Lana Del Rey – Kill Kill
Arctic Monkeys – R U Mine?
Мои родители всегда знали каких высот мне нужно было достигнуть. Они установили эту планку еще с моих ранних лет, когда мне было, от силы, пять или шесть. Тогда я впервые проявил интерес к музыке, сев за пианино и сыграв небольшую цепочку нот — подписал себе приговор. Никому не было дело до моих интересов. Вдруг, из меня вышел бы выдающийся математик, который смог бы покорить мир своими знаниями? Или писатель, чьи истории оставались бы в сердце у каждого, кто их читал. Однако, мне пришлось действовать на окружающих благодаря своему голосу и своим песням, некоторые из которых я писал самостоятельно. В музыке не было ничего плохого, но порой мне казалось, что это не мое. Когда я достиг уровня корейского певца, два года назад, мне думалось, что это моя большая ошибка, я чувствовал, что не должен здесь находиться. Меня выматывали следующие по пятам фанатки, плотный график, поначалу немного натянутые отношения между другими членами группы. А потом я как-то втянулся, честно. Может виной всему были деньги, которые теперь никогда не были для меня и моей семьи проблемой. Или ребята, с которыми я подружился, что было несколько несвойственно моему нелюдимому характеру и образу, что приходилось поддерживать перед посторонними. Однако, я всегда заботился о своих. Таков мой характер, искоренить эти его частички просто невозможно, как ни старайся. Мне нравилось заботиться о других. Эта доброта с моей стороны была той частью меня, что пришлось оставить на то время, пока я стоял на сцене, держа в руках микрофон и видя, как руки зрителей качаются в такт музыки. Но это было самое невероятное чувство, которое я когда-либо испытывал за всю свою жизнь. Только тогда я понял, что мне это и вправду нравится. Стоило просто присмотреться к своим чувствам, к чувствам окружающих. Я понял, что даже если мне не нравится это делать, я должен стараться ради других.
Так часто случалось, что мне приходилось пытаться что-то сделать, чтобы помочь другому. Я любил помогать, часто сам предлагал свою руку помощи и никогда не отказывал, если меня попросят. Но меня иногда неправильно понимали, видя во мне исключительно тот образ, который позволяли видеть мои менеджеры. Мне нравилось, что иногда со своими друзьями и коллегами по группе я могу побыть самим собой. Но эта дурацкая привычка... стараться никогда не открывать настоящего себя, иначе вдруг кто-то увидит, всегда мешала мне казаться искренним, даже в общении с друзьями. Они знали меня настоящего, и когда я включал этот дурацкий режим звезды, не могли толком понять, что правда, а что нет. Это стало моей болезнью, от которой вылечиться я не могу — запретили. И вроде бы ничего, но порой мне так хотелось, чтобы ничего этого не было. Чтобы я был самим собой, а не кем-то еще. Это позволило бы мне стать намного ближе к той жизни, о которой я и ваправду мечтал.
А желаний у меня всегда было много, хотя могло показаться, что это не так. Кажется, у меня есть все, о чем только можно мечтать. Мои родители теперь, благодаря мне, не испытывают надобности в деньгах, они не работают, а ведут размерную жизнь домохозяев. Я известен во всей Корее, у меня есть множество фанатов, я вращаюсь в высоких кругах, многих знаю. В моей жизни есть перспектива. Но... Все же я был намного беднее, чем кто-либо. Мне не хватало того, что считалось мною самым важным в моей жизни. Я отчаянно нуждался в этом, но видимо делал что-то не правильно и не получал. Я был обделен любовью. Даже мои родители видели теперь во мне лишь заработок, обеспечение их роскошной жизни. Я смирился с этим, ничего, бывает. Родительская любовь на самом деле в любом случае есть, просто сейчас она где-то глубоко сокрыто, что меня очень сильно огорчало. Возможно, говорить, что они ничего не делают для меня, неправильно, но это так. Сейчас они только и делают, что ходят на какие-то светские вечера и проводят время, хвастаясь тем, что у них, вот, сын такой, замечательный. Заботится о своих «стариках». А я ведь их уже давно не видел, мы не ходили куда-то втроем, а поэтому я часто думал, что больше той семьи, что была когда-то до моего дебюта, нет. Она исчезла.
А я продолжал нуждаться в любви.
