на мгновение оголенное запястье. Она в последний раз предоставит ему нужные данные, необходимые документы, которые сжимает в тонких пальцах. И ничего больше. Никаких встреч, никакого предательства, в противном случае Джеймс намерена рассказать обо всем кому угодно из тех, кто сделает все возможное, чтобы к Габриэлле больше не попадали никакие нужны сведения. По расчетам девушки сейчас их разговор уже должен был подходить к концу, но Марк опаздывал, а Габриэлле ничего не оставалось, кроме как терпеливо ждать появления мужчины. Впрочем же, ожидание закончилось на одиннадцатой минуте опоздания. Знакомая фигура вывернула из-за угла, бодрым шагом направляясь к заметно напрягшейся девушке.