ОСС: Пост большой, т.к. введение в мир и обстановку, дальше будет меньше, обещаю =)
Жизнь по будильнику… Как не превратиться самому в робота, когда не пользуешься никакими устройствами, чтобы всегда везде и всюду успевать. Словно машина, кое-как собранная, но безупречно функциональная, человек знает, что и когда делать до минуты. А может и до секунды, Джеймс никогда не смотрел на часы, чтобы убедиться или опровергнуть давно озвученную коллегой мысль за полуденным перекусом в офисе. Стандартное расписание департамента полиции не оставляло времени на отдых или досуг, да порой и поесть было некогда, не то чтобы остаться дома и провести выходные с семьей или друзьями. Ни семьи, ни друзей не было, и при таком режиме даже болеть не приходилось. Все по расписанию, а личное счастье в него не входит.
Понятие нормы превратилось в состояние, полное всепоглощающей и ужасающей стабильности. Им еще в академии обещали, что экзамены будут последним нервным потрясением перед началом службы, а после так войдут в оборот, что и подумать об ужасах криминального мира не получится. Все станет нормальным и обыденным, как утренний быстрый завтрак или проезд до работы по непременно тихим улицам Нижнего Манхэттена, как в это утро. Ни пробок, ни заторов, серые машины едут по серым улицам, не шурша колесами и не шумя энерго-моторами. Прохожих по пальцам пересчитать, скроются в мелких магазинах, вылезут, воровато оглядываясь вокруг, и побредут назад в свои многоквартирные дома, теряясь за блестящими каркасами автотранспорта и затемненных стекол.
Из открытых окон лишь изредка высовываются руки водителей, ни в одной и жалкой сигаретки – нельзя. Не играет музыка, не слышно разговоров в салоне даже, если на заднем сидении копошатся непоседливые дети. За общественным порядком бдят и днем, и ночью тысячи камер слежения. Впрочем, тысячу раз за неделе их приходится менять, потому что далеко не всем по душе мирное течение жизни, которое так легко продемонстрировать на примере движения по Чеймберс-стрит. Деловой район превратился в один из пяти секторов, где невидимая власть устанавливает свои невидимые порядки, и купол над собой чувствуешь и душой, и сердцем. Но все лучше, чем теракты, не правда ли?..
Небоскребы тянутся все выше к солнцу, серому и унылому. Офисный планктон за стеклами многоэтажек без устали трудится над финансовым благополучием района, ведь иначе нельзя. Статистика доходов компаний и уровня жизни населения должна стремиться к тем же высотам, что и крыши зданий, уже давно загибающихся арками на редких фотографиях туристов. Жилых кварталов было мало, да и кто рискнет жить на месте вечных катастроф, когда почти каждый клочок земли когда-то попадал в экстренную сводку новостей. Но и переехать удавалось далеко не всем. Бюрократия, стремилась к тем же высотам, что поделать.
Средним звеном между управлением префекта и населением была полиция. Авторитет, власть видимая и вполне себе ощутимая. В какой-то степени те, кто шел в полицию, понимали, что тешат самолюбие и желают возвыситься над серой массой, но таких было не мало и составляли они обособленную прослойку, которую недолюбливали все, от мала до велика, особенно с маленьким доходом или, проще говоря, бедняки, и так страдающие под гнетом налогов. Ведь именно полиция олицетворяет власть, которая им по факту не принадлежит, значит, на полицейских можно срывать всю обиду и злость за штрафы, санкции, разбирательства в Твидовом суде, сирену по ночам, когда всякая преступная живность просыпается и вылезает из своих темных нор, чтобы наделать шума и навредить общественному спокойствию.
Казалось, преступников любят больше, чем охранников порядка. Они же борются с системой, ломают границы, делают шаг к невидимой свободе за невидимым куполом, накрывшим всю страну, не только отдельно взятый Нью-Йорк. Иногда его тянуло спросить у очередного задержанного наркомана или вора, верит ли он, что лишив город стабильности, превратив своими действиями, как и тысячи других негодяев, свой дом в рассадник порока, станет счастливым или осчастливит кого-то другого? У многих были семьи, жены, дети, пожилые родители, но ответа Норрингтон никогда не слышал. А может и не желал слышать. Зачем терзать себя такими глупостями, сея странное сомнение в душе. На него нет времени, надо работать.
