Солнце уже давно скрылось за горизонтом, а тишина все не наступала. Наоборот, город только начинал жить ночью. Все те немногие, что могли похвастаться своей более или менее чистой совестью отправлялись на боковую, освобождая место на сумрачных улицах для тех, кто предпочитал скрывать свои лица в тени. И поверьте, вторых на острове было куда больше чем первых. Именно благодаря этим «друзьям» тьмы порт и все местные заведения могли похвастаться доходом и процветанием. С наступлением ночи начиналась другая, более полная и красочная жизнь… Но все должно иметь свою меру. И разумеется, кто-то должен устанавливать мерки и границы этой самой дозволенности. Кто-то должен творить закон в условиях полного беззакония. Создавать правила для тех, кто поклялся их не соблюдать… Как сложно удержать две отрицающие друг друга по сути, стороны.
Светловолосая женщина устало вздохнула и отвернулась от раскрытых ставней, что ведут на небольшой балкон. Ночной ветерок теребил старые шторы и огонек одинокой свечи, обдувая прохладой сидящую в потрепанном кресле мисс Гатри. Тревожные мысли не давали ей покоя…
Протянув руку, она ухватила кружку из которой недавно пила и встряхнув ею, обнаружила, что на дне нет и капли. Тонкие брови нахмурились, когда и в бутылке не нашлось искомого. И когда она успела все выпить? Неужели так глубоко ушла в раздумья?
С глухим стуком женщина опустила свои ноги, что до этого покоились на столе, и нехотя встала. Больше всего ей сейчас хотелось позволить себе плюнуть на все проблемы, расслабиться и… пройти по тоненькому веревочному мостику, что соединял верхний этаж ее покоев с комнатой над борделем, в которой обитала одна куртизанка. Но это был пережиток прошлого. А обстоятельства требовали от нее максимум сил и минимум расстроенных чувств. И плевать что она осталась совершенно одна во всех своих проблемах. По крайней мере она теперь точно знает кто ей друг, а кто нет. Ведь друзья познаются в беде.
Не то чтобы она была в большой беде. Но неприятности назревали, а она с трудом успевала решать повседневные «происшествия», которые то и дело происходили в «ее» городе… Кто говорил, что ответственности не бывает слишком много? Покачав головой и скривив губы Элеонор пошла вон из своего кабинета, который по праву уже считала действительно своим. Ведь отец не появлялся здесь уже очень долгое время и все деловые вопросы, а иногда и вопросы личного характера, она решала именно тут: «тронный зал королевы». Звучит еще смешнее чем желание Ричарда «искупить свои грехи».
Она уже спускалась по лестнице, что вела в зал таверны, размышляя о гадкой породе своего родного отца. Стоило лишь чуть-чуть «вдохнуть жаренного», как сразу испугался и решил переметнуться под чужие знамена. А ведь это была не первая и не вторя инспекция, явившиеся с визитом в Нассау. Да, разве что они раньше не проявляли такого интереса… Но трусость мистера Гатри сейчас была не самой большой неприятностью. Глупец уже имел «счастье» получить за свое упрямство от Флинта, хоть это его ничему и не научило. Он решил отомстить дочери, выставив ее крайней за все его глупости и малодушие. Что же, следующий ход должен быть за ней. Но какой?
Сегодня вечером она не хотела думать о том, какими способами она должна бороться с демонами Ричарда. Да и без него хватало неприятностей. Что делать с разъяренной толпой, которая требовала своих денег? И главное, они бы и не стали их требовать до поры, если бы не чертов папаша… Она смогла успокоить их на время. Но скоро все и вправду узнают о том, что денег у их предприятия почти не осталось. Кажется, все эти вояки заткнулись лишь потому, что форт перешел в руки Уэйна.
Как произошла эта досадная неприятность – она вообще не могла понять. Или же ее сознание отказывалось работать в этот вечер. И все же, когда она успела выпить всю бутылку?
