Блеклые картины сменялись одна за другой, яркими цветными пятнами проносились мимо или вспыхивали как далекие огни, манящие назад, к жизни. Но рассмотреть, куда они ведут, протянуть к ним руку или просто открыть ясный взор Джеймс не мог. Он проваливался в темную бездну, в бесконечном полете куда-то вниз постепенно забывая и себя, и все то, что ранее его окружало. Имя, звание, родину... Семью, коллег, корабли, все вместе взятых врагов и тех, кого считал друзьями - ничего не осталось, только усталость. Лишь на краткие мгновения темное полотно перед глазами растворялось, позволяя, будто в последний раз, мельком бросить взгляд на краски жизни, которая постепенно его покидала. Боли больше не было, лишь тупое ноющее чувство непонятной потери, невосполнимой и потому навлекшей страшный, всепоглощающий холод. Звуки тоже глохли, словно был слишком далеко или так глубоко в окружившей темноте, что уже не мог расслышать ни слов, ни шепота, ни крика. Цветные пятна то разрастались, превращаясь в чьи-то лица, то исчезали, словно незнакомцам надоедало быть с ним рядом, и им нужно было куда-то спешить.
Полет то замедлялся, то вдруг стремительно ускорялся, но в его темную бездну вдруг все настойчивее стали проникать чужие слова, из неразборчивых звуков формируя до боли знакомое «Часть команды - часть корабля»... Голоса вторили первому произнесшему эту фразу, повторяли гулким хором, и постепенно ему стало казаться, что эти голоса несут его, но уже не в бездну, а в море. Из всех увиденных им картин, где его куда-то волокли, пытаясь проверить, не помер ли по дороге, Норрингтон запомнил самую последнюю. Нависнув над его лицом, Уиверн задумчиво хмыкнул, отводя в сторону свою лампу, чтобы ее свет не слепил глаза раненного адмирала.
- Ветер снова поменялся, - шепнул старик, и свет его лампы вдруг оказался справа от головы Джеймса, попытавшегося что-то сказать в ответ. Глухой стук возвестил о том, что, как и адмирал, лампа нашла себе твердую опору, несмотря на такой близкий плеск волн. Но говорить он все еще не мог и издал лишь невнятный лепет, который уже никто не слушал. Поместив адмирала в лодку, Уиверн и другие старые матросы спустили ее на воду и оттолкнули как можно дальше от борта «Летучего Голландца», отправив в неизвестный путь в открытое море, где приглядеть за вновь потерявшим сознание человеком могли лишь далекие звезды и круглый диск луны.

Очнулся Норрингтон от резкого свиста. Где-то над ним, вслед за этим пронзительным звуком, пробивающим даже болезненную дрему, послышался топот десятка ног, по зову боцмана стремящихся на утреннее построение. Адмирал с трудом сфокусировал взгляд на струйках пыли, которые посыпались с верхних перекладин рядом с его койкой. В горле было сухо, и первый же осознанный вздох вызвал скручивающий нутро кашель. Но едва Норрингтон начал шевелиться, как рана быстро напомнила о себе и уронила его назад на примятую подушку. Прижав руку к источнику боли, Джеймс не без удивления обнаружил добротно наложенную повязку, пропитавшуюся за ночь кровью. И только тогда он вспомнил, как получил свою рану и где должен был быть сейчас. Но пробивающийся через узкое окошко под потолком свет солнца освещал совсем иную обстановку. Не было сгнивших и обросших полипами переборок, не было зеленых мхов, покрывающих все прогнившие доски на «Голландце», не было и намека на затхлый воздух, которым дышал экипаж Джонса внутри корабельных помещений.
Вокруг царила завидная чистота, пахло свежей краской и недавно помытыми палубами. Сморгнув остатки завесы сна, Джеймс осознанно оглядел свою койку и окружающее ее убранство. Рядом стояло несколько таких же, но пустых узких лежанок, аккуратно заправленных и ожидающих возможных посетителей просторного лазарета. Некоторые койки были огорожены от других желтоватого оттенка ширмами, включая ту, на которой оказался адмирал. Но ширма была скручена и прикреплена на крючок переборки, открывая пациенту полный обзор. В другом углу, почти у входа, беспробудным сном спал на табурете молодой мичман с подобранной повязкой рукой. Видимо, поломал или ранил, но форму на здоровое плечо все равно надел и умилительно сопел, прижавшись головой к стенке. Светло-русые волосы двенадцатилетнего мальчика были аккуратно подстрижены, а треуголка с явно щегольским плюмажем любовно прижата к сердцу. Чей-то горячо любимый сынок, выхоленный и аккуратный, как на параде, решил адмирал, со вздохом переведя взгляд правее и лишь убедившись в сделанном выводе.