Очередной вызов на место преступление застал его еще в постели, поэтому на работу официально Джеймс вышел раньше положенного. На десять минут, не смертельно. Такое бывало, хоть и сравнительно редко, что немного раздражало. Убийство в одной из квартир Жилого Уголка, как его шутя называли полицейские, с прекрасным видом на подтопленный непогодой Губернаторский остров и парком под боком, где иногда гуляли жильцы. Не в первый раз он приезжал сюда, и скорее всего, не в последний. Знакомый внутренний двор встретил Норрингтона сиянием классических сине-красных мигающих огоньков и периметром, огороженным желтой лентой. В тупике между домов лежало тело, рядом с которым уже скучал коллега.
Пройдя через голографическую ленту, выдавшую его имя, звание и разрешение присутствовать на месте преступления, Джеймс со вздохом остановился рядом с детективом Коннор. Рыжие волосы как всегда были заплетены в длинную косу, в ушах торчали разрешенные министерством культуры сережки, на губах алела тем же ведомством разрешенная помада. Скучающий взгляд голубых глаз бегал по отчету прибывших до них криминалистов, установивших причину смерти. Впрочем, как скупо отметил про себя Норрингтон, причина и так была очевидной даже для идиота. Во лбу неизвестного мужчины красовалась зияющая широкая дыра, по краям которой упрямо копошились «санитары», нано-роботы запрещенного оружия, расщепляющего живую ткань как кислота, но намного быстрее и, если так можно выразиться, чище.
- Дежурный по участку Питерсон, в четыре часа утра делал ночной обход жилого квартала и застал банду преступников. Они убежали, что странно, но оставили подарочек. Дежурный успел поставить труп на консервацию. Проведешь осмотр?
- Доброе утро, Грейс, - хмыкнул в ответ Норрингтон, приманив одного из криминалистов кивком головы. Положенная доза раствора, очищающего от отпечатков пальцев, вот уж воистину казенное имущество, было на учете строже, чем табельное оружие, поэтому за полученный тюбик пришлось даже расписаться. Джеймс выдавил из тюбика ужасающую по консистенции субстанцию, которую суетливо размазал по ладоням. Неприятное покалывание постепенно переросло в жар и спустя несколько долгих мучительных секунд, пока он по привычке встряхивал руки, словно готовясь к операции, субстанция полностью закупировала кожу, не давая в дальнейшем на целых пятнадцать минут наследить на вещественных доказательствах.
- Камеру разбили напоследок, надо будет подать запрос в Архив, - пробунила Коннор, озираясь по сторонам и на девственно чистый асфальт, где не осталось ни одного отпечатка, кроме тех, которые принадлежали сотрудникам полиции и медикам. Прохаживаясь вдоль тела, окруженного непроницаемым защитным куполом, в форме гроба, что символично, девушка сверяла показания сканера в руках на предмет незаметных человеческому глазу улик вокруг купола, над которым возился с индентификатором Норрингтон. Если снять купол, тело распадется и останется одна одежда, но в таких запущенных случаях полиция не стремилась сохранить останки. В конкретном же случае их и хранить было не для кого, что облегчало им работу, но узнать личность преступника можно было лишь по ДНК.
Носком ботинка нажав на кнопку прибора, устанавливающего поле, Джеймс воткнул прибор в бедро незнакомца, чтобы нано-роботы не успели добраться до техники раньше, чем будет завершен процесс анализа данных, и наконец начал обыскивать плавно растворяющийся в воздухе труп.
Детектив Коннор тем временем листала открывшееся ей досье, когда определилась личность убитого, бубня под нос сведения об умершем, пока на ее лице стремительно менялись вслед за движением пальца отсветы фотографий и крупного текста. – Уильям Тернер по прозвищу Прихлоп. Был женат, сейчас в разводе, один ребенок. Судимостей три, отсидел в совокупности пять лет, вышел под залог. Мелкая шестерка.
- Документов не найдено, - шаря по чужим карманам, Норрингтон не пожалел форменных брюк и присел на колено, чтобы залезть в карман чужих замызганных джинс, где нашел лишь пачку запрещенных сигарет и несколько центов. – Немного денег, сигареты, водительские права подтверждающие личность, просроченные.