Скользя рукой по перилам хлипкой лестницы, женщина осматривала зал таверны. За столами разместился разнообразный, хоть и немногочисленный люд. Здесь можно было душевно посидеть и хорошо выпить. Но все же место не пользовалось изрядной популярностью из-за того, что все знали кому оно принадлежит. Ведь все хорошо усвоили, что за данную им как благословение, возможность вершить свои не очень законные дела на этом острове, взамен они обязаны соблюдать правила «приличия». И не многим местным хотелось отдыхать под присмотром представителей власти этого города. Эта таверна была скорее прибежищем для новичков и приезжих, которые, в силу своей не адаптированности к местному «климату», страшились за свои кошельки и жизни. Вот и сейчас, Элеонор выделила из всех присутствующих так называемых «мальков». Они были еще не привыкшие и пуганные, озирались по сторонам, боялись открыто говорить о своем желании приобрести что-то незаконно, или же что-то продать… Но с ними она будет разбираться завтра. Сейчас – благословенный вечер, когда ей удастся дать отдых сознанию, чтобы потом «запрячь» его, нещадно погоняя и заставляя работать без отдыха «на переправах».
Спустившись в зал и направившись к прилавку, Элеонор потерла уставшие глаза, что с таким разочарованием смотрели на окружающий ее мир. Некоторые могли бы подумать, что она только что встала, толком не проспавшись после тяжелой попойки. Хотя, после «сеанса» погружения в свои мысли она чувствовала себя примерно так же, что собственно и отражалось на ее уставшем лице. Ее состояние выражалось в понуро опущенных плечах, немного растрепанном виде и казалось, даже каждая складка на ее юбке выражает измождение как моральное, так и физическое. Ей бы поспать…
Заглянув за прилавок, женщина изъяла из нижней полки наполненную мутную склянку хорошего вина, что хранила лично для себя. В этот самый момент двери в таверну раскрылись и из полутьмы улицы на порог шагнуло несколько человек:
-Где эта гадина? – выдал один из них. Многие из присутствующих обернулись на звук громкого голоса. Но через мгновение их взгляды обратились в сторону стоящей за прилавком Элеонор. Видимо, не смотря на наличие в зале еще как минимум трех женщин, «гадиной» здесь могла быть только она.
Прихлопнув пробку, что с характерным чпокающим звуком закупорила горлышко бутылки, женщина отставила ее и взялась за наполненную кружку.
-Мне казалось они с Сильвером перебили всех буйных, - тихо самой себе сказала она и сделала глоток. Нет, ей явно сегодня больше не стоит пить. Тем более, если назревает разборка. –Что случилось, уважаемый? – уже громко и для всех, будто бы она выступает с объявлением, спросила Элеонор. Если с ней хотели что-то сделать, то лучше привлечь свидетелей. Может, кто-то сможет вразумить этих «гостей». –У вас ко мне какое-то дело?
-А может и дело! – огрызнулся тот, что решил выступать лидером их маленького бунта. –Ты, блондинистая тварь, легко отделалась в прошлый раз! У Уэйна оказалась кишка тонка поставить тебя на место и вернуть себе… все! – очевидно длинные высказывания и мыслительный процесс были сложны и не совместимы для данного индивида. Но и сказанного было достаточно, чтобы понять – он действительно пришел ее убивать. И каков наглец! Явился прямо в ее таверну!
-А разве Уэйн не доказал вам и мне, что он хитрый стратег и талантливый тактик, когда увел у меня из под носа форт? – старательно скрывая ироничные нотки в своем голосе, спросила женщина, хмуря брови. Она старалась держать лицо, но помимо иронии и понимания абсурдности ситуации, она так же испытывала страх. Ведь здесь нет никого кто решился бы за нее заступиться. Флинт пропал на своем «Морже», в погоне за легендарной «Уркой де Лима»; Уэйн, как бы ни был зол на нее, сейчас отлеживается в своем укреплении, явно планируя свой следующий шаг по покорению ее, словно непостижимой высоты; отец далеко, да и она почти не сомневается в том, что он бы поспособствовал ее «свержению»… Рядом никого нет. А с таким трудом успокоенный люд, словно те угли, ждут лишь искры чтобы вновь распалиться в новом приступе злости. Эти неотесанные уроды направят их злость в правильном русле – в ее сторону. И тогда от нее даже мокрого места не останется.
