- Разговаривать с радио? Выполнять инструкции голоса из радио? – учёный с размаху ударил топором по торчащей так некстати ветке дерева в попытке прорубить себе путь из густого леса, - Уилсон, о чём ты только думал? По радио и без того никогда не передавали ничего хорошего, а когда голос оттуда внезапно предлагает построить машину и совершить над ней жертвоприношение – тут любой хоть с каплей мозгов должен задуматься… Но не ты!
Уилсон на мгновение запнулся, почувствовав возмущение уязвлённого самолюбия.
- Нет, с мозгами я, конечно, погорячился… но каким же надо быть идио...
Поток пламенной речи Хиггсбери прервала неожиданно выглянувшая из-за кустов солнечная поляна. Почти потерявший всякую надежду выбраться из этого плена бесконечных кустарников и густых кронов деревьев Уилсон прервал акт самобичевания и сосредоточил своё внимание на видневшемся впереди просвете.
С тех самых пор, как здесь оказался, Уилсон не переставал удивляться своей недальновидности, как это мягко называл сам учёный, явно подразумевая скорее «полный кретинизм». Больше, чем себя Хиггсбери ненавидел только Максвелла – виновника всей этой неприятной истории, обманом затащившего учёного на дикий населённый омерзительными тварями остров. Обманом, в который Уилсон наивно поверил. Небольшое облегчение приносили мысли о том, что на тот момент Уилсон просто не верил в существование неподдающихся никакому объяснению потусторонних сил, Хиггсбери никак не мог даже предположить подобного исхода, а после случившегося ещё долго не мог поверить в происходящее. Вся эта причастность к ситуации магии и прочей антинаучной ереси была просто оскорбительна для такого истинного человека науки как Уилсон. Хиггсбери испытывал странное ощущение утраты веры во что-то чистое и светлое, будто свято верующий в Бога человек внезапно воочию узрел доказательство того, что всевышнего не существует. Всё же от существования магии наука не станет менее научной, но этот факт изрядно подкосил когда-то непоколебимые убеждения Уилсона.
Полностью сосредоточиться на подобных пессимистичных мыслях учёному не позволяла обстановка. Окружающий мир не имел ни малейших признаков цивилизации – совершенно дикие нетронутые угодья населённые неизвестными доселе существами. Даже привыкший к вечному одиночеству и кошмарным условиям проживания Уилсон приходил в ужас от одной только мысли, что здесь ему придётся жить ещё долго…
Уилсон не мог точно сказать, сколько времени он здесь провёл. Дня три, может, больше, это уже не было столь важно. Каждый день был насыщен событиями, для Уилсона, привыкшего дни и ночи напролёт проводить за столом своей унылой комнатушки, пожалуй, даже перенасыщен. Ещё вчера его едва не разорвало на части внезапно вылезшее из вязкой болотной тины щупальце, а сегодня пришлось уносить ноги от разъярённой гигантской птицы… Уилсон уже устал удивляться, и, если с неба вдруг начнут падать лягушки – едва ли это введёт учёного в заблуждение.
Остров лишён всех прелестей цивилизации, такие простые и обыденные вещи для каждого человека – чистая вода из под крана или кровать – здесь казались немыслимой роскошью. Приходилось приспосабливаться. Уилсону уже довелось встречать на своём пути друзей по несчастью, но в основном от них оставались лишь кости и несколько вещей, среди которых Хиггсбери и нашёл себе неплохой топор. Повторять судьбу своих предшественников Уилсон не собирался, твёрдо вознамерившись найти способ выбраться отсюда. При этом желательно успеть насолить Максвеллу. Насколько это вообще возможно.
Первое время Уилсону тяжело было свыкнуться с новыми правилами жизни, найти способы заменять сантехнику, кухню и прочие блага цивилизованного мира любыми подручными материалами. Всё чаще учёного посещают мысли, что он никогда не сможет к этому привыкнуть. «Подумать только, ведь когда-то люди добывали еду охотой, а не с прилавков магазина… дикость». Но уже на следующий день, когда голод заставил Уилсона с топором наперевес гоняться за тощим кроликом, это уже не казалось такой уж плохой идеей.
В лесу Уилсон лишь планировал укрыться от дождя и найти что-нибудь полезное, но очень быстро безнадёжно заблудился. Заложенные ещё в школе знания основ безопасности жизнедеятельности на этот раз оказались совершенно бесполезными, вовсе не потому, что Уилсон был плохим исполнителем (но и не без этого). Именно сейчас Хиггсбери с горечью осознал, что нельзя ограничиваться одной лишь теорией: в учебниках розжиг костра первой попавшейся под руку палкой и камнем кажется простым и весёлым занятием, однако на деле… на деле Уилсон потерял кучу нервных клеток прежде, чем удалось добиться результата. Может, с ориентированием на местности дела обстоят куда лучше? Судя по тому, как учёному удалось заблудиться в лесу всего за пять минут – нет. Выбираясь из сумерек леса на светлую солнечную поляну, Уилсон добавил очередное правило в свой уже довольно солидный список выживания – не соваться в тёмный лес. Примерно это же он слышал в далёком детстве от своих родителей, но истинную ценность сего совета осознал лишь сейчас.