И вроде бы у меня есть фанаты, которые обожают меня. Но разве это можно сравнить с той настоящей любовью, которую я хотел? Они даже толком не знали меня, а уже напридумывали мне разнообразных качеств и прочего. Такая любовь не настоящая, она самая что ни на есть лживая. Я ее наоборот боялся и сторонился.
Мне просто нужен был человек, который всегда поймет, всегда поддержит. У меня было много друзей, но ни один из них не был мне настолько близок, чтобы при нем я мог думать вслух, раскрывая все свои сокровенные секреты. Большинству не было дела до моих проблем, у них и своих навалом, говорили они, посылая меня вежливыми словами к черту, разбираться со всем самостоятельно. А я ведь не стал бы к ним обращаться, если бы мог решить проблемы самостоятельно. Никогда так не делал, потому что и вправду не любил мешать людям. Но когда и вправду нужна была поддержка, никто мне ее не оказывал. Я искал человека, который мог бы быть рядом со мной и говорить мне, подсказывать правильно ли я живу или нет. Именно это для меня было самым важным в отношениях — доверие, которого вокруг меня было ужасно мало. Я не мог доверять никому.
И даже эта близкая дружба с Лу Ханом, казалось, будет точно такой же. Поэтому я его с самого начала не заставлял беспокоиться, не мешал ему. У парня наверняка было не меньше проблем, чем у меня, ведь держались мы с ним на одном уровне. Но я всегда готов был помочь ему, даже если сам по уши утопаю в грязи своей жизни.
Он...
До меня не скоро дошло, что я испытываю к нему чувства. Так странно, если честно. Обычно, легко понять, что человек тебе нравится, а в этот раз я осознал это лишь, когда однажды на каком-то теле-шоу, меня попросили выбрать самого милого и симпатичного участника нашей группы, с которым я бы встречался будь он девушкой. На самом деле, я бы встречался и с парнем, какого-то отвращения к подобным отношениям я не испытывал, потому что, когда учился в Америке, насмотрелся на подобное в достатке. Ничего странного, это любовь.
Как забавно, учитывая, что я в свою очередь мало получал любви, но знал о ней многое, видел ее не просто чувством симпатии, а чувством гармонии.
И с тех пор, как я осознал свое влечение в сторону Лу Хана, я начинал чувствовать, что это не просто минутная слабость, ведь она постепенно превращалась в болезнь. Я понимал, что это опасно. Именно. Мы с ним живем в мире, где сегодня твое положение устойчивое, как скала, а завтра оно не прочнее листа бумаги. В таком мире надо быть предельно осторожным, даже со своими чувствами, точнее, с ними в первую очередь. Мне оставалось только смотреть в сторону Лу Хана, прятать взгляд, когда я нутром чувствовал, что он смотрит на меня своими добрыми и так любимыми мною глазами. Это сводило с ума. Я хотел прикоснуться, хотел почувствовать его возле себя, в своих объятьях, но не мог. Мы были близки друг от друга, но одновременно далеки на расстоянии Земли от звезд.
Помню как-то раз у нас были съемки клипа за городом, но мы не успели все заснять за один день и остались ночевать на природе. Собственно, это было спланировано заранее, однако, большинство все же хотело поскорее уехать в город. Нас с Лу Ханом поселили в одну палатку, и я, как и он, не был против. И если обычно мы нормально разговаривали, то в этот раз, когда мы все легли спать, я чувствовал, как между нами распространяется напряжение. Мне хотелось пододвинуться к нему и крепко прижать к себе, вдохнуть его запах, но я не мог этого сделать. Мне казалось, что Лу Хан будет в шоке и разозлится.
Я готов был ждать, скрывая свои чувства за семью печатями. Но сегодня шлюзы прорвало и вода хлынула вниз, сметая все на своем пути. Этот поцелуй был стартом, вот только я боялся, что мне запретят продолжать этот марафон. Я смотрел на Лу Хана, пусть и усталым, но полным тех чувств, что я испытывал к нему, взглядом. Я ни на кого не смотрел подобным образом, потому что никого другого не было. Только он.