-Господа, давайте мы все дружно пойдем спать, протрезвеем за ночь, а завтра вы сможете изложить мне суть своих претензий, как… нормальные люди. – она решила больше не язвить и собрать все свое благоразумие, дабы отвадить от себя беду прибегнув к своему таланту оратора. Но у нее язык не повернулся сказать про этих козлов «цивилизованные». И они, кажется, это заметили. Значит не так уж и пьяны. А это даже страшнее…
Тот что был первым и явным лидером, грязно выругался в ее адрес и пнул ногой стоящую неподалеку скамью. Та со скрипом повалилась, задев не прочный стол. Стол же, в свою очередь задрожал и стоящие на нем бутылки и кружки попадали и скатились на пол, произведя шум. Кто-то уже вскочил из-за своих столов и отскочил к стене, дабы дождаться удачного момента чтобы убраться из опасного места. Лидер «банды» уверенно прошагал через зал, распихивая на своем пути столы и нескольких человек. Остальные же его трое друзей разбрелись, желая держать всю обстановку под своим цепким, почти трезвым, наблюдением.
-Сейчас твое личико, которое так любит Уэйн, познакомится с поверхностью этой столешницы, … - очевидно привязанность капитана не давала ему покоя, как личная обида. Испорченный ум мог подумать что угодно, но Элеонор все же предпочитала считать, что этот бабуин просто не может простить ей отобранный корабль и унижение. Видимо, он был одним из тех немногих, кто остался на стороне Чарльза и, кто разочаровался в его бездействии. Да и его решение владеть сухопутными и наземными силами, очевидно, его так же не устраивало. И теперь, она будет расплачиваться за чужую глупость. Ну ладно, за свою тоже. Но она не считает это глупостью.
Женщина поставила кружку на прилавок и даже сама не заметила, как сделала предостерегающий шаг назад, упершись спиной в стенку с полками, что были уставлены всяческой выпивкой на любой вкус. Если она сейчас кинет в него бутылкой… то вряд ли попадет…

Отредактировано Eleanor Guthrie (2014-07-27 11:17:12)

Она так и стояла, будто бы примерзшая, прислонившись к полкам с выпивкой в широчайшем ассортименте. Зрелище что предстало перед ее глазами обескуражило ее. И стоит сказать, на пару мгновений даже лишило дара соображать здраво. У Высших Сил, очевидно, есть свое чувство юмора – ведь именно в тот момент, когда женщина уже думала о своем приближающемся скоропостижном конце, будто бы из ниоткуда возник некий герой, что решил вступиться за ее... ну если не честь, то, жизнь точно. Правда героем мисс Гатри считала его не долго. В первые минуты перепалки в ее таверне она просто растерялась, разумеется, от внезапного поворота событий и... счастливого избавления? Хотя предугадать финал этой изящной схватки она не могла, поэтому, расчетливый ум быстро собрал свои более или менее трезвые крупицы и составил план благополучного отбытия из «зоны конфликта». В конце концов, если этот внезапный спаситель не справится со своей миссией, он хотя бы отвлечет бандитов, дав ей возможность улизнуть. Но куда бежать? Наверх, в свой кабинет? Так они смогут ее догнать и выломать хлипкие двери. Бежать из кабинета по мостику, биться в двери к Макс – не известно пустит ли она ее, свою неудачную любовь. Да и весь бордель сейчас принадлежит людям Уэйна. Ее ничто не стоит взять там, что называется «под белы рученьки» и оттащить к любому, кто захотел бы взыскать с нее расплату за долги и обиды. Неужели она такая бедовая дама? Неужели люди ее так ненавидят?
Вскоре осознав что бежать то ей особо некуда, мисс Гатри решила остаться на том месте где ее застали неприятели и хотя бы, досмотреть сие действо до конца. Она не из тех «голубых героинь» в кружевных оборках, которые при первом виде грубости и крови, падали в обморок или задирая юбки, бежали в противоположном направлении с воплями о помощи. Все свои неприятности она привыкла расхлебывать сама. Ну, или же находить тех, кто смог бы сделать это за нее…
В данном случае, ей даже не пришлось искать. Этот «спаситель» должно быть, послан провидением или… самим морским дьяволом. Сейчас, ей было глубоко наплевать откуда он такой взялся. Она бы пожала руку и самому черту, если бы это он оказался виновником ее спасения. Но черта с два, она признает себя беспомощной бабенкой!