Норрингтон оказался в обители корабельного врача, не иначе. У дальней стены, куда свет доходил лишь частично, располагался рабочий стол, заваленный книгами и приборами. На свету причудливо блестели медные трубки и увеличительное стекло, а еще целая коллекция призм, бросающих в тень цветные лоскутки радуги. За столом возвышался целый стеллаж, набитый сверху донизу банками, склянками, колбами, содержимое которых было самых разных цветов и оттенков; мешочками, коробками, от которых доносился не особо приятный запах; и еще большим количеством книг, от энциклопедий до исписанных листов бумаги, скрученных на манер свитков или папирусов, воткнутых куда только они могли влезть, чтобы не упасть. А еще на специально выделенной полке красовалась коллекция черепов мелких животных, птиц и какого-то несчастного человека, что особенно напрягло никогда не любившего врачей Норрингтона. Не то чтобы адмирал их боялся, но стремился сводить общение с последователями Гиппократа к минимуму, следуя самоубийственному, но пока что не такому смертельному принципу, мол, само заживет. Впрочем, Джеймс никогда не был так серьезно ранен, чтобы нуждаться в подобном уходе. Он даже не мог похвастаться серьезными шрамами. Бог берег от пуль и стали до последнего времени…
Адмирал слишком хорошо помнил «Эндевор», флагман лорда Бэккета, и был уверен, что находится на борту другого судна. Как только Катлер решил выйти в море, добирать корабли в армаду из тех несчастных, что окажутся на пути его и Джонса, Норрингтон с большим интересом изучал линейный корабль, вспоминая конструкцию некогда такого же новенького, крепкого и опасного «Разящего». И раз тот юный мичман был в сине-желтом, значит, корабль так же принадлежал Армаде и был непосредственно задействован во флоте компании. Следовательно, впереди намечался, согласно плану, бой у Бухты погибших кораблей, если конечно ничего не случилось. Уставившись во все еще едва заметно, но все-таки прогибающийся то тут, то там потолок, слыша поочередные отклики на читаемые по списку утренней вахты имена, Норрингтон отстраненно думал, что от судьбы не убежишь, даже когда тебя волокут не по твоей воле. Он сделал странный, как теперь казалось выбор. Верный и неправильный одновременно, расплата за который не заставила себя ждать. Что теперь с мисс Суонн?.. Что теперь будет с ним самим, когда Бэккет узнает, чьими стараниями «Императрица» избавилась от буксира и уплыла в Бухту? Как он мог оказаться за бортом «Голландца» живым и достаточно сильным, чтобы дожить до этого утра? Кто ему помог?.. От всех этих вопросов начала болеть едва пришедшая в сознание голова и Норрингтон зажмурился, устало потирая переносицу. Лучше бы погиб на месте, теперь на горизонте ждал трибунал и виселица, если лорду хватит терпения ждать возвращения на берег. Хотя, Катлер мог себе позволить пить чай на верхней палубе, мог он и на рее повесить, несмотря на собственноручно врученный статус. Снова кашлянув, Норрингтон уронил руку вдоль тела и глубоко вздохнул, постепенно теряя интерес к напрасно тянущейся жизни. И почему тянулась-то?
В памяти не без усилий стали проплывать отрывки едва четких воспоминаний. Лишь матрос Уиверн запомнился адмиралу лучше всего. И его напутствие о переменах, характер которых еще предстояло выяснить. «Черт бы все это побрал!.. Раз и навсегда…», - проворчал про себя Джеймс, не желая встречать судьбу лежа. Если даже сразу наденут кандалы как на преступника, пускай, зато уже не останется сомнений, что будет дальше. Прижав одну руку к ране, Норрингтон собрался с духом и попытался приподняться корпус, отталкиваясь от жесткой перины второй, стиснув зубы от боли и терпеливо борясь со слабостью. И ладно бы еще колотая рана, насквозь пронзил, мерзавец. Проклиная Прихлопа Била Тернера, Джеймс даже не услышал, как к дверям лазарета приблизились отчетливые уверенные шаги. Дверь распахнулась, впустив в лазарет заметный сквозняк, но закрыть ее не спешили.
Словно почувствовав нарушение постельного режима, который назначил, в лазарет нетерпеливой походкой вернулся его владелец. Доктор нахмурил кустистые брови и едва ли не развел руками, заметив, что главный пациент очнулся и уже начал доставлять хлопоты, а второй бесстыже прохлаждается, пользуясь такой возможностью уже второй день.
- Мистер Дэвидсон, подъем! – гаркнул доктор сердитым коршуном и для пущего выражения своей нетерпеливости потрепал юнца по здоровому плечу. Чуть не рухнувший от громкого голоса над самым ухом и интенсивной тряски, мичман Дэвидсон судорожно взметнулся с насиженного места и, опасно покачнувшись, с какого-то перепугу, едва заметил адмирала бодрствующим, начал пытаться одеть китель на больную конечность.
- Молодой человек, не смейте. У вас перелом, а не вывих, вывих перелому не поможет!
Остановив глупую попытку себя же изувечить дополнительно, доктор фыркнул и отошел от дверного проема, указав на выход крючковатым пальцем.
- Скажите лейтенанту Фоксу, что адмирал пришел в себя.
- Да, сэр, - кивнул моментально мальчик, испуганно уставившись на Норрингтона, неловко козырнул и выбежал из лазарета со скоростью пули.
- А Вы, - обличающе ткнув пальцем в сторону Джеймса, доктор грозной неотвратимой тенью навис над пациентом и без особых усилий уложил за плечи назад, - не надейтесь встать, пока я не сменю повязки и дам разрешение подняться.
Особенно выделив слово «разрешение», пожилой доктор подтянул к глазам сползшие окуляры и отправился к своему столу, копошиться в своих склянках, от вида которых после появления владельца лазарета, у Джеймса проснулось нехорошее предчувствие. Норрингтон с долью детской обиженности нахмурился и сам, но спорить не стал, с опаской поглядывая на незнакомца. 
- На борту какого судна я оказался, доктор? – Наконец решил нарушить молчание адмирал, нехорошо сощурив взгляд на вытащенную доктором склянку с прозрачной как вода жидкостью.
- Доктор Рой, - поправил меланхолично лекарь, отложив свой препарат на стол и начав копошиться в увесистом на вид саквояже.
- Доктор Рой, - поправился Джеймс и не успел повторить свой вопрос, как врач уже вернулся и уселся рядом на такой же низенький табурет, на котором спал не так давно убежавший мичман.
- Ну что ж, мистер Норрингтон, добро пожаловать на HEICS Гром. А теперь приступим...