Выбрасывая находки в любезно подставленное Коннор пластмассовое ведерко, Норрингтон на всякий случай перепроверил внутреннюю сторону куртки и обнаружил потайной карман. Пол тела уже не было, поэтому ему пришлось наклониться ближе, несмотря на небольшую желтую лужицу, последствие работы «санитаров», вид которой вызывал отвращение. Нащупав искомое, Джеймс хмуро уставился на находку. В руках оказалась золотая монета с непривычным для глаза узором. В окружении треугольников в идеально выделанных окружностях на него взирали страшные глаза маленького черепка со стройным рядом оскаленных зубов.
Норрингтон застыл на месте, удивленный, даже пораженный своей находкой. Такие монеты не чеканили ни в одной стране мира. И материал какому-то замызганному на вид Тернеру был явно не по карману. И ведь знакомая от чего-то монета блестела в его руке, приманивая к себе пристальный взгляд. Джеймс еще больше нахмурился от усердия, вспоминая, где же мог видеть такое сокровище… Вскоре его осенило.
Украденная коллекция древних артефактов, частная, к слову, коллекция, которую владелец так и не успел отдать на выставку в музей древностей в Гринвич-Виллидж. Нашумевшее дело потрясло общественность, хотя многие были рады, что такого известного богача, как Кортес, посмели ограбить и лишить очередной порции обожания прессы за длинные и интересные интервью.
И тут случилось нечто странное и из ряда вон выходящее. Джеймс изменений не заметил, но стоило трупу окончательно раствориться, как от монетки в руках Норрингтона прошлась по округе невидимая волна. Коннор пришлось оправить волосы, растрепанные неизвестно откуда налетевшим ветром, а стоящим у машин полицейским, отцепляющим место преступления от толпы жильцов, пришлось ловить слетевшие с голов фуражки под смех толпы.
- Ну, так что там? – Наконец раздался раздраженный голос коллеги, и Джеймс пришел в себя, перестав пялиться на монетку и в притягивающие как магнит глаза черепа. Осторожно спрятав монету в рукав, Норрингтон поднялся и отряхнул брюки, невозмутимо ответив, что ничего.
- Отвык от вида этих роботов. Никому не пожелаю такой смерти, - с очередным вздохом произнес Джеймс, подобрав использованный идентификатор. Дальнейшую работу им придется провести в участке, поэтому больше на месте преступления делать было нечего. Но любезно сопровождая коллегу назад к машинам, перед мысленным взором он все еще видел зачарованное ацтекское золото…
***
Вернувшись домой поздно вечером, Норрингтон окончательно разочаровался в самом себе. Причиной тому стала украденная с трупа монетка. Почему он не отдал ее вещественные доказательства? Зачем спрятал, унес с места преступления, накликав на себя беду в виде санкций или вовсе увольнения? Какого же черта произошло? Захлопнув дверь просторной квартиры, Норрингтон с порога швырнул кейс в угол к приютившемуся там зонтику и, раздеваясь на пути в кухню, возмущался своим безрассудством. Его терзал вопрос, как оправдаться перед начальством, если завтра совесть взвоет окончательно и заставит признаться в находке. Зачем?.. Расстегнув ворот рубашки и манжеты, он нехотя вытащил на свет причину своего потенциального увольнения и снова уставился в пустые глазницы черепа. Странное состояние, будто…
«Как же это называлось… Гипноз?», - думал Джеймс медленно обходя кухонный стол и направляясь к холодильнику за бутылкой минералки. Ну конечно, так и поверят, был очарован куском металла. Клептомания звучит логичней, а ведь тоже карается. Достав прозрачную бутылку без этикетки, он присосался к горлышку и только на следующую минуту с изумлением сплюнул воду в раковину, не понимая, откуда взялся такой странный привкус. Вылив содержимое на все еще безупречно чистую поверхность раковины, он по инерции оперся на столик рукой, задумавшись о том, что действительно не часто ходит в магазин, раз успела стухнуть даже вода. Встряхнув головой, Джеймс выпрямился и одернул руку, намереваясь отойти к окну, проветрить помещение, как под ладонью, где в полную силу прикладывался, обнаружил по привычке оставленный вверх острием нож… И два пальца, идеально отрезанных по самое основание.