Наверное, именно из-за своего строптивого характера и большой нелюбви признавать свои просчеты, радость спасения Элеонор быстро сменилась на злость и раздражение. И что самое нелепое, злилась она вовсе не на тех полоумных, что пришли подправить ей лицо.
Главарь ненавистной банды «мстителей» оказался на коленях перед ней, избитый и потрепанный. За его спиной возвышался этот таинственный вечерний герой, требуя просить прощения гада, за его гадкие намерения.
Да куда я дену его извинения, думала женщина, уже отошедшая от первого шока и словно коршун, вцепившаяся пальцами в прилавок, что был перед ней. Глаза ее были широко раскрыты, грудь вздымалась от частого дыхания. Она переводила свой сокрушающий взгляд с побежденного на победителя и обратно.
-Прошу прощения, - тихо выдавил из себя этот неудавшийся обидчик.
-Уберите это отсюда! – отрезала Элеонор, кивая на бандита и при этом, не сводя ледяного взгляда с незнакомца, так вовремя явившегося на помощь. Сказать, что она была в бешенстве – это ничего не сказать.
Она заметила как побелели костяшки ее пальцев, что так сильно сжимали края столешницы прилавка. С трудом разжав пальцы и размяв их, женщина осмотрела опустевший зал таверны. Двери были раскрыты, пропуская в помещение сквозняк и пыль, некоторые столы перевернуты, с некоторых попадали кружки, бутылки и кувшины… Сколько народу ушло, так и не заплатив за еду и питье?
Издав тихий вздох возмущенного бессилия и, осознавая, что угроза миновала, женщина склонилась и на мгновение спрятала лицо в ладонях. Но слабость ее быстро сменилась собранностью – руки скользнули выше по лицу и пальцы зачесали растрепавшиеся светлые пряди. Глубоко вздохнув, она гордо вздернула подбородок, собирая в кулак все чувство своего достоинства… Будто бы вновь готовясь к бою.
Да, она была очень зла. Ведь каждая монетка сейчас была на счету. И любой плохой слух, что пройдет о ней по городу и добавит и без того ощутимый багаж гадких сплетен, может ощутимо навредить ей и ее делу. А если это произойдет, то всему придет конец. И ее планам, и острову, и… ей самой. Тогда она станет никому ненужной, серой и безгласной представительницей слабого пола. Ее можно будет отловить, словно рыбу в море, и продать… Она даже знала парочку имен тех, кто с радостью приобрел бы такой трофей и полюбовался бы на ее унижение. Понаблюдал бы за «закатом империи Гатри». Нет. Она этого не допустит!
Обойдя прилавок, Элеонор пошла по залу, взявшись расставлять упавшую мебель и собирать разбросанную посуду. Она сливала оставшуюся выпивку в одну кружку и сносила все это в одно место, где кое-кто из немногочисленных служащих сможет рассортировать и переразлить в бутылки то, что еще не выветрилось… А что делать? Приходится экономить и немного жульничать. Но покажите пальцем тех, кто так не делает?!
Занимаясь своими делами, будто бы ничего не произошло и это был обычный вечер, Элеонор долго хранила молчание, стараясь унять злость на весь этот сброд, на этот вечер в цело м на этого явившегося «героя», что с одной стороны оказал ей услугу, избавив от увечий, а с другой – подпортил ей репутацию… возможно.
-Я должна поблагодарить вас? – спокойно спросила она, в очередной раз возвращаясь к складу бутылок на прилавке и расставляя уцелевшие бутылки на места. Женщина лишь мельком взглянула на потрепанные одежды гостя и покачала головой, -Сколько я вам должна, за ваше… эффектное появление?
Мисс Гатри забила ладонью пробку в последнюю бутылку и вновь одарила мужчину коротким взглядом, приподняв брови. Казалось, будто бы он тут стоит и отвлекает ее от важных дел… А она тем временем изъяла тряпку из какого-то угла и пошла протирать покосившиеся столы, параллельно поднимая упавшие скамейки и стулья. Сколько денег она сегодня упустила? И куда делся парень, что разливал посетителям выпивку? Тоже сбежал? Тоже с деньгами?
