---

БИОГРАФИЯ:

Из личного журнала: «До двенадцати лет я жил в отцовском поместье в Бексли, что расположен на левом берегу Темзы. Две улочки, церковь, лес на востоке и парк у озера – вот и все, что окружало меня из года в год. Отец никогда не любил светское общество, чтобы находить в себе силы лицезреть толпу соседей каждый божий день. Сухопутных крыс, как он выражался в крайне дурном настроении. Он был настоящим морским офицером, адмиралом, заслужившим почет и уважение. А еще надежный брак, о котором он мечтал, женившись на матери. Мать глухомань скорее терпела, чем любила. Никогда не спрашивал, чтобы сказать точно, но зато точно знаю, что больше всего на свете она любила отца, и потому согласилась после свадьбы переехать из пышного Челси вслед за ним. Любовь моих родителей началась по договору уже их родителей. В начале они, как сами рассказывали, терпеть друг друга не могли. Мама была счастлива, когда отец уплывал в рейды со своим старым другом и капитаном Денсоном, а потом… Вместо радости и чувства свободы от навязанного общества вдруг стала испытывать тоску. Я до сих пор помню отрывки из их начавшейся тогда переписки. С каждым письмом все больше тепла в каждой строчке.

Я родился в любящей семье и помню, что до пяти лет был самым счастливым ребенком на свете. Что могло быть лучше, чем зеленые поля, прогулки по берегу чистого озера, окруженного садами, где лишь редко бывали другие жители деревни. Я видел проплывающие по Темзе корабли чаще, чем соседских мальчишек. В Бексли было мало детей, поэтому я проводил время в одиночестве, хоть и под присмотром верного камердинера Джонатана. Мой мир был полон рассказов о морских приключениях, которыми делился отец по вечерам за чашкой горячего чая, усадив на колени и пытаясь жестами обрисовать мне картину величественных океанов и кораблей, бороздящих морские просторы. Он уплывал от нас на месяцы, а однажды уплыл на два года. Когда же отец вернулся в тот раз, больше он не рассказывал красивых историй о морских приключениях. Отправившись по приказу в Карибское море, он должен был поймать пиратов, нагнетающих ужас на местные колонии. И не смог… Горечь поражения навсегда исказила его характер. Любящий муж и отец остались лишь в воспоминаниях моих и мамы. Нет, к матери он все еще испытывал чувства, но больше никогда их не проявлял так открыто, как мог до своего отъезда. И во мне он видел лишь продолжение своей карьеры. Бремя ответственности за честь семьи отец уже тогда переложил на меня и начал воспитывать так, как если бы я служил под его командованием».

Не было вариантов у сына военного стать каким-нибудь купцом или художником, ведь военная династия продолжалась не первое поколение. Рос Джеймс Норрингтон в окружении, сочетающем угнетающую строгость и кроткую заботу. Последнее, конечно, было на хрупких материнских плечах. Муж леди Кэтрин с годами становился все жестче. И все что могла заботливая мать, смирившаяся со сложным характером мужа, не дать сделать такой же характер своему сыну. Она всегда была добра. Ко всем: к слугам, к гостям, даже к тем несчастным, которые считались врагами Лоуренса. Доброту эту леди Кэтрин передала Джеймсу, можно сказать, спрятав в его сердце, чтобы не мешала учиться разным науками, языкам и морскому делу, не мешала порой переступать через других и, быть может, уже совсем скоро убивать и отдавать судьбоносные приказы. Лишь при матери он улыбался чаще всего, когда не чувствовал то бремя ответственности, которое возлагал отец. Лоуренс любил сына, но и требовал с него не меньше. Учиться превосходно, во всем быть первым, всегда помнить свои корни, никогда не забывать о чести имени и рода, быть примером другим, быть гордостью ему, Лоуренсу.

Джеймс все детские годы старался жить как взрослый, все делая сам по мере сил, в конце концов, обретая их в крепкой воле и желании быть лучше. Желание превратилось в стиль, яркую молодость превратив в карьерную лестницу, по которой он уверенно шел собственным путем, не пользуясь связями отца. Он действительно стал примером, заучив наизусть как клятву давно данное отцом наставление – что служить Короне – это самое благородное занятие для дворянина, которым он является. Это единственный верный путь, по которому надо идти. Идти не оступаясь, не падая в грязь лицом, не сомневаясь в верности поступков, если того требует долг. Долг и честь – два столпа, на которых держится мир, и все, что в нем есть, зависит лишь от того, как понимаются эти два слова живущими на бренной земле людьми. Джеймс возвел их оба в идеал, к которому всеми силами стремился. И не было краха страшнее, чем в один миг оказаться семейным позором, долгом которого, по мнению отца, было с честью погибнуть.