Разрезав острым ножиком повязку на едва ли уследившим за его появлением в руках доктора адмирале, Рой с профессиональной жестокостью отодрал бинты от запекшейся крови и приблизил свой нос к ране, всматриваясь в нее как в злостного врага. От задумчивого «Хм-м» Ройя Джеймсу стало не по себе и все вопросы потерялись по пути от услышанного. 
- Как вы переносите боль? - вдруг спросил доктор, потянувшись к припасенной склянке с непонятной жидкостью, откупоривая пробку. Резковатый запах пробудил в Норрингтоне голос.
- А зачем Вы спра-а-А-А! – Зажав себе же рот рукой, Джеймс отчаянно зажмурился, так как из глаз за считанные секунды посыпались искры. Дыхание сперло от неожиданных ощущений. Доктор, явно не интересуясь ответом на заданный вопрос, просто вылил немного содержимого своей склянки на открытую рану, и Норрингтон мог поклясться, что чуть не провалился в бездну бессознательности во второй раз. Кристально чистая жидкость на пробу оказалась расплавленным железом, которому не было преград. Пройдя через нутро как шпага, которой адмирала успели ранить, она жгла изнутри, и эту боль просто не с чем было сравнивать. Джеймс и дышать перестал, пока странный жар не сменился обжигающим холодом.
- Боевое крещение доктора Ройя, - раздался у входа почти что ехидный голос. Взрослый, мужской, но задорный с явный ирландским акцентом.
- Мистер Фокс, - кивнув лейтенанту, доктор закупорил адскую жидкость в склянке и принялся умывать руки в небольшом тазике рядом на тумбе с пациентом, который все еще не мог прийти в себя.
- Доброе утро, сэр, - коснувшись виска у рыжих как огонь волос, счастливый мистер Фокс подошел чуть ближе, но остановился на почтительном расстоянии, пока ошалевший от пережитого адмирал пытался сфокусировать взгляд.
- Что…За…Дрянь. Что вы сделали?..- промямлил Норрингтон, уставившись на доктора как на личного врага.
- Если скажу, не поверите, но средство дезинфицирующее, - отозвался доктор, помогая пациенту сесть на койке, чтобы наконец перевязать рану.
- Экстракт? Ох, страшная склянка, я уже одного запаха боюсь. – повел нервно плечами Фокс, взявшись для успокоения нервов за эфес офицерского клинка, висящего на боку.
- Экстракт слюны дьявола, - пробурчал Джеймс, все еще рассерженный причиненным беспокойством, но когда врач стал делать простую перевязь, вроде бы, не собираясь снова удивлять несчастного пациента приступами боли, смог сосредоточиться на фигуре офицера напротив.
Мистер Фокс был не самого высокого роста, сутулым и нескладным, но жизнерадостным, с выразительными чертами лица, не оставляющих сомнения в происхождении. В отличие от мичманской формы, китель лейтенанта пострадал в ходе какого-то сражения и он еще не успел залатать дырки и разрезы, демонстрируя либо очевидную храбрость либо безрассудство.
- Где ваш капитан, лейтенант? - наконец сформулировал окончательно мысль в вопрос Джеймс и расправил плечи, сев ровно, чтобы лучше дышалось.
- Капитан Ллойд умер в ходе абордажной схватки, сэр, - с сожалением в голосе ответил лейтенант Фокс, опустив печально взгляд на носки своих сапог. - Абордажа-то, по сути, и не было, потому что нам… Выгоднее было принять бой на свой палубе и отбить пиратов. Как раз приближался «Хаунд», но...
«Боже праведный, сколько же я был без сознания?..»
- Когда случился этот бой? Мы уже у Бухты? - нетерпеливо начал расспрашивать Норрингтон, но в ответ получил лишь еще более удивленный взгляд лейтенанта Фокса.
- Бой уже завершен, сэр, мы проиграли.

Спустя минуту, вопреки протестам доктора Ройя и лейтенанта Фокса, Джеймс вырвался из лазарета и, переступая сразу через две ступеньки трапа, в считанные секунды оказался на верхней палубе, игнорируя и боль, и бросаемые ему вслед взгляды удивленной команды. Слишком скорые прогулки могут навредить здоровью, бесспорно, доктор не зря кричал свои возмущения, но что поделать, пациент уже был на шкафуте, и беспокоило его далеко не собственное состояние. Некоторые из этих людей, сидящих на юте и чинящих потрепанную в прошедшем бою одежду, либо перетаскивающих тяжелый груз на бак, сами вытаскивали адмирала из его лодки, ставшей спасательной, пару дней назад, не особо веря, что пассажир останется в живых. Но нет, теперь этот пассажир проявлял чудеса недоумия и рисковал раскрыть только начавшую заживать рану резкими прогулками.
Свежий утренний бриз окончательно сдул с пациента тошнотворный запах лазарета и всколыхнул наскоро надетую рубашку, одарив волной пробирающего до костей холода. Одеться полностью по уставу Норрингтон даже не подумал, да и не успел задать вопрос, куда делась его окровавленная форма. Чистая замена в неполном комплекте оказалась в пору и этого пока что было достаточно. Что он надеялся увидеть на горизонте, сам Норрингтон тоже не знал, но оказавшись у борта великолепного «Грома» первым делом стал озираться в поисках неизведанного. Ясное небо с небрежными мазками перистых облаков у самой кромки воды далеко к западу, плавно поднимающееся к зениту солнце, да шум моря, хранящего все ответы на все вопросы Норрингтона, и больше ничего. Горизонт был чист, а корабль держал курс по ветру, плавно резал волны, встречающие его шумным всплеском. Армада, почти пол сотни ман-о-варов, ничего не осталось от флота лорда Бэккета, и все из-за него…
Вцепившись в планшир до побелевших костяшек пальцев, Джеймс склонил потяжелевшую голову, обреченно ею качая из стороны в сторону. Очередной порыв ветра взъерошил темно-русые волосы и донес до одинокой в своем унынии фигуры адмирала удивленный голос лейтенанта Фокса, но Норрингтон был слишком погружен в свои мысли, чтобы ответить… Чтобы признать суровую действительность, нужно было много времени. И ничуть не меньше потребуется, чтобы смириться со своей не малой ролью в результате битвы, в которой даже не участвовал.
