Букер пытается трясти головой, чтобы избавится от наваждения, чтобы прогнать такой дорогой сердцу и такой ненавистный вид. Но как и многое в округе, это идет не по плану и он лишь только бессильно наблюдает как рванная червоточина, разрывая пространство, словно острый нож холст красивой картины, обнажает то, что находится на ней.
Окно, как его любила называть Элизабет, маленькая лазейка в другой мир. В другое пространство. В другое время. Он пытался бежать от этого, но увязший среди сотен миров и реальностей он стал частью этой материи. Он уже привык видеть эти рванные края, так безобразно пульсирующие и так жестоко обнажающие абсолютно больное пространство для него. Он не мог осознать как другие не замечают эти окна, как они не видят, что где-то совсем не так уж и далеко ярким светом, скаля свои несуществующие клыки, червоточины заставляют в очередной раз взглянуть на этот осколок другой реальности.
Он настоящий. Букер знает это. Абсолютно другой мир, но и он часть его, это прекрасно известно. Давно уже переставший различать, что есть правда, а что есть лишь игра его больного и измученного сознания, привыкший к тому, что реальность и галлюцинации смешиваются и заставляют его страдать, он достаточно долго игнорировал это окно.
Он старался не заглядывать украдкой за эти рванные края и видеть там до боли в сердце знакомые очертания, одновременно и приятные, и заставляющие его сердце обливаться болью. В сознании вспыхивали воспоминания, не его и одновременно, принадлежащие ему.  Сотня-другая разных миров, но в каждом из них есть он – город мечты.
ДеВитт лишь только неопределенно вздыхает, словно выражая и обреченность и некоторую грусть. Рука как-то сама тянется к повешенной на спинку стула кобуре, извлекая из нее старый добрый Коль Патерсон. Гладкий ствол оружия, казалось, потемнел от слишком скучной и неактивной жизни. Вытащив из барабана пули, Букер высыпал их на стол, рядом же кладя и кобуру. Сегодня хотелось отвлечься от глупых мыслей об Окне, что сияло всего в нескольких от него шагах, словно дразня и маня его. Вынимая клин и снимая ствол и барабан от основной оси, он старался полностью сосредоточиться на начавшем тихо чахнуть оружии. Мысли как-то привели его к тому, что он чем-то похож на свой револьвер, в состоянии полнейшего спокойствия он начинает ржаветь, а отсутствие запаха пороха сводит с ума. Грязным от смазки платком (дочь убьет его, когда узнает о том, что он опять использовал белые вещи для чистки оружия) протирая каждый ниппель на барабане, он думал о чем-то своем, глубоком, неосязаемом. На чистом автомате, он захлопнул барабан, надевая поверх ствол с отошедшим в сторону клином, возвращая тот на место и, в последний раз прокручивая каждое из шести отверстий для патрона, вновь возвращая в него пули и взводя курок.
Взгляд опять ненароком падает на сияющий разрыв. Желания всегда были у него на первом месте. Он потакал им, вне зависимости от того, насколько больными или же неправильными казались они окружающим. Наверное потому весь оставшийся мир так сильно его ненавидел.
Вернув Патерсон в кобуру, ДеВитт натянул его поверх жилета, ощущая как оружие и патронташ с другой стороны оттягивают плечи, заставляя выпрямится. Рука сама тянется вперед. Когда-то ему не была нужна Элизабет, чтобы проходить через разрывы. Чтобы ощущать как все в округе меняется и отторгает его словно чужого. Но теперь все по другому. Он не просто часть отдельного мира, он разорванный на миллиарды песчинок, находящийся везде и нигде, потерянный вреди океана и звезд, что сияют над ним. Рука на секунду натыкается на преграду, но всего на секунду, в следующий момент разрыв сияет ярко, словно приветствуя его, тянет его к себе, как старого друга, которого давно уже не видел. Еще один шаг, и Букер закрывает глаза, по какой-то глупой привычке, ощущая как в лицо летят мокрые и соленые капли. Море. Его море.
Глаза стремятся вверх,  куда-то к облакам и натыкаются на миллионы звезд, сияющих в небе. Любая из них здесь его. Каждая из них несет в себе часть чего-то отрывочного и, тем не менее, близкого. Букер делает еще шаг и разрушенный мостик впереди поднимается из моря, вновь собираясь воедино, разрушенный мир восстанавливается, стоит только  бесцеремонно вторгнутся в него. Он поворачивает голову и видит уставшую высокую фигуру, его собственную, шагающую по другому мосту, а рядом прыгает девочка в синей юбке. Они не видят его, но он видит их. Глаза другого Букера широко распахнуты, от удивления, страха или же восторга, на что он сам лишь ухмыляется. Кого-то ждет открытие сегодня. Мир не един.