Он был одним из первых учеников Порстмутского Королевского военно-морского колледжа, когда отец решил, что учась по одним лишь книжкам, да практикуясь с такими же неопытными юнцами в четырех стенах, Джеймс тратит бесценное время, которое лучше потратить на получение реального опыта. Взяв сына на борт своего флагмана мичманом, Лоуренс отправился в погоню за старым неуловимым врагом, Тигом Воробьем. В том первом по-настоящему тяжелом морском путешествии Джеймс на себе испытывал все тяготы корабельной жизни и запоминал уроки отца о том, как должен вести себя командир с подчиненными. Когда же цель была найдена и начался бой, в ходе сражения с пиратским бригом неопытный юнец упал за борт, оказавшись лишь помехой в абордажной схватке между взрослыми. Спасение пришло, откуда не ждали. Джеймс, как и многие другие моряки, попросту не умел плавать и начал тонуть, когда рядом в воду нырнул Тиг Воробей. Спасенный врагом, мальчик оказался живым бедствием и позором для собственного отца, так ему и заявившего, что лучше бы тот погиб, чем жил благодаря пирату. Это событие навсегда изменило восприятие мира будущего лейтенанта Норрингтона.

Мичманом отслужив на отцовском линкоре несколько лет, полных отчуждения и холодного обращения старшего по званию, но никак не родственника, Джеймс вскоре получил назначение на «Разящий», прекрасный корабль, охраняющий Ла-Манш в составе самой сильной эскадры. Побывав и в Средиземном море, в Гвинейском заливе, почти доплыв до Индии, он тихо поднимался все выше, пока не стал первым лейтенантом, заменяя капитана «Разящего» в нелегких плаваниях, когда тому не позволяло здоровье. Командирские качества раскрывались легко и непринужденно, будто Джеймс всю жизнь отдавал приказы, да и вел себя соответствующе, чтобы уважали и не имели глупости сомневаться в решениях. А отдавать их порой приходилось, не думая о том, сколько крови может пролиться. И не важно, своей ли или вражеской. Многие удивлялись такой жестокости и бескомпромиссности в вопросах войны, но ответ был слишком противен, чтобы раскрывать сослуживцам правду. Он мстил тем, кто ходит под пиратским флагом. Самозабвенно мстил за пережитый позор, из-за которого так и не смог простить родной отец. Когда служба под командованием Лоуренса закончилась, а старый адмирал с поражением ушел в отставку, они больше не виделись.

О скоропостижной смерти Лоуренса Джеймс узнал спустя пару месяцев, получив весточку из дома с почтовым судном. Исправиться в глазах родителя Норрингтон так и не успел и потому лишь больше погрузился в работу, пропустив и последовавшие вслед за отцовскими похороны матери. Служба стала всем, что он знал и умел в жизни, самоцелью и способом существования. Он с мстительным удовольствием в многочисленных схватках лишал пиратов жизни, веря, что поступает справедливо и согласно кодексу чести. Ведь пираты сами выбрали такую жизнь, значит, заслужили соответствующую смерть.

С таким непоколебимым мнением он в очередной раз отправился на «Разящем» в Карибское море, но уже сопровождая будущего губернатора Ямайки, Уизерби Суонна. «Разящий» был переписан к Порт-Роялу, а служба лейтенанта Норрингтона должна была продолжиться в исключительно опасных водах меж Больших и Малых Антильских островов. Помимо самого губернатора на борту оказалась и его маленькая дочка, Элизабет. Очаровательный любознательный ребенок, лишенный материнской любви с ранних лет, Элизабет испытывала тягу к опасностям и приключениям, начитавшись глупых романтизированных историй о джентльменах удачи, чьи героические подвиги воспевали в памфлетах в столице метрополии. Разные взгляды на жизнь не помешали уже капитану Джеймсу Норрингтону спустя десять лет начать искренне симпатизировать повзрослевшей и похорошевшей Элизабет. Бунтарский нрав и красота, манеры леди и детское безрассудство… Могла ли найтись девушка лучше, чем губернаторская дочь? По долгу службы общаясь чаще всего именно с губернатором, капитан был частым гостем в губернаторском поместье, и наблюдал за тем, как расцветает мисс Элизабет собственными глазами.