«Что я натворил», – сокрушался Джеймс, пытаясь восстановить дыхание после быстрой и непредназначенной для его состояния ходьбы. Поддавшись слабости, он отпустил пиратского барона Сингапура, пускай им была мисс Суонн, что в голове тоже еще не уложилось. А ведь это был их шанс не дать остальным баронам в бухте объединиться. Кому нужна была сторона преступников, убийц и воров, не знающих никакой чести, кроме ими же выдуманной? Как можно было так слепо верить сердцу! Теперь Джеймс как никогда понимал, почему Дэйви Джонс от своего избавился, высадив как врага на безлюдный клочок песка в сундук, зарыв поглубже. Чувствуя, что силы снова покидают, Норрингтон облокотился на планшир и спрятал лицо в ладонях, повторяя один и тот же вопрос.
- Сэр, вам лучше вернуться назад, вы еще не здоровы. – со всей возможной деликатностью, чуть склонившись поближе к адмиралу, дабы разговор остался частным, напомнил лейтенант.
- Что случилось с флагманом? С лордом Бэккетом?.. «Голландецем»? - придя немного в себя, Джеймс угрюмо уставился вперед, не видя ни моря, ни неба, только воспоминания о последних днях под боком у морского дьявола.
Итан был явно удивлен подобным вопросом, потому и не сдержал ответного.
- Разве Вы не были на «Голландце», сэр?
Опомнившись, что лихо подводит лейтенанта к причине случившейся катастрофы и адмиральской в том роли, Норрингтон не меняя выражения лица лишь с тревогой скосил взгляд в бок и после снова с напускной уверенностью назад на горизонт.
- На «Голландце» случился бунт. Что было после него, я уже не знаю. – уверенно соврал Джеймс, надеясь, что никто из членов экипажа «Грома» не знал деталей того самого «бунта».
- Надо же, значит, предатели заранее все спланировали! - ужаснулся лейтенант Фокс. - Чего дальше только не было, сэр, мы своим глазам с трудом верили.
Был бы там сам адмирал, он бы поверил. Чего уж там, он жил среди легенд и мифов, видел их воочию, слышал их и иногда даже пил за одним столом. Он бы поверил и в богиню моря, и в созданный ею водоворот, и даже в то, что теперь новым морским дьяволом стал кузнец Уильям Тернер. Но о том, кто теперь управлял «Голландцем», никто не ведал, включая лейтенанта Фокса, делящегося впечатлениями последних дней. Оказалось, что лодку с Норрингтоном нашли ночью, в кромешной тьме лишь благодаря той лампе, которую по сути подарил Уиверн. Свет лампы привлек вахтенных и они подобрали адмирала на борт. «Гром» держал курс вслед за остальной армадой, к Бухте погибших кораблей, но поскольку он был тяжелым и неповоротливым ост-индийцем, всего лишь нес ценный груз и боеприпасы. В бое поучаствовать им все-таки пришлось, причем весьма глупом и опрометчивом. Почивший капитан Ллойд был назначен на свой пост совсем недавно и мечтал о подвигах. В  торговом-то флоте. Но в основной состав королевского таких личностей никогда не брали, поэтому средних лет пухлый и невысокий мужчина был бесконечно горд своим судном и возможностью участвовать в войне, развязанной Бэккетом… И повел своих людей на смерть против турецкого барка, который мог преспокойно разворотить ост-индийцу весь правый борт и утопить, продырявив обшивку ниже ватерлинии, настолько близко неопытный капитан подпустил врага к себе. Глупый офицер пал от собственной глупости, утащив с собой на дно морское еще десяток храбрецов, пытающихся защитить капитана. А после подоспел военный бриг «Хаунд», уничтоживший барку. Теперь «Гром» был без назначенного капитана, по правилам перейдя под контроль первого лейтенанта Итана Фокса.
- Но теперь Вы сами можете… – Начал было лейтенант, но Джеймс остановил его жестом руки и печально улыбнулся.
- Я еще не в состоянии. К тому же, это ваш корабль и ваш экипаж. До дома вы наверняка нас доведете.
- Так точно, сэр! – заулыбался Итан, вытянувшись по стойке смирно и учтиво сопроводил Джеймса назад в лазарет, где доктор, иронично вздернув бровью, начал испытывать терпение Норрингтона своими заумными эпитетами об умственных способностях этого конкретного сапиенса, чье хомо явно под вопросом.
***
Возвращение в Порт-Роял можно было описать как не менее захватывающий дух водоворот, устроенный богиней Калипсо. Но в отличие от ее урагана, где темная масса воды из недр самого океана пыталась проглотить корабли, этот маленький водоворот представлял собой целый ряд неприятных событий, в которых, впрочем, можно было утонуть и от неизбежности которых болела голова. Еще на борту «Грома», когда постельный режим доктора Ройя беспокойный пациент нарушал на основании значительного улучшения самочувствия, чем, к слову, не мог похвастаться после недавней вылазки на палубу, Джеймс знал, что возвращается в сущее пекло.