С облегчённым вздохом Хиггсбери остановился в лучах тёплого весеннего солнца. Зелёная поляна изобиловала солнечным светом и душистыми цветами, собирающими вокруг себя красочных безобидных бабочек. В похожей обстановке Уилсон пришёл в себя несколько дней назад, и кому как не Хиггсбери знать, что за этой атмосферой дружелюбности скрывается самый настоящий ад, жестокий и беспощадный. Беглым взглядом оценив обстановку, учёный наткнулся на выбивающийся из общей идиллии поляны объект. В десятке метров от себя Уилсон узрел силуэт в тени орехового дерева, похожий на человеческий. Поначалу не поверив своим глазам, учёный моргнул и хорошенько встряхнул головой. В последнее время она всё чаще его подводила, но на этот раз Уилсону точно не привиделось. Возле дерева сидел человек… «Человек ли?..» Чёрная кожа незнакомца ввела Хиггсбери в заблуждение. До этого момента чернокожих Уилсон в своей жизни видел редко, и каждая встреча оставляла после себя далеко не приятные впечатления. Отношение к неграм в обществе, в котором Уилсон был вынужден находиться, носило негативный оттенок, для большинства людей чернокожий человек был чужд и неприятен, не вызывал никакого доверия, и это невольно отразилось на мировоззрении самого Уилсона. По большому счёту Хиггсбери было наплевать, когда тема совершенно не интересует учёного, он предпочитает доверять всеобщему мнению на этот счёт. Изменить свою точку зрения Уилсон мог бы при наличии хотя бы малейшей заинтересованности в этом вопросе, но весь интерес учёного заключался лишь в бесконечных исследованиях и открытиях, душевная организация чернокожего населения планеты занимала последние строчки списка его интересов, где-то между религией и покраской заборов.
Даже с приличного расстояния в глаза сразу бросались габариты незнакомца, превышающие размеры самого Уилсона без малого в полтора раза, если не больше. На мгновение Хиггсбери даже задумался, стоит ли приближаться к такому здоровяку и не очередная ли это ловушка Максвелла – все люди, которых Уилсону довелось здесь встретить, не один год как уже разложились и представляли собой нагромождение безжизненных костей. Как долго он здесь, опасен ли, мёртв ли он, или просто прилёг отдохнуть после тяжёлого дня Уилсон не имел ни малейшего представления, но упускать такой прекрасный шанс заручиться помощью ещё одного человека Хиггсбери не имел права. «Он крупнее, тяжелее, из чего следует вывод, что скорость его бега, предположительно, меньше моей… предположительно…» - Уилсон ещё несколько раз мысленно повторил это заветное слово «предположительно», в которое упирались все его аргументы. Согласившись с тем, что негр уже давно может быть мёртв, учёный сорвал с куста ветку подлиннее и зашагал навстречу незнакомцу. Не станет же Уилсон проверять его состояние собственными руками?..
- Эм… сэр? – Персиваль на мгновение задумался насчёт корректного обращения к собеседнику, начинать разговор с «Эй, ниггер, ты там жив или я зря волнуюсь?» как минимум неприлично, а в данном случае может быть опасно для здоровья, - …сэр, вы в порядке? Вы первый человек, которого я здесь встретил, я подумал, может, мы могли бы помочь друг другу…
Безумное желание броситься осматривать, ощупывать и расспрашивать живого, настоящего! человека сдерживали холодный рассудок и здравый смысл, требующие осмотрительности и крайней осторожности в подобных делах.

Отредактировано Wilson P. Higgsbury (2014-04-05 20:17:52)

Уставшего и зашуганного последними событиями учёного без труда могла напугать каждая мелочь, даже внезапно резко распахнувший глаза чернокожий заставил Уилсона в ужасе отшатнуться в сторону. Ситуация напоминает заезженную сцену из фильмов ужасов, когда предполагаемый мертвец резко поднимает веки под нервирующую музыку на фоне. Но мимолётный испуг моментально сменился чувством глубокого облегчения от осознания того, что теперь Хиггсбери не один в этом мире. Пусть даже если его товарищ – негр. Однако сам чернокожий не выглядел хоть каплю напуганным или даже удивлённым. Титаническому спокойствию в его голосе можно было только позавидовать, у Хиггсбери невольно складывалось впечатление, будто незнакомец живёт здесь всю свою жизнь, и необъяснимые вещи, творящиеся вокруг, для него были в порядке вещей.
- Меня зовут Джон Коффи, босс. Как напиток, только пишется иначе.