Влюбленность для Джеймса была чувством незнакомым, новым. Ему тяжело было разобраться со странным поведением вдруг ставшего беспокойным сердца. В такие минуты ему всегда помогала логика и привычка рассуждать. Выгод от подобного брака было слишком много, чтобы перечислять, а минусов, по сути, слишком мало, что бы не переступить через страшную, всепоглощающую робость. Не зная отношений любовных дальше редких вылазок в таверны за компанию с коллегами, где их всегда ждали (особенно после получения жалования), капитан ко дню нового своего повышения вознамерился идти в бой вопреки стеснению. Коммодор – это уже не одно судно, а целая флотилия под его командованием, звание, позволяющее выбрать собственный флагман и управлять всеми остальными военными ресурсами, руководствуясь рекомендациями из местного отделения адмиралтейства. С бременем такой ответственности, возможно, было бы легче справиться, если бы дома ждала семья. Тем более, если рассуждать логически, выбора у мисс Суонн и не было, ведь губернатор давно поддерживал намерение старого знакомого взять Элизабет в жены.

Перспективные планы, построенные на печально известном отцовском опыте и озвученные на церемонии повышения, рухнули вслед за тяжелым корсажем модного английского платья аккурат меж острых скал под фортом Чарльз. Мисс Суонн стало плохо и, подойдя слишком близко к парапету, девушка сорвалась вниз, так и не дослушав вымученную речь офицера. Норрингтон не рискнул прыгнуть вслед за ней в воду, проявив досадную рассудительность, из-за которой случилось судьбоносное знакомство его возлюбленной с Джеком Воробьем. Но страшнее оказались последствия знакомства с Джеком Воробьем кузнеца Уильяма Тернера. Спасенный много лет назад из кораблекрушения мальчик оказался круглой сиротой и был пристроен под опеку тогда еще не так злостно пившего кузнеца Брауна. Вырос, возмужал, перенял дело своего опекуна и в той же мере оказался очарован Элизабет, как и все, кто ее знал. Ревновать коммодор не хотел, но симпатий к Тернеру не прибавилось. В конце концов, все должны знать свое место. Джеймс не воспринимал Уильяма как угрозу своему семейному счастью ровно до того момента, когда Элизабет пообещала сказать заветное «Да» взамен на спасение Уильяма из лап пиратов…

Капитан Воробей внес удивительный по масштабам бардак в жизни Норрингтона и целого города, куда ему пришлось причалить на своей утопающей шлюпке. Не прошло и суток после неприятного знакомства на причале, будто с отголоском своего прошлого, как Джеймс вынужден был организовывать защиту Порт-Рояла от пиратского налета, а после, когда оказалось, что похищена Элизабет, - ее поиски. И будто не было печали, кузнец с Воробьем захватили «Перехватчик», самый быстрый корабль в порт-рояльской флотилии, чтобы самостоятельно вызволить Элизабет. Медленный «Разящий», по сравнению с «Перехватчиком» куда тяжелее вооруженный, был непригоден для быстрых поисков, на которые рассчитывал Норрингтон. Ошибка за ошибкой следующие друг за другом по непостижимым причинам стали настоящим испытанием воли.

Отправившись в путь с солидным запозданием, коммодор всеми силами пытался не выдавать подчиненным и в особенности губернатору своего волнения и нарастающего отвращения к преступникам, принесшим столько трудностей, к которым вопреки завышенному самомнению попросту не был готов. О судьбе Уильяма и Джека озлобленный неудачами Норрингтон не переживал ни капли, но опасность для Элизабет воспринимал как личный промах. И все-таки удача оказалась не такой беспутницей и вернулась военным в руки, когда на горизонте через несколько дней поисков появился густой дым. Мисс Суонн проявила изрядную смекалку - ее сигнальный костер на пол острова не остался не  замеченным. Но после…