Лорд Бэккет умер, следовательно, вся Ост-Индская компания переходит под управления совета директоров, ни с одним из которых адмирал не был знаком, чтобы сообщить о происшествии лично. В итоге придется посылать письмо на адрес главного офиса, надеясь, что бумага попадет в нужные руки и не затеряется в ворохе корреспонденции. За это письмо адмирал сел еще в пути, пытаясь набросать хотя бы черновой вариант с описанием произошедших событий, малодушно опуская красноречивые детали вины за настигшее компанию и Корону поражение. В какой-то степени Норрингтон с отстраненностью думал о мисс Суонн и последствиях для девушки, если хотя бы упомянет ее имя в этом рапорте. Она наверняка была уже далеко и в безопасности, живя своей жизнью вместе с Уильямом. Кроме бумаги, на которую ложились ровные строчки с описанием рейда лорда Бэккета и его решений, их уже ничего не связывало. Джеймс просто устал переживать из-за семьи Суонн… Бедный Уизерби.
Что было еще хуже и терзало куда больше рапорта, к несчастью всего города погиб и губернатор Суонн, а значит, весь Кингстон оставался без назначенного Королем уполномоченного, что могло привести к настоящему хаосу. Еще никогда в истории города не случалось такого, чтобы губернатор погибал в море, оставив все дела на плечи своих секретарей и городского совета, давно переставшего существенно влиять на политику или экономику. Совещания не проводились уже несколько лет за ненадобностью. Но когда новость разлетится по столице, то народ непременно потребует каких-то мер со стороны оставшейся власти и этим старикам, изредка вспоминающим о своих возможностях, все же придется ими пользоваться, чтобы не дать общине опуститься в хаос. И Джеймс готов был помогать поддерживать порядок, но увы… Никаких дружеских отношений с генерал-майором Фуллером у Норрингтона с момента повышения не было, и Джеймс был почти что уверен, что скачек по карьерной лестнице, обеспеченный Бэккетом, авторитета и влиятельности в военных кругах ему не прибавил. Поэтому с него станется просто сообщить о беде и отдать хотя бы эту головную боль на чужие плечи.
Что же касалось флота, кроме Норрингтона оперативно решать вопросы было просто некому, поскольку все его предшественники и высшие чины, включая назначенного не так давно коммодора Коупа, были повешены за подозрения в тесных связях с пиратами. Формальная принадлежность к торговому флоту отходила на второй план, и Джеймс должен был снова найти общий язык с бывшими подчиненными, хотят они того или нет. Победа над армадой могла окрылить пиратов и стать началом целой волны нападений на британские земли и в первую очередь столицу колоний, богатую и процветающую в последние годы все больше и больше. Слишком лакомый кусочек, чтобы упустить. Пираты всегда стремились так или иначе присутствовать в городской среде, то захватывая рынок, то занимаясь нелегальной контрабандой, а сейчас у них была возможность просто вычистить остров от законопослушных граждан, истребить красных мундиров в форте и устроить свою новую пиратскую базу в самом сердце Карибского моря.
«Черта с два», - обещал про себя Норрингтон, родной по сути остров готовясь защищать до последней капли крови во что бы то ни стало. Он уже давно считал Ямайку своим домом и малой родиной, забыв о родовом гнезде в Лондоне. Только под карибским солнцем и среди лазурных вод такого непредсказуемого и загадочного моря Джеймс чувствовал себя на месте. Это был дом, в который не раз вторгались враги, из которого пытался убежать, но все-таки возвращался назад, чувствуя ответственность. Слишком много лет он отдал этой земле и воде, чтобы так легко их бросить на произвол судьбы в такое тяжелое время. Думая о предстоящих делах, адмирал делился своими мыслями с внимательным слушателем в лице лейтенанта Фокса.
По прибытии молодого человека ждало повышение, о чем Норрингтон сказал на следующий же день, как только смог снова ходить и не падать на каждом шагу. «Гром» потерял своего капитана, но нашел в лице Итана и по-своему был даже дорог адмиралу, ведь именно на этом судне он снова начинал новую страницу в своей истории. И почему-то она казалась не такой грустной, почему-то хотелось верить в лучшее, особенно когда сильный ветер поднимал широкие паруса и ост-индиец вопреки своим габаритам почти парил над морской гладью, стремясь домой. Как оказалось, «Гром» прибыл к армаде, не останавливаясь у берегов Ямайки, и экипаж по-своему предвкушал знакомство с южной столицей империи. О Кингстоне, его старом городе в городе Порт-Рояле давно ходили красивые легенды, но посмотреть жемчужину Кариб своими глазами никому из моряков на борту «Грома» не доводилось.
- А правда, что в какие-то ночи можно встретить на улицах призрак пьяного Моргана? – словно уже видя эту страшную картину перед собой, Итан округлил глаза, надеясь услышать подтверждение, но Джеймс лишь фыркнул, облокотившись о фальшборт спиной и скрестив руки. Пусть доктор ругается сколько влезет, успокоить нервы мог только табак, поэтому два офицера уже который день проводили в облачке дыма на квартердеке. Постукав по трубке ногтем, Джеймс затянулся, взял ее в руку и вздохнул.
- Не хочу расстраивать, но меньше всего интересовался пьяным призраком Моргана… Всяких бездельников и пьяниц на улицах точно не мало. Возможно, им и мерещится этот ходячий позор.
- Говорят еще, что в полнолуние с моря прибывает зеленый туман и из могил встают мертвецы, - начал заливать Итан, активно жестикулируя, будто слушатель его не жил лет двадцать на той территории, о которой Фокс пытался нагнать страху. – И слышен голос Веселого Роджера, проклинающего всех живых.