Мне хотелось вновь поцеловать его, несмотря на то, что я дал ему свободу слова и даже позволил вырваться из моих рук. Когда он только попытался освободить руки, я испугался, что он хочет убежать, а поэтому еще ближе придвинулся к нему, прижимая его теперь своим телом к стене. И я был удивлен, когда он обвил руками мою шею и сказал слова, что раскаленным металлом вжились в мои мысли, оставив на каждой отпечаток, метку. Дыхание перехватило, и мне осталось только удивленно смотреть на парня, который неотрывно смотрел на меня. Значит ли это, что...
Я даже не стал додумывать дальше, а лишь еще раз поцеловал. Сердце застучало как бешеное, я боялся, как бы оно не надорвалось от напряжения. Сначала это был нежный, не напористый поцелуй в едва приоткрытые губы, легкий и нежный. Я пытался представить в нем ту самую натуру Лу Хана, которая мне безумно нравилась. Но потом я слегка прикусил его нижнюю губу, и вот это уже была моя натура. Мне не хватало воздуха, несмотря на то, что набрал я его полную грудь, а поэтому я лишь слегка-слегка отстранился, не прерывая контакта губами и стал глубоко выдыхать Лу Хану в губы, у меня сильно вздымалась грудь, словно я только что пробежал несколько километров без отдыха. Одной рукой я обхватывал талию Лу Хана и прижимал его к себе — ближе, еще ближе. Я наконец чувствовал его запах, тот самый, который сводил меня с ума.
А ведь он и вправду лишал меня остатков разума.
— Я тоже тебя люблю, Лу Хан, — говорю я ему, слегка отстраняясь. — Ты просто не представляешь себе как.
Я и сам толком не осознавал глобальность этого чувства... до сих пор. Вглядываясь сейчас в глаза парня, я видел в них то, к чему так давно стремился. Я видел в них ту самую драгоценную звезду, которую я хотел достать. Она была так близко и так манила меня, что я просто больше не мог внимать голосу разума, который твердил о том, что наши отношения могут быть опасными друг для друга. Мне просто очень сильно хотелось поддаться этому порыву. Я снова поцеловал Лу Хана, но в этот раз поцелуй вышел мимолетным, потому что я аккуратно коснулся губами самого уголка его губ, затем щеки, шеи... Я проводил из своих легких и незначительных поцелуев дорожку, пока не почувствовал, как подбородок касается рубашки парня. Улыбнулся, понимая, что теперь уже вряд ли остановлюсь. Слишком поздно. Я получил желаемое и собирался насладиться им сполна. Я должен был спросить у Лу Хана, готов ли он к этому, но боялся получить отказ, поэтому и не спрашивал. Гениально, не правда ли?
Я медленно расстегиваю первую пуговицу, целую открывшийся участок кожи, и делаю точно так же с оставшимися, пока рубашка Лу Хана не расстегнута полностью, а я не стою перед ним на коленях. Я никогда не подумал бы, что делал бы такое. Представить подобное было до ужаса сложно, однако, вот он я, хочу сделать любимому человеку приятно, во чтобы то ни стало.
Касаюсь пальцами пояса на его штанах, провожу указательным по пряжке, а затем расстегиваю ее и слегка стягиваю штаны. Конечно, мне слегка не по себе, кончики ушей, наверное, заметно покраснели от смущения, но останавливаться я не собирался. Я готов зайти и дальше, вот только не смутит ли это самого Лу Хана? Поднимаю на него взгляд и слегка приподнимаю уголки губ.
Моя рука касается слегка напряженного члена, слегка громко выдыхаю, как бы давая себе старт, и касаюсь одними губами, словно оцениваю на вкус. Я мог бы поиграть этим болезненным и въедающимся в душу ожиданием, но с моей стороны это было бы оскорбительно, а поэтому охватываю головку полностью, начиная делать то, от чего внутри все неловко сжимается. Мне хочется слышать его стоны, стоны отныне моего Лу Хана. Мне хочется, чтобы он не стеснялся меня. Мы же любим друг друга, нам нечего больше бояться. Если только...
Дверь в туалет с шумом открывается, стукаясь о стенку. Я резко отстраняюсь и вскакиваю. Мой взгляд направлен на вошедшего и в нем можно прочитать лишь одно — яростный гнев, охвативший меня за долю секунды. Я бросаю взгляд на Лу Хана и шепотом, практически одними губами говорю:
— Нам пиздец, —вроде бы мало сказал, зато как точно.