Но это уже не его забота. Букер делает еще шаг и звук действующего окна в очередной раз разрывает сознание. Он оборачивается натыкаясь взглядом на слишком любопытное и оттого слишком взволнованное лицо.
- Зря ты пошла за мной. – Он качнул головой, упирая руки в бока. – Кстати а зачем ты пошла за мной?

Как бы сильно он не сопротивлялся, как бы сильно не отрицал, но Колумбия была его единственным домом. Местом, где его грехи не казались такой уж и тяжкой ношей. Сначала  был Техас, его  душные будни и до дрожи пробирающие холодные ночи. Место, где впервые его глаза застелила пелена крови. Потом была Маньчжурия, ее завораживающие, но тем не менее кровавые виды. Ихэтуани были куда как более серьезным противником, нежели невооружённые и сморенные голодом индейцы, но сути это не меняло. В любом случае его новая попытка открыть для себя новые земли закончилась кровопролитием. И он уже настолько привык к тому, что в какое бы место он не подался, с рук его будут капать багровые капли, что не особенно сопротивлялся судьбе и тому, куда она его закинет. А закинула она его в Нью-Йорк, где, дав новый шанс, тут же похоронила его в могиле жены.
И только Колумбия, с ее стройным рядом облаков, в которые врезались здания, с бесконечным шумом ветров, дала ему ощущение дома. Он и сам не понимал, отчего этот город настолько ему дорог. Но маяки, каждый из сотни, вел именно сюда. Ему было хорошо здесь.
Букер шагнул вперед, глаза зацепились за знакомые дома, с элементами классического стиля и ионическими колоннами, соединенные между собой фонарями и периферийными арками. Мягкие цвета фасадных стен переплетались с белизной залезших на них облаков и редкие балконы были полностью усажены зеленью – людям здесь катастрофически не хватало зеленых островков.
И тут же знакомый голос вернул его от созерцания всего того, что он, казалось, успел похоронить. Лидия смотрела на него с долей любопытства и опасения. И тут он впервые осознал, что нужно что-то объяснять. Раньше все было куда как проще – ему не требовалось рассказывать о себе и потому он мог отгородить девочку от всего того, что составляло часть его мира. ДеВитт уже осознал, что тот, кто слишком близко соприкасается с его миром, становится частью огромного механизма, что разваливается на глазах по его же вине. С Лидией пока что было просто, она не требовала ответов на не озвученные вопросы. Ну… по крайне мере до этого момента.
- Тебе никогда не говорили, что если видишь непонятную вещь, тем более светящуюся в пространстве, от нее надо бежать куда подальше. – Он подхватил девушку под локоть и увел в сочленение двух зданий, где механические клешни плотно прижимали одно здание к другому, образовывая светлую, но все же далекую от остальных глаз подворотню.
Ему хотелось злиться на девочку, возможно даже рыкнуть на нее из-за подобного поступка. Но в конечном итоге он лишь вздохнул, осознавая, что все беды обычно случаются из-за него и из-за того, что он слишком близко кого-то к себе подпускает. Его жизнь в одиночестве это всего лишь необходимость, простое стремление убежать от крови и насилия и тем более не заставлять других переживать подобное. Тех,  кто это не заслужил.
Было раннее утро, людей на узкой улице было очень и очень мало, они либо еще не проснулись, либо уже спешили на утреннюю мессу.
Пророк читает проповедь каждый день ровно в десять со своего дирижабля, - промелькнуло у него в голове и от этого кровь забурлила ненавистью. Если есть Колумбия, то есть и Лютес, со своими исследованиями и ровным голосом с британским акцентом. Есть Комсток и его богобоязненная паства, которая ради своего правителя готова бросится на штыки. Есть Элизабет… Букер попытался поднять голову и увидеть знакомую статую, раскинувшую свои крылья и протянувшая вперед руки, отсвечивающая в лучах солнца словно золотая. Но он видел только кирпичную кладку дома, к которому прижал Лидию, чтобы никто ее не увидел.
- Это город… - ДеВитт выдохнул, осознавая, что теперь придется все рассказать. – Колумбия. В 1887 его построили по чертежам Розалинды Лютес, а спонсировал постройку… я.