- Откуда вы набрались этого бреда, лейтенант? – не выдержал и рассмеялся Джеймс, чем не мало расстроил тут же скисшего Фокса, прикусившего кончик трубки и пустившего обиженный дымок.
- Ну, говорят…
- Восставшие из могил мертвецы… Если бы! – фыркнул снова Норрингтон, разворачиваясь лицом к морю и уперев локти в планшир, задумчиво возвел глаза к небу. – Те навигацию знали и плавали на корабле получше многих. В могилу как не ложились, так и не легли. Сбежали, черти…
- Пра-авда?! – Тут же воодушевился лейтенант Фокс и начал выпытывать из пожалевшего о своей ремарке адмирала подробности.

«Гром» величавой тенью причалил в бухте в лучах закатного солнца спустя неделю. Городские огни приветливо сияли экипажу, часть которого с любопытными лицами столпилась у левого борта, пока остальные матросы, подгоняемые мичманами, готовили спустить шлюпки на воду. В отличие от всех остальных, Норрингтон помнил городской пейзаж и эти теплые ночи, когда над домами рассыпались словно драгоценные камни звезды, а луна, сменяя солнце, освещала улицы так же ярко. Вдали шумело море, тишину прорезали лишь редкие голоса, доносящиеся из всегда полных в такой час таверн, а где-то с плантаций доносился загадочный шелест джунглей. Ветер бродил вольно среди низких построек бедняков и величавых поместий знати. Широкие дороги вели от форта к самым далеким укреплениям на севере и востоке, а причал оставался прежним, даже несмотря на терзающие его порой ураганы. Сколько раз он ступал на этот деревянный настил, предвкушая славный ужин в честь очередного пойманного приза или удачно прошедшего рейда. Вот и сейчас, когда весла сушили, а адмирал первым вышел на родной берег, на душе было светло и даже радостно. Впереди будет тяжелое время, может, снова бессонные ночи, но не в этот миг.
Он был дома и знал, чем не мало удивит Джонатана. Верный дворецкий наверняка терялся в догадках, увидит ли своего «подопечного» вновь. Норрингтон помнил, как старик отговаривал его от отставки и пытался поддержать добрым словом, утешением, приводя в пример даже мало кому известные промахи адмирала Лоуренса Норрингтона, но Джеймс не слушал и все равно все бросил, включая старого друга. Короткое возвращение домой лишь еще больше запутало жизнь в его поместье. Прислуга была распущена, и только Милтон сторожил поместье как преданный пес. Они даже не успели побеседовать, как раньше, во времена, когда чин был лишь капитанский, а стремления – героически амбициозными. Но сегодня, если Джонатан не взял за привычку ложиться спать раньше полночи, адмирал мог исправить упущение и наладить контакт с близким с детства человеком. Хотя бы один человек мог быть рад его возвращению… Внешняя радушная оболочка городского пейзажа прятала за собой пустоту и значительные перемены. И еще никто не знал, какие именно ждут впереди. Взглянув на возвышающийся над ними форт Чарльз, Джеймс кивком указал лейтенанту Фоксу и Роучу следовать за ним.
- Не дурно, - улыбался Итан, легонько тыкая друга в бок, чтобы указать на заинтересовавшую его диковинку.
- Сэр, не лучше ли дождаться утра? – игнорировал со сдержанным раздражением поведение коллеги Майкл Роуч, демонстративно держа руки за спиной в цепком замке.
Джеймс молча вел офицеров верх по холму от самого причала, все левее и левее, сквозь заросший пальмами клочок зелени, пока неожиданно не возникла каменная стена. Тяжелые дубовые двери обычно всегда были нараспашку, чтобы жители города могли спокойно перемещаться на территорию форта. Торговцам легче было управляться с тележками, а военным уходить и возвращаться на патрули. Но сейчас эти двери были закрыты, и подошедший вплотную к зарешеченному окошку Джеймс хмуро вгляделся в темнеющий за дверью простор. За поворотом, ведущим еще круче вверх, начинался внутренний двор форта, но никаких огней Норрингтон не заметил, что насторожило его не на шутку.
- Никого нет? – удивился Итан, за что получил негодующий взгляд адмирала, оскорбленного одним лишь насмешливым тоном офицера.
Поднеся крепко стиснутый кулак к двери, Джеймс несколько раз сильно постучал, но ответа не последовало. Почти что оскорбленный таким безобразием, адмирал намеревался постучать снова, на этот раз еще настойчивей, но вдруг в высоких воротах распахнулась дверь обычного человеческого роста, из которой на незнакомцев с неподдельным изумлением уставился часовой.
Высоко поднятая в его руках лампа осветила лица пришедших в столь поздний час военных, и пехотинец, признав адмирала в лицо, открыл было рот, чтобы что-то сказать. Но Джеймс был изрядно рассержен недисциплинированным поведением солдата, отчеканил, кто явился, и плечом оттеснил невежу, проведя вслед за собой Итана и Майкла.
Ворвавшись в форт и игнорируя бегущего впереди пехотинца, представители Ост-Индской компании вскоре преодолели зеленый коридор, где сверху над ними нависали пальмовые листья, пряча от света звезд и укрывая засевших переночевать разноцветных птиц, а каждый куст разросся так пышно, что казалось, территория была заброшена и вообще никому не нужная. Но когда подъем был завершен и перед ними возник широкий плацдарм, Джеймс вздохнул спокойно, вспомнив прежнюю рабочую обстановку. Кое-где все так же стояли мишени для стрелков, несколько пушек и ютящиеся рядом под навесом склады с оружием для продажи и тренировок, за самим фортом расположился цыганский лагерь, находящийся под присмотром, дабы вороватый народец не разграбил мирное население. Арестовывать всех они не могли, просто камер не хватало… А ведущая в форт лестница по прежнему охранялась двумя часовыми, бессовестно спящими на своем посту.
