Этот город не отличался от остальных. Как и большинство крохотных населённых пунктов на Западном побережье, да и вообще во всей Америке, он представлял собой отдельный замкнутый мирок, изолированный от всей остальной Вселенной. Только в таких провинциальных городках можно было ощутить как настоящую уединённость, так и истинный смысл слова «тлен»; можно было, казалось, пальцами пощупать собственное одиночество и на своей шкуре ощутить, каково это, когда тебе перемывают кости десятки людей - в последнем случае, надо быть приезжим, и можете быть уверены, что даже спустя год или два после вашего приезда в городок местные жители то и дело будут вспоминать ваше имя, случись в их дыре что-то, выходящее за рамки привычного им размеренного жизненного ритма. Они будут вспоминать и имя, и образ жизни, и взгляды, и жесты, в общем - абсолютно всё, что вы имели неосторожность дать им о себе знать. В таких городах люди, как правило, знают друг друга в лицо - не всех, но почти всех, и очень велика вероятность, что новое лицо быстро привлечёт к себе внимание и станет объектом шепотков за вашей спиной, пока вы стоите в очереди на бензоколонке.
Однако вовсе не повышенная внимательность местных жителей к новым людям была причиной, почему я не хотела оставаться здесь надолго. Целых пятьсот лет я жила в едином темпе - бежала. Я бежала от Первородного вампира Клауса и его прихвостней; бежала от своих проблем; бежала от своего прошлого; бежала от себя самой. Бег - непрерывный, безостановочный, стремительный. Мне казалось, что, стоит остановиться хоть на миг, и я умру. Так и случилось, хотя причиной смерти стала не столько критическая задержка в Мистик-Фоллс, сколько моё упорное и, как теперь сама понимаю, абсолютно глупое желание получить всё. Тем не менее, задержки где-либо в процессе моего непрерывного забега длиной в пять столетий и сколько-то тысяч миль тоже не раз становились тонкой, как лезвие хорошо заточенного боевого ножа, гранью, разделявшей жизнь и смерть. Иногда грань становилась настолько тонкой, что всё решали секунды. Нескольких секунд хватает, чтобы осознать всю ценность жизни, хотя уж я-то никогда не занижала эту цену - пусть только в отношении собственной драгоценной шкурки. Инстинкт самосохранения - один из древнейших инстинктов, и отрицать его и бороться с ним попросту глупо.
После воскрешения меня мучил постоянный голод. Я уже опустошила несколько частных аэропортов в городках, наподобие этого, но никак не могла остановиться. Жажда крови терзала внутренности, прижигая их, словно раскалённым железом. Как только у меня появилась надежда выбраться обратно в мир живых, я поклялась себе, что устрою по возвращении настоящий пир. Я сдержала обещание. Все обещания, которые даю себе, я всегда сдерживала. Просто я не предполагала, что это затянется, и уже начала опасаться, что со мной что-то не так, однако постепенно голод уходил. Ещё один-два городка, решила я, и будет достаточно.
Был обычный солнечный день поздней весны. В это время дня улицы почти пустовали - оживлённое движение начнётся на них ближе к вечеру, когда люди будут возвращаться с работы. К вечеру я рассчитывала покинуть городишко и двинуться дальше, отобедав одинокими прохожими и сократив местное население на дюжину голов, притом буквально - обескровленные трупы нашли с оторванными головами. Обычно я не действовала столь жестоко, но голод может вынудить даже самого флегматичного и аккуратного вампира превратиться в настоящего потрошителя.
И я вовсе не собиралась останавливаться на достигнутом. Я вошла во вкус. Определённо.

Чёрный Pontiac Trans Am конца 80-х годов, слегка покрытый дорожной пылью, что неизбежно в это время года, был сейчас единственным автомобилем на заправке. Хозяин бензоколонки сидел с потрёпанной книжкой за кассовым аппаратом в небольшом хилом магазинчике и явно не желал мне помогать залить бак. Впрочем, я в помощи и не нуждалась, хотя считала нужным прибегнуть к ней просто из принципа: не женское это дело, заливать бензин, менять колесо и т. д. Однако я всегда понимала, когда нужно дать своей гордости по зубам и сделать всё самой. Просто не любила пачкать руки, всего делов.
Счётчик на колонке мерно отстукивал литры. Я села на капот, скрестив руки на груди, и молча ждала, пока бак заполнится. Мысли витали вокруг ошибки, которую я совершила из-за голода. О да, я, Кэтрин Пирс, допустила ошибку. В то же время, на то я и Кэтрин Пирс, чтобы эту ошибку виртуозно исправить. У меня всегда есть запасной план, даже если иногда он больше походит на импровизацию - весьма удачливую, надо заметить.
В какой-то момент я поняла, что совершённые мною убийства запросто могут попасть в прессу. Нельзя сказать, что меня это встревожило - скорее позабавило, - однако, едва вернувшись из Чистилища, я не могла позволить кому бы то ни было меня отследить. В конце концов, Клаус - мой главный враг - ещё жив. Я не могла этого знать наверняка, но я чувствовала, что права. Вряд ли он решит, что смерть с последующим воскрешением - хороший урок для меня; смерть - это урок лишь в том случае, если он, действительно, посмертный. Во всех иных случаях урок считается обесцененным.
Счётчик громко щёлкнул, оповещая, что бак заполнен на нужную сумму. Оплатив бензин, я села в автомобиль и направилась в сторону полицейского участка. Я уже успела посетить редакцию местной газеты - до того, как они напечатали свежий номер; стёрла все воспоминания об убийствах редактору и его заместителю. Оставалось навестить шерифа и его заместителя, и тогда следы можно будет считать заметёнными. Не полностью, возможно, но пятна крови на дороге необязательно засыпать песком целиком - достаточно присыпать их так, чтобы они не бросались в глаза.

Отредактировано Katherine Pierce (2014-04-28 00:41:31)