Шок – первое, что охватывает человека, получившего травму, от боли, от неожиданности, от ужаса самой ситуации, в которой вдруг оказался. Но его шок в эту минуту стремительно менял свой характер. Ведь больно вообще не было! И даже не шла кровь! Норрингтон глубоко вздохнул, но выдохнуть смог с трудом, зажмурившись, словно готовясь почувствовать прилив адской боли, которая почему-то запаздывала его посетить. Но спустя пару секунд, спустя полминуты никаких ощущений не было, даже когда он, с трудом осознавая свои действия, как в страшном сне приложил обрубки назад к кисти. Джеймс вообще ничего не чувствовал… Не было ни боли, ни жара, ни холода. А прислушавшись к себе, Норрингтон понял, что нет и биения сердца…
Он носился по квартире как раненный зверь, хотя не чувствовал этой страшной раны, поразившей его тело за такой короткий срок. Как может человек жить, когда не бьется сердце? Когда сам себя покалечил и даже не моргнул? Упрямо прикладывая ладонь к тому месту в груди, где обычно чувствовался мерный ритм и нервно щупая пульс, когда эффекта никакого не получал, Джеймс плавно сходил с ума. Отрезал себе пальцы и пришил их, нет, приклеил воздухом назад. В панике хватаясь за голову, он с ужасом осматривал всего пять минут назад изуродованную конечность, не находя даже следов чудовищной неосторожности. Чертовщина! А ведь если бы раньше он так носился кругами, то даже запыхался. «Что со мной?..» - задыхался тем временем в голове внутренний голос, повторяя один и тот же вопрос раз за разом.
Ответ сиял золотыми отблесками в свете старомодных неоновых ламп. Джеймс бросал на монетку подозрительные взгляды, будто догадывался о причине своего состояния, но сразу же отмахивался от глупой идеи, как от назойливой мухи, которая возвращалась, сколько бы ее не отгоняли. Но когда никаких вариантов иного толка Норрингтон так и не смог придумать, уперев руки в бока и мучительно долго жмурясь, он развернулся к письменному столу и сел за компьютер, словно смирившись со своей участью и вознамерившись искать правду в Интернете. Благо с государственным уровнем доступа второй ступени Интернет был намного полезнее, чем для гражданских, чей круг интересов ограничивали владельцы куска всемирной паутины, чтобы беречь горячие головы и сердца от, возможно, неприятных данных, а значит, был шанс найти нечто такое, что помогло бы определить, что за беда и как от нее избавиться.
Всю ночь, не закрывая глаз и не чувствуя ни капли усталости, Джеймс копался в электронных документах, выстроив на экране во весь стол целый ансамбль из видео и монолитов текстов мелким шрифтом, каждый из которых приходилось расширять и читать вблизи, чтобы разобрать некогда популярные типографские издания. Начал изучать свою проблему Норрингтон с очевидного – кражи драгоценных артефактов господина Кортеса. По цепочке ссылок он нашел сведения об археологических раскопках в Южной Америке, где в забытых прериях, покрывших руины некогда развивающихся стран, строители буровых установок на немыслимой глубине нашли захороненный сундук с такими же монетами, одну из которых нашел на трупе Тернера прошедшим утром Джеймс. Коллекцию похитила неизвестная банда несколько месяцев назад, успев нашуметь на весь Нью-Йорк десятком дерзких налетов. Эти статьи уже современных электронных газет Норрингтон листал куда внимательней. Перестрелки, из которых уходили невредимыми, засады, где применялся даже газ, и ничего… Завидная выносливость, хотя многим в этой банде судя по доступным аудио и видео было не мало лет.
«Интересно, добилась ли Коннор от Архива нужной видеозаписи», - спешно переключая страницы, Джеймс открыл совместный с напарницей узел информации и обнаружил необходимый файл с разбитой камеры Жилого Уголка. Включив просмотр на весь экран, Джеймс откинулся на спинку стула и скрестил руки, внимательно следя за перемещением людей в объективе камеры. Вот Уильям «Прихлоп» Тернер врывается в тупиковый переулок, где высокая стена не дает ему продолжить побег. Вот в кадре появляются еще трое, направляя на Уильяма оружие, в руках главного, говорящего, но звук тут же гаснет, потому что один из троицы, заметив камеру, сразу же выстреливает в нее обычным пистолетом, обрывая запись. Пересмотрев ролик еще раз и еще раз, Норрингтон находит наконец тот момент, который не давал ему покоя. Оборачивающийся к камере преступник носил на шее медальон. Взяв картинку в руки и расширив как можно больше, Джеймс настроил резкость и четкость, убрал лишние цвета, очистил картинку, стряхнув мусор в виртуальную корзину и обомлел от результата. Медальон на шее бандита был такой же монетой, которую он нашел на покойнике утром.