Как должен чувствовать себя мужчина, когда тобой любимая женщина ради спасения своего любимого, кем ты сам явно не являешься, просит рискнуть всем – кораблем, командой, собственной жизнью? Но ведь она просила, не кто-то незнакомый, не посторонний человек, а Она, Элизабет, за которой Джеймс приглядывал все ее детство и в итоге неосознанно отдал сердце в ее руки. С его точки зрения их связывало больше, чем она наверняка могла представить, но объяснять, почему согласился на рискованное мероприятие по-настоящему, коммодор не стал. Это была слабость, удивительная непозволительная для офицера слабость перед единственным человеком, ради которого вновь хотелось стать лучшим. Ничье мнение его больше не волновало так сильно, чем мнение Элизабет. Ему нужно было ее одобрение, восхищение и, конечно, любовь, потому что в свою очередь восхищался и обожал ее уже много лет. И даже если ее любовь было можно получить лишь взамен на безумный подвиг, так тому и быть. Послушав сердце, коммодор совсем растерял бдительность.

О «Черной Жемчужине» давно ходили страшные легенды. Корабль-призрак, корабль, несущий смерть с бессмертной командой. Погром, нанесенный «Жемчужиной» Порт-Роялу, не верящий в сказки Норрингтон приписал слишком выгодным расположением корабля в бухте, не позволяющим пушкам с форта прицелиться и поразить цель. Черный корпус пиратского брига в свою очередь послужил хорошей маскировкой в непроглядной ночи и позволил пиратам пробраться так близко к берегу. Но бессмертные пираты? Если бы кто-нибудь напомнил в пути к Исла де Муэрта об этой легенде, Джеймс бы отмахнулся от параноика и приказал встать на вахту, работой прогоняя глупости из головы. Но если бы сказала мисс Суонн…

Увы, битва у тайного острова пиратов оказалась действительно смертельной. Никто из военных не был готов к кровавой бойне. Не надеясь на честность Джека Воробья с его планом по выманиваю капитана Барбоссы из укрытия, Джеймс хотел перехитрить пиратскую братию, атаковав их из шлюпок с флангов, едва те выплывут из пещеры, но предугадать, что атака начнется с тыла, на собственном судне, коммодор не мог. Взяв большую часть пехоты с собой к пещере, он вынужден был спешно разворачивать шлюпки назад, к судну, пытаясь поспеть на подмогу. Они не умирали. Смертельные выпады один за другим поражали цели, раздавались выстрелы мушкетов и пистолей, но все напрасно. Заряды заканчивались, сталь попросту тупела, а пираты, похожие на ожившие кости мертвецов с разлагающейся плотью и тряпьем поверх, продолжали резать и кромсать живых. В пылу схватки даже у заядлого фехтовальщика как коммодор постепенно сдавали нервы. Его сослуживцы, друзья, подчиненные, доверившие ему свои жизни, умирали на его глазах. И все лишь потому, что он поддался на уговоры женщины. Лишь надеясь, что Элизабет в безопасности со своим отцом в капитанской каюте, Джеймс и сам терял силы, уставая от бесконечного сражения и медленно теряя веру в победу.

Произошедшее дальше так и осталось для него загадкой, но те темные силы, что делали пиратов бессмертными, в ту же ночь пали. Наконец пронзив в очередной раз своего противника, с которым сражался через силу, Джеймс даже не поверил, что тот упал и больше не поднимется. Лишь спустя долгое мгновение по «Разящему» разнесся радостный крик. Из шестидесяти членов экипажа выжило чуть больше двадцати. Естественно, когда пираты оказались разгромлены и взяты в плен, первым делом коммодор решил поквитаться с негодяями за понесенные потери. Жажда крови удачно вписывалась в рамки закона и казнь должна была начаться с запоздалого повешения Джека Воробья.

Общение с пиратом не прошло для Уильяма Тернера даром, и молодой человек в который раз удивил коммодора своей дерзостью, организовав Джеку короткий побег. Казнь снова не состоялась, а Элизабет окончательно определила свою судьбу, избрав в спутники жизни близкого ей по бунтарскому духу Уильяма. Прилюдное унижение, пощечина самой гордости в придачу к разбитому сердцу - все это вместе за какую-то секунду выбило Джеймса из колеи. В очередной раз было принято ошибочное решение. Рассудок подвел, а сердце слишком ныло, чтобы дать одуматься. Джеку Воробью была дона фора, чтобы после уже продолжить погоню, а Уильям так и не понес заслуженное наказание, получив даже награду в лице самой мисс Суонн.