Пнув коллег, прибежавший перед гостями форта солдат на этот раз учтиво сопровождал адмирала и лейтенанта на второй ярус, лишь перед дверьми кабинета почившего коммодора Коупа обмолвившись, что идет важное совещание.
- Важнее наших новостей не может быть ничего, - с раздраженной ухмылкой бросил Джеймс, когда дверь после стука отварили. Его фразу услышали находящиеся внутри кабинета офицеры и разом обернулись.
Мистер Фуллер удивленно уставился на давнего знакомого и спустя считанные секунды встал из-за стола с подозрительной резкостью, стремительно подходя к гостям. Лейтенанты с «Грома» переглянулись, возникшее напряжение отчетливо повисло в воздухе, словно запахло бурей, к которой они были не особо готовы и потому нервничали.
Но Фуллер, оказавшись рядом с офицерами, лишь грубо захлопнул дверь перед самым носом ни в чем не виноватого пехотинца-часового и, бросив ненавидящий взгляд на униформу Джеймса, процедил сквозь зубы самое неожиданное приветствие, которое только можно было представить.
- Ничего важнее… Ха. Началась война!

Вопреки ожиданиям, ночное совещание прошло достаточно мирно и безболезненно. Помимо того, что Англия опять сражалась с давним соперником – Францией, в самом Кингстоне начался бунт рабов. Вырвавшись с плантаций, чернокожие невольники засели в северных джунглях, весьма успешно устроив там лагерь, который никто не мог найти. Набеги на город совершались хаотично и дерзко, что лишь усугубляло и так не радужные настроения местных жителей. Пострадав от гнета лорда Бэккета, теперь простые люди страдали от мести рабов, решивших поквитаться с хозяевами. Для проформы, тех, кто не убежал, начали наказывать за малейшие провинности еще больше. Поднялись цены, выросли налоги, торговля, которая должна была процветать, наоборот упала до минимума, который Джеймс помнил лишь десять лет назад. Казалось, еще немного и город падет под грузом проблем, превратившись в дикое жаждущее крови скопление животных, потерявших и пастуха, и дрессировщика. Военные, узнав, что лорд Бэккет и губернатор умерли, оказались перед нелегким выбором. Власть светскую им придется брать на себя. В ту же ночь письма о беде, в которой оказался Кингстон, были разосланы, оставалось лишь ждать и надеяться на быстрый ответ. А утром, когда все формальные вопросы улажены, адмирал возвращался в собственное поместье и с трудом узнавал людей. Если по прибытии ему казалось, что внешне город едва ли изменился, то глядя на понурые серые лица прохожих, похожих на призраков, даже чья одежда ему мерещилась в былые времена намного ярче, он понял, насколько ошибся. Уже не было того духа, не было того настроения, которое привлекало погулять в южной столице из северной. Карибское солнце освещало жалкую тень былого величия и процветания. Дома стояли прежние, улицы были такими же чистыми, но жили в них пережившие страшные невзгоды и страх жители, ходили по ним совсем не для того, чтобы пойти к соседу в гости, а чтобы поскорее купить необходимое на рынке и вернуться, не показываясь другим на глаза.
Норрингтон давно привык, что вслед военным всегда смотрят, но никогда с таким страхом и злобой, как в это утро, пока он неспешно брел по ставшей родной улице к себе домой. Люди озирались, мысленно проклиная в спину, или боязливо переходили как можно дальше на другую сторону улицы, ютясь в тени крыш домов и магазинов. Даже попрошайки, завидев офицера, которые раньше кидались к по определению богатым людям в форме, лишь спешно прятались в тени переулков. Ужасающее состояние отрешенности накрыло адмирала с головой и порог собственного поместья он переступил с хмурой миной на лице, которая не сразу разгладилась, даже когда дверь за спиной закрылась. Его никто не встретил и потому Джеймс мог себе позволить оглядеться и вспомнить что-то приятное. В этом холле он едва ли задерживался, всегда готовый выйти на работу с самого утра еще в спальне. Если Норрингтон и пребывал дома, то в основном в своем кабинете, поэтому спустя столько времени, оттаивал от вспышек памяти, когда на глаза попадались знакомые вещи. Некоторые, особенно те, что украшали широкую гостиную, он собирал сам из трофеев с рейдов.
- Сэр?.. – удивленный голос Милтона отвлек Джеймс от разглядывания старой картины, где красовался в своей ужасающей силе шторм, споря в силе с упрямо бредущим своим курсом фрегатом. Обернувшись, Норрингтон увидел Джонатана. Морщинистое лицо исказила неверящая улыбка, а ярко голубые глаза против воли старика заблестели. Ему пришлось спешно взять себя в руки, но радости Милтон не скрывал. Опекая Джеймса с самого детства, Джонатан последовал за ним даже через океан, когда почил Лоуренс. А ведь мог найти работу где-то в Лондоне и жить так же респектабельно, как в семейном гнезде Норрингтонов. Но привязался всей душой и чувствовал ответственность за ребенка, уже давно ставшего слишком взрослым, чтобы упрекать за неожиданный визит и грязную обувь.
- Вы как раз к завтраку, сэр, - в конце концов совладав с собой, счастливый Милтон вспомнил о манерах, важно поднял голову и жестом пригласил адмирала в столовую.