***
Ругаться даже в сердцах и произносить не раз брошенное от досады «Проклятие» у Норрингтона с ночи не поворачивался язык. Он так и не смог заснуть, хотя честно ворочался в постели несколько часов, не желая мириться с мыслью, что трупу сон не нужен, потому что он уже в вечном сне. Но ведь он все еще ходил, разговаривал… Думал, в конце концов! Мертвец не может этого делать и уж тем более восстанавливать порванные связки и сломанные кости. Не пощадив и так натерпевшейся вчера руки, для проверки, не сошел ли с ума с рассветными лучами солнца он пару раз проткнул ладонь кухонным ножом, снова ничего не почувствовав и от досады полетел во двор к машине. Куда ему теперь спешить, можно было бы подумать. Жизнь застыла, превратившись в бесконечную смерть, без ощущений, без риска для тела, которому и прокрученный пару раз в печенке нож не беда, без какого-либо смысла. И что самое страшное, найдя источник проклятия, Джеймс так и не смог избавиться от монеты. Череп не отпускал его разум и каждая попытка выкинуть монету в окно закончилась тем, что рука просто с дрожью опускалась вдоль тела. Даже оставить проклятое золото дома он не смог, взяв с собой и спрятав в кошелек. Издревле считалось, что деньги зло и еще никогда он не был так согласен с этим заявлением.
Нарушать установленный режим дорожного движения Норрингтону не пришлось. В субботнее утро на дорогах было пусто, лишь редкие грузовики мусорщиков на воздушных подушках плавали от дома к дому, загребая все накопленное на тротуарах и дорожной полосе за ночь в котлы на своих «спинах» клешнями разных размеров, подчищая пыль щетками. Джеймс гнал машину в знакомом направлении следственного изолятора, где был совсем недавно по работе. Факт странного совпадения осенил его во время попыток себя снова покалечить и добиться желаемых чувств, из-за чего Норрингтон чуть не забыл вытащить нож из ладони, когда выбегал из квартиры. Задержанный им преступник был причастен к банде, решившей покорить Нью-Йорк и поставить на колени все государственные структуры от той же полиции до финансовых учреждений. За столь короткий срок взрыв преступной деятельности сопровождался свидетельствами о небывалых возможностях нападавших и если был какой-то шанс выйти на банду и разобраться с проклятым золотом, то сейчас он ожидал суда в Манхэттенском СИЗО, который должен был состояться этим днем. Преступника должны были перевезти в Твидов суд по месту совершения последнего преступления и засадить на долгие годы за решетку… В лучшем для преступника случае. Норрингтон никогда не пользовался правом присутствовать на подобных заседаниях, если дело не заканчивалось казнью. Заключение – это наказание, после которого можно исправиться, начав жизнь заново, видеть засадившего тебя детектива совсем не обязательно, но смерть – это финал («В обычных случаях», - поправил он сам себя, нервно следя за знаками на табло, чтобы не нарушить скоростной порог), и если ты причастен к ней, то должен ее видеть.
Приехав к высокому и ничуть не устрашающему на вид зданию, пройдя фейсконтроль на КПП, Джеймс припарковался у самого входа и поспешил в приемную, регистрировать визит к обвиняемому номер 663. Старомодные узкие коридоры привели его в сопровождении дежурного офицера к нужной камере и оставшись один на один с преступником, Норрингтон не удержал глумливой усмешки. И в самом деле, как земля таких людей носила? Но если раньше насмешка была искренней и уверенной, то сейчас в глазах Джеймса отчетливо читалась злость и паника, поэтому начал разговор он с банального и злорадного.
- Не плохо устроились, не правда ли?
Отредактировано James Norrington (2014-07-11 12:22:16)