«И такой же чёрный…» - Уилсон заметно погрустнел от упоминания своего излюбленного напитка – виновника огромных кругов под глазами учёного. Даже странное обращение новоявленного друга Хиггсбери заметил запоздало. «Босс?..» Спокойный тон и неподдельное безразличие Джона на мгновение ввело Уилсона в заблуждение. Разве может человек так спокойно относится к своему незавидному положению? В голову лезли самые разные теории и предположения, но все они стремительно развеялись при виде замешательства и недоумения во взгляде чернокожего на окружающий мир. С этого момента всё стало на свои места. Джон явно видел эту обстановку впервые, потерянный взгляд чернокожего просто не может врать.
- Мы не в Арканзасе, - наконец изрёк Коффи.
- Арканзас? – Уилсон недоверчиво нахмурился, смутно перебирая в голове знакомые слова и их значения, - Ты американец?
Об этом стоило догадаться по одному только акценту. И чёрной коже, конечно же, кто ещё кроме американцев являются большими любителями чёрной рабочей силы? Иными словами, Хиггсбери не испытывал к американцам ничего хорошего. А чернокожий американец – это просто двойное комбо в пользу недоверия к Джону. Надо было отдать должное судьбе (или ещё какому обстоятельству, благодаря которому состоялась эта встреча) – они хотя бы говорят на одном языке и могут понимать друг друга.
Несмотря на разительное отличие в телосложении далеко не в пользу Уилсона, учёный заметно расслабился при виде дружелюбно настроенного великана и даже позволил себе сменить тихий неуверенный тон на более резкий и напористый, что было вполне свойственно для конфликтной натуры Хиггсбери.
- Нет, мы не в Арканзасе, ты даже не помнишь, как здесь оказался? – с тяжелым вздохом Уилсон нервно почесал висок обухом топора, который в последнее время приобрёл статус горячо любимого и едва ли не родного предмета.
- А где мы тогда, босс Хиггсбери?
Учёный раздражённо выдохнул.
- Хватит называть меня бо… - Уилсон запнулся на полуслове, недоумённым взглядом уставившись на собеседника, - Постой… «Хиггсбери»? Ты знаешь меня?
Процент недоверия к загадочному негру просто зашкаливал, противоречивые аргументы мешали прийти к однозначному выводу: с одной стороны Джон действительно не понимал, где находится, в искренности его эмоций трудно было усомниться, с другой – он знал Уилсона по имени, хотя учёный ни разу об этом не обмолвился с момента своего прибытия. В определённый момент Хиггсбери поймал себя на том, что бегло осматривает свою одежду на наличие опознавательных надписей или бейджика с именем, которого в принципе никогда даже и не носил. Убедившись в отсутствии каких-либо подсказок, Уилсон поднял недовольный взгляд на Джона. Кстати голову действительно приходилось едва ли не задирать, чтобы встретиться взглядом со своим собеседником – собственным ростом Хиггсбери и без того мог похвастаться только перед школьниками начальных классов, по сравнению же с чернокожим гигантом Уилсон и сам больше напоминал именно школьника. Но для старых комплексов и обид сейчас было не самое подходящее время.
- Тебе не кажется странным, что ты знаешь моё имя, но понятия не имеешь, где находишься? Кто ты такой? – Уилсон ещё раз окинул Коффи пристальным взглядом. Внешним видом негр не представлял собой что-либо из ряда вон выходящее, если опустить тот факт, что он чёрный. Он выглядел даже слишком просто для человека, обладающими какими-либо сакральными знаниями – простая одежда, простое бесхитростное выражение лица. Всё это не укладывалось в голове Хиггсбери.
- Позволь догадаться – это очередная шутка Максвелла, верно? – учёный порывисто кивнул головой в неопределённом направлении, будто указывает на присутствие чего-то незримого, но вездесущего, - Или… ты прочитал моё имя на надгробии? Потому что вчера я видел пару подобных вещей… хм, нет, судя по всему, здешнюю обстановку ты видишь впервые…
За своими горячими рассуждениями вслух Уилсон почти забыл о присутствии Джона, порывистыми шагами расхаживая перед его носом, пока вовремя не спохватился и снова взглянул на собеседника.
- Боюсь, что Арканзас теперь далеко. Возможно даже в другом мире, - уже спокойней сказал учёный, -  Так значит, Джон Коффи, ты знаешь меня, но не знаешь ничего об этом мире – безумном порождении чьего-то больного разума?
Солнце постепенно клонилось к горизонту – наступление ночи не за горами. Не той звёздной прохладной ночи, которая обычно бывает после жаркого летнего дня в «обычном» мире. Здешняя ночь отличалась непроглядной тьмой и поджидающими во мраке незримыми существами, сдержать которых способен только свет.  До наступления утра о его источнике приходилось заботиться самостоятельно, ведь слабый лунный свет не пробивался сквозь плотную толщу ночных облаков.
Уилсон прекрасно это понимал и уже начинал заметно нервничать, поглядывая на назревающий на горизонте закат.
- Я расскажу тебе обо всём, если мы не будем стоять на месте. Ты умеешь разжигать костёр?