Благодаря Ричарду она потеряла изрядное число клиентов и выгодных сделок. Этот старый гад как всегда – натворил дел и исчез, оставив ее разбираться. И ведь это были не просто ошибки глупого человека, нет. Он сделал это специально, чтобы выгородить себя и унизить ее. Эта многолетняя борьба отца и дочери продолжается, и будет продолжаться. И теперь, чтобы не уйти на дно, ей придется не отвечать отцу его же приемами, а стать умнее. Если она раньше продумывала каждый свой следующий шаг и ход, каждое свое решение и возможные последствия, то теперь ей придется стать что называется «ясновидящей». Потому что встань она сейчас на ноги, Ричард не простит ей этого. И тогда придумает новую ловушку, привлечет какие-нибудь связи… Мало ли, скольких она возможно обидела, и сколькие хотят с ней поквитаться? Что если он привлечет на свою сторону Чарльза. Ведь этот самец пойдет на что угодно, лишь бы увидеть ее перед собой на коленях. А собственный отец не испугается продать дочь пиратскому главарю, если на его стороне будет сила. Все что угодно, лишь бы спасти свою шкуру. Неужели лишь она одна здесь думает о чем-то большем, чем собственная выгода!?
Остановившись в одного из столов и протирая его, Элеонор явственно представила себе победную улыбку Уэйна, который захватывает остров и превращает его в ужасную черную клоаку беззакония и безнаказанности. И ведь сила действительно может оказаться на его стороне.

Отредактировано Eleanor Guthrie (2014-08-03 20:04:54)

написано в соавторстве

Она одарила своего вечернего гостя взглядом полным иронии и сомнения. «Не все можно купить». Ну конечно. Держи карман шире, все так говорят. А когда дело доходит до звона монет в кармане, так тут и оказывается, что купить можно все. И честность, и верность и дружбу… Женщина отвернулась, продолжая наводить порядок, вытирая столы и расставляя скамейки. Она никогда не чуралась грязной работы. В ее разумении пачкать руки было логично, если ты хочешь сохранить власть и положение над теми, кто сам в свое время умудрился запятнать себя, во всех смыслах…
Элеонор заглянула под прилавок и достала оттуда ведро с чистой водой, что предусмотрительно там держали работники таверны. Склонившись, она окунула в воду обрывок тряпки и хорошенько прополоскала его, перед тем как отжать и взяться протирать поверхность самой стойки, за которой все сегодняшние гости, заказывали себе выпить. Ткань то и дело цеплялась за потертую деревянную поверхность, впитывая пыль и пятна от пролитого алкоголя.
-За счет заведения, конечно. – едко ответила Элеонор, когда мужчина выпил из оставленной ею бутылки. Хотя, какая разница? Может в эту выпивку кто-то наплевал? Может тот, кто пил эти помои, чем-то болен? Светловолосая женщина покривила губы, с отвращением глядя на то, как ее единственный посетитель пьет. «Да что с тобой? Этот «спаситель» заслужил хотя бы глоток нормального вина, за то, что спас твой хорошенький зад!»
Выдохнув, будто бы проиграв в немом споре с самой собой, женщина закатила глаза и шлепнула тряпку об стол, недовольно вытирая руки о подол юбки. Если этот благородный джентльмен не хочет брать денег, то хоть достойной выпивкой от него стоит откупиться. Элеонор уже двинулась к другому концу прилавка, где была припрятана ее «заначка». Однако на полпути ее остановил странный звук – недовольное шипение, свидетельствующее о боли. Она замерла, глядя в спину спасшего ее человека, который явно обнаружил ранение. Ей было невдомек, насколько он сильно пострадал или же он уже был болен до этой стычки. Наклонившись и достав бутылку хорошего вина, мисс Гатри уже поняла, что сегодняшнюю ночь она проведет в обществе своего внезапно обретенного «рыцаря», пусть он и был без своих сияющих доспехов и от него пасло выпивкой, как от заправского гуляки. Он совершил доброе дело, и было бы не очень хорошо оставлять его раненым – раз уж он решил встать в позу и не брать денег. А если он таким образом собирается войти в ее доверие и ограбить, так с раненым она уж как-нибудь сама справится… Из под того же прилавка она достала чистую, насколько это возможно, кружку и плеснула в нее выпивку. В это время ее гость решил ретироваться и был на полпути к выходу с покосившейся дверью.