Накрывать на стол пришлось самому Милтону, но адмирал не был настолько голоден, чтобы требовать большей расторопности. Напротив, каждый заход Джонатана с тарелками и подносами был для него поводом присмотреться к старику и отметить коснувшиеся его изменения. Поседел еще больше, кажется, даже стал меньше ростом, впрочем, Джеймс всегда был выше и редко видел иначе, просто отвык. Но если кто и сохранил дух былых времен, который был так дорог Норрингтону, то именно Джонатан. И не было мысли отрадней, чем эта. Хоть кто-то остался прежним.
- Сядь, не надо уходить, - остановил Джеймс вознамерившегося покинуть хозяина дома дворецкого. – Нам есть о чем поговорить, не так ли?
Милтон с согласным кивком устроился на почтительном расстоянии, но все-таки с улыбкой согласился.
- Давно не приходилось.
- Действительно… - Задумчиво согласился Джеймс, вертя на блюдце чашку горячего чая с едва заметной улыбкой. Беседа была неторопливой и в какой-то степени отягощающей. Адмирал делился событиями, о которых пытался забыть, чтобы поделить свою печаль и ее преуменьшить, а Джонатан по привычке с юмором рассказывал о делах поместья и городских бедах, пока военных не было в порте. И чем больше слушал этот рассказ Норрингтон, тем больше уверялся в мысли, что пора что-то кардинально менять. И новое назначение открывало для того прекрасные возможности…
На следующее утро адмирал с восходом солнца вернулся в форт, готовить корабли компании к отплытию. Не успели они причалить и расслабиться, как долг снова звал в открытое море и на этот раз – надолго. Произведенный в капитан-лейтенанты, Итан Фокс не успел нарадоваться, как на него повесили подготовку «Грома», наряду с линейными «Брайт» и «Сент Амелия». Сущий бедлам начался и в поместье, когда Джеймс вернулся домой к ужину и начал собирать вещи. Вернувшаяся с утра прислуга, словно каждую милую дамочку кто-то постоянно пощипывал, вынуждая прыгать от кушетки к комоду и так по всем комнатам, вычищая пыль и грязь, с трудом привыкала к новому ритму жизни. Но повышенная зарплата вдохновляла на подвиги и вернулись абсолютно все без исключения. А собираться надо было капитально.
- Джонатан!
- Уберите это назад, скажите Дженне, что просто нет времени, каждую занавеску надо выстирать, Поли пускай займется коврами, леди Вейн попросите наконец отмыть ту ужасную кастрюлю…
- ДЖОНАТАН!
- Да, сэр? – чуть не столкнувшись на пороге адмиральского кабинета, Норрингтон и Милтон поспешно разошлись и адмирал вернулся к своему столу, в котором копался битый час, пытаясь найти запропастившийся личный журнал.
- Почему ты не собираешься, Джонатан? Времени не так много, перед отплытием его вообще не будет.
- Собираюсь куда, сэр? – опешил Милтон, следя за тем, как Норрингтон копошится в ящиках стола, упрямо и смертоносно разбрасывая на столешнице ненужные бумаги, письма и карты.
- Как куда? Разве я не сказал? – Улыбнувшись находке и облегченно вздохнув, Норрингтон кинул проклятую книжку поверх кучи набросанной макулатуры, чуть не сбив чернильницу, и с нескрываемым задором осмотрел Милтона с головы до ног.
- Ты едешь со мной.
- В эту дикую глушь?! То есть, простите, сэр, но как же…
- Мисс Роузи сама управится.
- Но как же…
- И денники тоже без присмотра не будут, я поговорил с Оливером, он не бросит Алмаза даже через три года.
- Но… Я же…
- Джонатан. – Подойдя поближе, Джеймс с отеческой заботой поправил на шее дворецкого пышный бант и вздохнул. – Ну, неужели ты думал, что спустя столько лет я просто забуду тот конверт с печатью льва, который пришел тебе в Бексли, и который так опрометчиво не успел подобрать ты? Бывших агентов королевской разведки не бывает.
- СЭР! Умоляю, это же секре…
- Да-да, конечно. Собирайся. Живо! Ты мне там понадобишься. Я устал постоянно быть в неведении, - вернувшись к столу, чтобы все вернуть на свои места, Норрингтон кровожадно ухмыльнулся. – Ты займешься старым делом и обеспечишь в этой злосчастной колонии порядок. Кто, если не ты, Джонатан?
Подавившись ответом, Милтон с отстраненным видом кивнул и вышел из кабинета, оставив адмирала ухмыляться в гордом одиночестве.
***
«Лорд Бэккет был убийцей, кровожадным хищником, не ведающим пощады и милости, но надо отдать ему должное, он многому меня научил. Этот мир стремительно меняется, в нем не осталось места былым понятиям о чести и достоинстве. Все оценивается, всему есть своя стоимость. Всегда можно найти деловой подход, и главное, всегда надо все знать. Быть впереди остальных, иметь глаза и уши там, где враг даже не подумает искать. Против цинизма нужна осторожность, против грубости деликатность. Общение – это способ выведать информацию, а сама информация – это сила, которой можно захватить не прибегая к физическим расправам. Надеюсь, в Вирджинии не будет необъяснимых мистических явлений, согласно старым легендам просыпающимся с появлением британского флота. А если нет, тогда ветер действительно поменялся… На новом месте я смогу забыть о прошлом и попробовать построить будущее, о котором перестал мечтать. Отплываем от Ямайки в приподнятом настроении. Милтон сражается с морской болезнью. Совсем забыл, как плавал несколько месяцев с отцом, но это не страшно, нам недолго добираться до Америки. А воевать с французами будет легче, чем с бессмертными пиратами. Больше преград к исполнению долга на пути не предвидится».

Отредактировано James Norrington (2014-06-27 00:22:18)