В какой-то степени рухнули надежды и мечты. Джеймс не считал себя вправе спорить с решением мисс Суонн, даже если всей душой не мог с ним согласиться. Но такова была любовь, безвозмездная, почти что жертвенная. Если любишь, то отпустишь, хоть и обречешь себя на муки постоянно видеть недоступное тебе счастье. Подобная перспектива как кнутом подгоняла коммодора поскорее отправиться в море за Воробьем и утонуть с головой в работе, лишь бы не страдать. Преследование неуловимых пиратов должно было надолго отбить охоту терзать самого себя думами о несбыточном. Упавшего не столь изящно, как в свою очередь Элизабет, Воробья пираты забрали на борт «Жемчужины» и отправились в Атлантику, подальше от нагоняющего их королевского флота.

Почти год Норрингтон преследовал Джека Воробья по всему океану, заходя в разные порты трех континентов, в итоге оказавшись в Средиземном море. И едва погоня должна была закончиться, как стихия решила все иначе. Облегченный от тяжелых орудий «Разящий» все же был менее поворотливым, чем почивший «Перехватчик». Налетевший ураган уничтожил судно, не пощадив людей на его борту. Чудом выжив, но вновь потеряв команду, Джеймс вернулся в Порт-Роял и подал в отставку, не в состоянии смириться с поражением и грузом вины за столько смертей. Потери на личном фронте (не за горами была свадьба мисс Суонн и Тернера), череда кровавых неудач на службе, разочарование в себе и в мире в целом вынудили его сбежать туда, куда бы не рискнул даже подумать прежде. На Тортугу.

Беспросветное пьянство… Так можно охарактеризовать те долгие месяцы, которые провел бывший коммодор среди своих заклятых врагов. Пил, дрался и снова пил, не зная меры, не ища в своих действиях особого смысла. Более трезвые завсегдатаи таверн и кабаков, куда заныривала эта бледная тень некогда блестящего офицера, могли побиться об заклад, что он просто ищет смерти. Но навык не пропить, не закопать, фехтовать Джеймс умел прекрасно, и пьянство тому если и мешало, то почему-то редко. О жизни за пределами Тортуги Норрингтон не знал и не ведал, пока она сама о себе не напомнила. Кто бы мог подумать, что самый ненавистный враг сам явится к нему. История Норрингтона действительно была похожа на биографии многих неудачников, оказавшихся на Тортуге, но когда он вспомнил причину своих неудач, ту первопричину всех своих бед, увидел ее в лицо, то проснулась ненависть. Любить оказалось тяжелее, чем ненавидеть. Любовь отняла у него больше, чем он получил, а ненависть, как оказалось, была более подручной спутницей и придавала сил. Очередную главу в своей истории Джеймс снова пожелал написать кровью. Чужой. Ведь старые привычки не уходят так быстро.

Попытка убить Воробья на месте оказалась безуспешной, но, что удивительно, Норрингтон оказался на борту «Жемчужины», хоть и жалким матросом. Более удивительным оказалось присутствие на борту пиратского брига мисс Суонн, как опять же оказалось, так и не ставшей миссис Тернер. Решив мужской спор в таверне, где нечаянно набрела на Джеймса, сражающегося с превосходящим числом противником, чисто по-женски (ударив по голове бутылкой источник ее уже неприятностей в тот злополучный вечер в лице Норрингтона и тем самым вырубив), Элизабет больше не общалась со старым знакомым, предоставив ему возможность просто наблюдать за расцветающими отношениями между ней самой и Джеком. «Третий жених, интересно, последний ли?», - думал цинично Джеймс всякий раз как видел милые беседы своей, как ему казалось, бывшей возлюбленной и постоянного врага.

Трезвея и возвращая здравые мысли, бывший коммодор понимал простую истину - жить так, как позволил себе, поддавшись слабости духа на Тортуге, он не мог и не хотел. Находясь в окружении этих вонючих крыс и головорезов, став почти таким же, как они, Норрингтон мысленно возвращался к старым отцовским урокам о том, что хорошо и что плохо. С каждым днем плавания за мифическим сердцем Дэйви Джонса, которое зачем-то понадобилось Воробью, в нем крепло намерение непременно вырваться назад в люди, в то светское общество, которое так опрометчиво покинул. И когда услышал о реальной возможности сделать заветное правдой, не упустил своего шанса.