Он замолчал. Было странно, но казалось, что он все еще там, стоит перед толпой богатых и влиятельных. Все еще молодой и все еще способный на многое, с новым именем, и уверенностью, что Господь смоет с него все грехи. Он говорил так уверенно, что и сам удивлялся этому. В нем не было ни капли сомнения и похоже именно это и купило правительство. Они не поверили заносчивой Розалинде, но его слова они взяли на веру.
Я вижу будущее, - собственный голос в его голове отдает металлическим скрежетом, - и будущее это в облаках. Колумбия воспарит и будет раем на земле. Я вижу…
- Я вижу то, что произойдет. И что произошло. – Он внимательно смотрит на Лидию, словно надеясь, что та его все же заткнет. Но ничего не происходило и каждая последующая фраза хрипло вырывалась из горла. – Я родился в 1874. А в 1890 поменял имя на Закари Комсток. Город взлетел в небо и там и исчез. Здесь я правитель и пророк, который видит будущее. Но тут же я и самый опасный человек. Если… если тебя кто-нибудь увидит в моей компании, то попытается убить.
ДеВитт протянул вперед правую руку. Большую часть времени он предпочитал заматывать ее чем-нибудь, чтобы не бросалось в глаза. Но иногда… он специально всматривался в нее. Потянув за ткань, мужчина продемонстрировал клеймо с инициалами Анны, около которого остался след от ножа, всаженного ему в этом же городе по самую рукоять. И в следующий момент кивнул на плакат. Плакаты были самым главным оружием Закари, он вещал с них точно так же, как из газетных заголовках и динамиков. Яркий плакат, пестрящий багровыми и желтыми цветами, демонстрировал черную костлявую руку с когтями, на которой ярко сияли две буквы - AD.
- Ложный пастырь придет, чтобы забрать у нас нашего Ангца. – Прочитал он с плаката и тут же вновь посмотрел на Лидию. – Это сложно объяснить… представь, что есть не только твой мир, но и другой и там все сложилось… по другому. Те же люди, другое развитие событий. Там  мы могли никогда не встретиться и пройти мимо, или же наоборот. Есть столько вариантов развития событий. Но я… не принадлежу ни одному из миров, я продал душу науке и собственным амбициям, чтобы стать выше любого мира и в итоге сам себе стал самым злейшим врагом.
Он помнил глаза Розалинды, неуверенные, но горящие желанием. Она хотела того же что и он сам – стать выше самой реальности. Ну, уж у женщины это точно получилось и где бы она сейчас не была, он лишь надеялся, что они с Робертом прекрасно проводят вечность в мире с сотней дверей. Ну а он слишком сильно увяз во всем этот. Он детектив с револьвером наперевес, который сделает все ради денег. Он революционер, обмотанный красной лентой, стоящий на защите угнетенных. Он жестокий пророк, что сжимал пальцы на горле собственной жены. Он нечто большее, чем просто человек. Уже не живой человек, но все еще и не мертвец. И тихий, обреченный голос собственной дочери больно режет ухо.
- Я Закари Комсток. – Повторяет он и ощущает как кто-то крепко держит его. Ощущение дежа-вю заставляет неприятно поморщиться. Он уже проходил это, только в прошлый раз он стоял на коленях в воде, готовый смириться со всем. – Я Букер ДеВитт. Я умер… в 1912 году. Но я не воскрес… я просто… перестал существовать в одном из миров. Но они все так близко друг к другу, что пока хотя бы в одном из них жив Букер или Закари, они будут жить и в остальных. Наверное можно сказать, что я… не могу умереть. Даже если хочу этого больше всего на свете.

Он уже давно не верил в человечество. Его мир сплошь состоял из крови и разбитых надежд.  В этом мире умирают достойные, зато подлые и алчные живут долго и счастливо. Это и есть та самая, реальная сказка, о которой все говорят. В этих сказках прекрасные принцессы точно так же заперты в башне, но свобода их порой оказывается хуже той неволи, в которой они оказались. И прекрасные принцы в конечном итоге оказываются хуже пресловутых и злых драконов. Да и был ли этот дракон?
В его сказке все перевернулось с ног на голову и захотелось просто сбежать из этой безумной книжки, в которой кто-то решил поменять страницы местами. И он попытался. Зарылся где-то в абсолютно других мирах в попытке начать все заново. Бежал не от других, но от себя скорее. И вот опять, как бы он не старался, его собственный разум привел его обратно в Колумбию, в город, который он возвел и устремил в небеса. В город, который он и уничтожит. Сейчас Колумбия выглядит все так же прекрасно – солнечная и яркая. Еще не зажглись огни революции, красные знамена не обвили шпилей зданий, и раскаты выстрелов не сотрясают воздух. Кто знает, вполне возможно, что и Фицрой в этой вселенной нет. Нет никакой революции. И Слейт все так же орет на своих подчиненных, сидя у себя в кабинете и сверкая бляхой, заменяющий ему повязку на глазу. И живы все те люди, что погибли в горниле войны. Жив и жадный до денег Финк и его брат, мечтающий лишь о приливах вдохновения для очередной музыкальной композиции. Живы трудяги и рабочие нижних кварталов, жив благочестивый народ. И все здесь прекрасно… потому что здесь нет его.