Каперская грамота могла позволить ему вернуться на службу к Королю, пусть и не назад в королевский флот. Но даже такая возможность служить Короне была лучше прозябания в грязи, нищете и беспросветном отчаянии. Лорд Бэккет, о котором бывший коммодор ничего не знал, кроме того, что тот ищет сундук Джонса так же, как и Воробей, мог обеспечить Джеймсу взамен на содержимое сундука второй шанс на светлое будущее и самоочищение в собственных глазах. Когда «Жемчужина» прибыла к Исла Круз, Джеймс оказался удостоенным чести нести лопаты и, в случае чего, погибнуть, если около сундука окажется засада. В сундуке действительно нашлось живое сердце Джонса, а найденный чудом Уильям, чьи похождения по морям можно было лишь вообразить, и сам вознамерился забрать сокровище.

Схватка в три клинка стремительно превратилась в погоню за ключом от сундука, а точнее за тем, кому посчастливилось его вырвать из рук соперника. Поддавшись злобе, Джеймс упустил Джека, переключив свое внимание и сконцентрировав гнев на одном лишь Тернере. Но вновь оказавшись у шлюпки, на которой пора было сбегать назад к «Жемчужине», ухитрился выкрасть и каперскую грамоту, и сердце Джонса. Обхитрив всех и оставив пиратов с пустой банкой, пустой же сундук прихватив приманкой и отведя беду от Элизабет, давая девушке шанс спастись, Норрингтон увел вслед за собой пиратов Дэйви Джонса в глубь джунглей. Иррациональное поведение оправдывалось так и не забытой привязанностью и заботой по отношению к Элизабет, чью жизнь все равно ценил больше, чем свою.

Отдав пустой сундук команде Джонса, Норрингтон оказался совершенно один на Исла Круз без возможности выбраться в открытое море. Шлюпка была лишь одна и уже отправилась к «Жемчужине», а нечисть морского дьявола такими средствами передвижения и не пользовалась. В итоге два дня он провел один, не зная о судьбе Элизабет и остальных совершенно ничего. Успела ли она спастись, смогла ли «Жемчужина» уплыть от напасти, защитив мисс Суонн от страшной участи? Этими вопросами он задавался больше, чем собственным спасением, вдруг ставшим второстепенным. Укрывшись в полуразваленной часовне, где не так давно сражался за владение ключом, Джеймс смог сосредоточиться на насущных проблемах и к вечеру пятого дня с горем пополам соорудил плот, на котором вышел в море с обреченным намерением вверить жизнь в руки стихии в очередной раз.

Проснувшись от криков откуда-то сверху, раздавшихся над его головой, проведя в беспамятстве неизвестно сколько времени, он вновь увидел людей в военной форме, спускающих к его маленькому, уже почти развалившемуся плоту веревочную лестницу. Так Норрингтон впервые оказался на борту корабля Ост-Индской торговой компании. В кандалах, как пират, чье присутствие вызывало столь знакомое ему отвращение на лицах конвоиров. Доставили его прямиком к главе Ост-Индской компании, отобрав каперскую грамоту. Сердце Джеймс припрятал и отдал лорду Бэккету лично, обеспечив чужим имперским амбициям первую победу, взамен вернув себе не только любимый церемониальный клинок, но и положение, и даже получив повышение.

Дорогой ценой досталось новое звание, это адмирал Норрингтон понял, лишь когда оценил размах действий своего нового работодателя. Лорд Бэккет прибыл на Ямайку как представитель Короны, объявив чрезвычайное положение и мобилизовав военные силы на войну с разбушевавшимися пиратами. Попутно навязывая свои порядки, лорд не щадил никого, ни женщин, ни детей, ни стариков. Видя десятки казней каждый день, Норрингтон перестал что либо чувствовать кроме пустоты на месте некогда противящейся несправедливостям души. Жалость и слабость уже довели его до самого низа существования и повторять тот страшный путь он не хотел, но и одобрять меры Бэккета не мог. И все же молчал и подчинялся, находя себе оправдание в банальном «Приказы не обсуждаются». Проще быть винтиком военной машины, подчиняясь логике закона и ее нередко смертельной реализации. Тем более, больше ничего светлого в этой жизни и не было. Самое светлое, что было, погибло. Мисс Суонн оказалась в пасти Кракена - такой неутешительный вывод был сделан на пути к Ямайке, когда корабли компании наткнулись на обломки «Жемчужины». Чудовище Джонса проглотило и утащило судно на морское дно, не оставив никого в живых. Окончательная потеря единственной любви в его жизни, пусть и безответной, пусть принесшей столько боли, разрушила веру в какую-либо справедливость. Ее просто не было. Так к чему переживать за смерти сотен других людей, если Ее нет среди живых?