Лидия слушала его исповедь и он, изучая ее лицо, не мог осознать, о чем она думает. Каждый нормальный человек, если таковой попадался ему на пути, услышавший эту историю просто убегал от него в противоположном направлении и был таков. Это нормальная реакция на безумцев.
Ну а дальше пришла ее очередь рассказывать свою историю Букер не задавал до этого вопросов, ведь тогда пришлось бы отвечать на свои собственные. Так было… удобней, видеть друг  в друге незнакомцев, которым ничего друг о друге неизвестно. Просто не перегружать своими проблема и тем более не спрашивать о проблемах девушки, потому что… справится сама? Скорее всего нет. Но будет достаточно гордой, чтобы не просить помощи. Как и он. Лучше опять утопится, нежели признает, что недостаточно силен, чтобы справиться с проблемами.
- Ну что ж, кажется ты только что раскрыла то дело, из-за которого я приехал. – ДеВитт усмехнулся и инстинктивно провел рукой по ее волосам. – Видеть смерть и нести ее – это две разные вещи. Хотя… и это меняет людей. Ты очень странная девочка, Лидия... и дело далеко не в твоих ухажерах...
У него уже был пример того, как кровь, пусть и на чужих руках, но ломает человека. Как он сломал вою собственную дочь. Из веселой и юной девочки сделал из нее безразличную ко всему женщину, сломав ее изнутри, разорвав на части невинного ребенка внутри. Это у него получается лучше всего – ломать.
Букер отступает на шаг, осматривая Лидию и лишь только качает головой. Хорошо, что их здесь никто не видел. Колумбия город прогрессивный, тут женщины служат наравне с мужчинами, работают наравне с мужчинами и доказывают, что ничем их не хуже. Наверное тут стоит отдать должное Комстоку – он был на удивление двойственен в своей политкорректности. Он разрешал любить друг друга не зависимо от пола, заниматься тем что пожелаешь вне зависимости от твоей принадлежности, но только если речь шла о человеке белой расы. Все остальные для него и не люди были, шваль, именно этому его научили на Вундет-Ни и Шанхае. И Комсток пронес в себе эту заразу до этих времен. Но ведь… Букер не Комсток… ведь так?
- Тебе бы… переодеться… - Коротко бросил он, не зная как сказать. – Если тебя увидят в таком наряде, то точно позовут констебля. Идем…
Он толкнул дверь черного входа. Открыто. Ну конечно. В Колумбии не боятся воров – их просто нет. В Колумбии вообще ничего не боятся, потому что это рай. Он оказался в кухне, такой типичной, обложенной кафельной плиткой, с кучей полок и печкой-буржуйкой. У плиты стояла чернокожая женщина в фартуке и с удивлением всматривалась в внезапных гостей, которых ну никак не ждала.
- Прошу прощения, господа заблудились? – Женщина удивленно взглянула на Лидию, кричать и звать на помощь она и не собиралась, скорее наоборот, опасалась что белые господа могут быть чем-то недовольны и злость свою выплеснуть на нее.
- Quum tumultuositas vulgi, - наугад кинул один из кличей Vox ДеВитт, какие мог вообще вспомнить и выудить из своей памяти. Лицо служанки изменилось, глаза и так большие, раскрылись еще сильнее, на лице заиграла удивленная улыбка.
- Semper insaniae proxima sit,- ответила она, - вы поддерживаете Дейзи и ее борьбу! Брату по идеи что-то нужно?
- Девушке бы переодеться, она не местная. – Женщина тут же вышла и прикрыла за собой двери, оставляя Букера наедине с Лидией. Он лишь только пожал плечами, словно ничего не произошло. – А еще я развязал революцию, чтобы свергнуть самого себя. На самом деле ее развязала служанка Комстока, которую он хотел убить, я просто немного помог… сложная история… скажем так, у меня есть причины ненавидеть самого себя очень и очень сильно за мои поступки. Ведь… я в этом мире то еще дерьмо, если честно.