Лорд Бэккет держал адмирала в неведении относительно судьбы Элизабет и остальных пиратов. Его верный помощник Мерсер прекрасно знал и видел воочию разыскиваемых компанией и Короной преступников, но хранил эту информацию в тайне и докладывал лишь лорду Бэккету. О том, что Элизабет жива, сам Джеймс узнал необыкновенным образом. Увидел ее, живую, невредимую, заключил в объятия, не веря, что она действительно стоит рядом. Чудесное мгновение омрачил полный ненависти взгляд в ответ. Элизабет, выбрав другую сторону в развязанной лордом войне, увидев, что на Норрингтоне форма компании, с презрением отказалась даже от возможности с комфортом провести свое заключение. Капитан «Императрицы», которую захватили военные, предпочла остаться со своей командой.

Отношение мисс Суонн вновь стало для Джеймса определяющим, словно и не было всех минувших горестей и утрат. Она была жива, была  рядом и ненавидела его, до последнего дня скорбящего по ней. Не было никого и ничего ценнее, ведь мисс Суонн олицетворяла собой то счастливое время, когда жизнь в Порт-Рояле была сказочно легкой и красивой. Он видел в ней всю ту же леди, в которую влюбился, даже когда ее бледность сменил бронзовый загар, а вместо красивого платья тело скрывал грубый мужской наряд. Было бы другое время, было бы другое место, если бы можно было вернуться назад, чтобы попытаться сказать ей, что любит сильно, бездумно, до боли в сердце. Что ради нее смог бы поменяться, стать лучше, таким, каким бы она хотела его видеть. Но сейчас она видела врага и предателя, который не оправдал даже маленьких надежд. Ненависть Элизабет сводила его с ума, едва он вспоминал ее взгляд…

«Голландец», поймавший «Императрицу», на которой была мисс Суонн, оказался затхлой тюрьмой душ, загнанных сюда бесчестным договором. Проведя на судне достаточно времени, чтобы в этом убедиться, Норрингтон к своему удивлению нашел один весьма живой и почти что бодрый дух в прикованном к переборке корабля матросе Уиверне. В окружении способных перемещаться по палубам существ, Уиверн делал вид, что спит беспробудным сном, сжимая в одеревеневшей руке лампу, но когда темнело и редкий часовой на вахте не спал, Уиверн сам себе пел старые моряцкие песни. Он был одним из тех немногих, кто служил при Джонсе, когда тот еще не был дьяволом, и жил своими воспоминаниями, сохраняя рассудок вопреки всеобщему мнению, что старик совсем одеревенел и не больше чем подставка для масляной лампы.

Общая тоска по прошлому помогла найти живому человеку и продавшему душу дьяволу общий язык. Именно благодаря беседе с Уиверном Джеймс нашел в себе смелости рискнуть жизнью еще раз. Старый матрос был женат, у него были дети… Ради семьи он пошел на все и оказался никем, и ни капли о том не жалел. У Норрингтона не было семьи, не было больше друзей, о детях даже думать было уже поздно, но любовь у него все-таки была. И он освободил ее из карцера, позволив сбежать. Элизабет добралась до «Императрицы», плывущей за «Голландцем», а Джеймс оказался тяжело ранен никем иным как Прихлопом Тернером, с прощальным поцелуем на губах любимой и равнодушной мыслью, что действительно не боится смерти, даже в окружении головорезов Джонса и с ним самим во главе. Погрузив клинок в плечо морского дьявола, но едва ли причинив тем вред, Норрингтон потерял сознание.