Колумбия была городом, который он построил, который он создал. Взрастил из мечты. Точно так же как и вырастил вместо пахучих роз ядовитый плющ, который обвил так много заблудших душ, ищущих познания и просветления. Бедные ягнята. С одной стороны прав был Комсток.
Берегитесь лже-пророка, он заведет агнца в самые темные дебри.
И ведь он прав. Комсток есть Букер. Лже-пророк есть пастырь. И привел он там многих людей лишь во тьму заблуждения. Они готовы были пасть на колени по велению его зова, не обращая внимание на то, что в следующую секунду к их виску приставят пистолет и спустят курок. Они готовы были умирать только ради своей веры.
Люди всегда умирают ради веры. И ради нее же убивают. Не важно что это за вера. В парня, что устроился уютненько на облаках и обещает тебе место рядышком, если будешь хорошо себя вести. Или же вера в свободу и свои идеалы. Все приводит лишь к смерти. А вот жить для себя, не ссылаясь на идеалы. Да. Люди будут смотреть на тебя с отвращением, но какое тебе до них дела? Ты выше всего этого. Ты знаешь…
Букер поводит плечом, словно разминаясь. Мир в который он пришел был таким... обычным, по сравнению с его. Ему просто хотелось, так по-простому хотелось убежать. Конечно же он знал на сотне других примерах себя самого, что бежать не выход, но нужно было попробовать еще раз, учась на ошибках себя прошлого. Просто быть тем, кем он всегда хотел быть, обычным человеком, а не  пророком или же революционером. Черт, он ведь никогда не искал себе проблем, они сами его всегда находили. Но впервые за всю свою жизнь он нашел покой, который так долго пытался утопить в бутылке и бесполезных попытках все исправить. И абсолютно не хотелось уходить. Не хотелось ничего менять. Пусть все остается как есть. Ведь впервые он мог назвать себя... счастливым? Да, пожалуй да.
- Похоже, расследование законченно, - ухмыляется Букер. – И самое чудесное, что за время работы я даже не придушил Стилински и МакКола. А хотелось.
Колумбия была для ДеВитта чем-то родным. Частью его самого. Среда, в которой он провел так много времени. Где жил и умирал. Умирал. И вновь умирал. Это стало обыденным, въелось в его сознание. Осознание смерти больше не пугало его именно из-за Колумбии. Он никогда не умрет, пока в городе будет парить этот город. А он будет летать в небесах всегда.
- Тебя назовут нарушительницей спокойствия и  осудят всем скопом. – Улыбнулся Букер, вспоминая, что добропорядочность и желание людей диктовать общепризнанные нормы здесь были сильнее всего. И вообще, даже не смотря на то, что Комсток был человеком глубоко убеждённым, что женщина ничем не хуже мужчины и точно так же в состоянии нести службу и держать в руках оружие, навязывал стандарты благопорядочного поведения и жесткой морали. Его цензура была настолько незаметной, что принималась как данность норм морали и в этом Букер аплодировал самому себе стоя. Так запудрить людям мозг, что они сами пойдут на эшафот.
Мой муж лжец, но он не может не врать, - прозвучали слова жены в его голове. Одной из его жен. Той самой, что носила длинную синюю юбку и белый корсет. Что всегда заправляла свои темные волосы под шляпу. И что всегда смотрела на него с обожанием, как на истинного чудотворца, но в тоже время боялась его, как самого ужасного из монстров, порожденных этой землей. Что осталась с разбитым сердцем и разбитыми мечтами, потому что не смогла вовремя осознать, кто скрывался за овечьей шкурой. – Ведь если это правда…
- Зачем Господь доверит будущее лжецу и убийце? – Повторил он вопрос Леди, застрявший у нее на губах в самый последний момент, перед тем как ее глаза закрылись навсегда. Интересно, ее могила все так же самое прекрасное место в городе? И там все так же играет шкатулка с Моцартом. Она никогда не затихала. Даже когда кровь окрасила улицы города, музыка не дрогнула. Даже когда глаза Леди вновь открылись и она, взглянув на него, закричала так неистово, что ярость этой женщины подняла из могил павших солдат. Удивительно с какой легкостью Букер умел превращать обычных людей в монстров. Даже после их смерти. Теперь он понял. Она не была обижена на Элизабет. Она была обиженна на него. Тянула свои прозрачные, бледные руки к нему, хотела разорвать. И кричала. Хотела отобрать у него Элизабет, потому что… знала? Но не могла сказать. Только кричала.
- Хм… - он взглянул на принесенное платье и указал на него Лидии. – Помощь нужна? Корсеты это страшная мука. Особенно в эти времена.