ХАРАКТЕР:

Характер каждого человека – совокупность причин, следствий и обстоятельств, которыми был окружен человек с самого детства. Джеймс не стал исключением из общего правила, но его обстоятельства значительно изменили заложенные с детства моральные устои. Воспитанный в семье военного, Норрингтон искренне верил в силу закона и безграничную власть Короля. Его отношение к службе и долгу перед Родиной можно было ставить в пример каждому юнцу и ветерану без исключения. Он не знал другой жизни и даже не помышлял о том, что когда-нибудь покинет морской флот. Его путь определили с рождения и Джеймс по нему шел, превосходя ожидания. Но даже трудности на этом пути, разочарование самого близкого и значимого человека, не помешали ему строго следовать поставленной цели. Служить своей стране, быть воплощением страшной кары для заразы, именуемой пиратством. Бороться за цивилизованное общество, с честью неся это тяжелое бремя через года и поднимаясь все выше по службе. Он всегда был перфекционистом, стремился к лучшим результатам, безупречным отчетам, вдохновляющей статистике, безоговорочному подчинению его приказам, ведь и сам никогда не поступал вопреки командирской воле. Живя строго по уставу, он совершенно отдалился от жизни светской, из-за чего не мог признаться в собственных чувствах любимой девушке так, как было должно. Огибая рифы гражданской жизни, он даже не натыкался на подобные преграды на службе, пока не случились изменившие всю его жизнь события. Опустившись на самое дно жизни, оказавшись среди тех, кого презирал и убивал, Джеймс узнал новые грани ненависти и мести, быть может, растеряв часть былого благородства, но приобретя так необходимые инстинкты выживания во что бы то ни стало. И все же, дух благородного офицера, живущего лишь службой и верой в честь и долг перед родиной и другими, все же воскресил в нем прежнюю личность и позволил сделать широкий жест в отношении той женщины, которая причинила ему не мало душевных страданий. Теперь же, побывав по разные стороны баррикад и зная жизнь с разных сторон, не имея больше иллюзий о законе и порядке, коими жил прежде, он старается адаптироваться, не упуская из виду главное - всегда надо думать о последствиях. Он стал более осторожным, в какой-то мере заботливее, но жестче, оградил сердце и душу от возможных новых ударов, отдавшись работе в очередной раз, делая то, что умеет лучше всего, быть офицером и исполнять свои обязанности.

ОСТАЛЬНОЕ:

Внешность: Представить, что из нескладного замкнутого на обучении мальчишки, которым был Джеймс в детстве, при расцвете лет получится худой и бледный, собственно как и подавляющее большинство англичан благородных кровей, офицер метр восемьдесят восемь роста, наверно, не мог даже его собственный отец. Адмирал Лоуренс Норрингтон не был таким высоким и уступал сыну к его двадцати годам почти три дюйма. Джеймс привык смотреть на окружающих чуть сверху вниз. В конце концов, чем выше забрался, тем больнее падать, о чем забывать не стоит. Он привык держать осанку, военной выправкой демонстрируя фактически физическую расположенность к сложной службе во флоте. Хоть рост и считался помехой, Норрингтон преспокойно сносил тяготы низких потолков. Худоба с годами так и осталась, но из-за постоянных занятий фехтованием разнообразилась сносной мускулатурой. Не особо широкий в плечах, он уверенно носит военную форму, словно влитой в мундир, всегда и всюду со всеми причитающимися атрибутами. Посему мало кто знает, что за париком скрываются темно-каштановые коротко стриженые волосы. От отца в наследство достался не только цвет шевелюры, но и цвет глаз, мутный зеленый с оттенками серого, да и в принципе все черты лица, далекие от смазливости, но зато четко говорящие о происхождении. Высокий и широкий лоб, густые брови, нос с небольшой горбинкой, заостренные скулы, волевой подбородок и нередко смыкающиеся в непробиваемую лукавую улыбку губы. В целом и само по себе чаще всего хмурое лицо выдает в нем потомка дворян, одним из которых был давно почивший дед, получивший титул лорда. Многие говорили, что Джеймс одно с ним лицо, даже больше чем отец. Зато руки явно оказались с материнским влиянием. Пробуя когда-то приучить сына к музыке, леди Кэтрин нередко замечала, что такие пальцы скорее по клавишам стучать должны, извлекая нежные мелодии, чем держать рукоятку шпаги. Но лязг металла в бою Норрингтону приглянулся намного больше.

---

skype: pulsar252

ICQ: ...

Отредактировано James Norrington (2014-08-21 19:58:47)