-И куда вы собрались, мистер? – все с той же недовольной иронией спросила Элеонор, подкрепляя свой вопрос громким стуком поставленной кружки на обшарпанную поверхность прилавка. –Вас кажется, подрезали и вы истекаете кровью. Вернитесь немедленно.
«Черт бы это все побрал», - подумал Норрингтон, искренне ненавидя и себя, и эту таверну, и весь городишко, в котором очутился по воле своей заблудшей совести. Если бы не груз вины, то ноги бы его не было в столь роскошных заведениях, как таверна мисс Гатри. Не было бы его на этом берегу, где кругом кишат крысы и убийцы, готовые заколоть тебя за пару серебряных. Он бы был с другой стороны, со стороны чистого, ясного моря, где на высоких мачтах мановаров развивался бы британский флаг, когда его корабли бы камня на камне не оставили бы от этого клочка суши, ставшего рассадником порока и бесчестья… Но это было в прошлом, в безвозвратно утерянном, прекрасном прошлом, которое загубил своими собственными руками, поддавшись гордыне. Все наследие благородной фамилии, все навыки и знания – теперь им применение было лишь в глупых стычках пьяниц в кабаках Нассау. Это был его страшный смертный грех, за который платил напрасно прожитыми днями и проливающейся теперь кровью, уже добавившей в пеструю палитру его грязной одежды алый цвет. Бывший коммодор понимал свою вину и принимал, но смириться глубоко в душе не мог, что боялся признать. Он чувствовал, что внутри как на захваченной врагом палубе кипит сражение разума с эмоциями. Что вина за погубленные жизни навсегда останется клеймом на его продолжающейся вопреки стихии жизни, но жить так… Было против природы, неестественно. И это была совесть, требующая кары, будто мало было кошмаров, воспоминаний о том, что потерял по глупости. Его не ранили, он позволил это сделать. Он искал легкий выход, быть может, той самой смерти, которая решила не забирать к себе вместе с погибшими на «Разящем». Нету ада страшнее, чем придуманного человеком для самого себя. Если и было, с которого тяжело выбираться, так это такое, в котором оказался Джеймс по собственной воле. Дно самих нравов, представлений о жизни, банальных манер, которые казались для местного люда забавной пародией на жизнь богачей. Он не хотел тратить чужое время на свою никчемную и потерянную для общества персону. Сделал, что считал должным, на том и хватит внимания. И без того его к себе привлек, обеспечив возможно не один еще приятный вечер в компании местных головорезов. Если, конечно, дотянет до нового рандеву.
Голос, раздавшийся за спиной, вынудил коммодора замедлить нетвердый шаг. Крепко зажмурившись, чтобы прогнать предательское желание проклясть на чем свет стоит владелицу таверны и ее несносный характер, Норрингтон надрывно вздохнул и с хмурой миной оглянулся. Неужели она всерьез считала, что может кем-то командовать так легко и просто? Потому что женщина? Не показали ей сегодня, что многим попросту плевать на то, что она женщина и может себе позволить несколько больше, чем мужчина, в вопросах внимания к себе? Командный тон, обращенный как к подчиненному, вызвал у Джеймса усмешку на губах. Впрочем, растянувшиеся в улыбке губы скоро ее растеряли. Оскалившись от боли, Норрингтон облокотился плечом к стене и позволил себе дерзкое замечание, от которого потеплело на душе. Он не любил указывать другим на слабости, ошибки или допущенные по глупости наглости, но какая, к черту, разница, раз напрашиваются так упрямо.
- Вам бы в море, да к верной команде, чтобы так командовать людьми, мисс. И голос подходит, и вид такой грозный.
Рассмеявшись и тут же пожалев об этом, Джеймс тяжело оттолкнулся от стены и вновь вопреки здравому смыслу все же вернулся назад к стойке. В какой-то момент стало просто плевать, что будет дальше, слишком устал, чтобы думать или действовать логично.
Что же, это был достойный ответ. Элеонор вновь безразлично посмотрела на вяло плетущегося назад, мужчину и пододвинула кружку с вином ближе к противоположному краю прилавка. Оглянувшись в поисках подходящего источника освещения, она нашла стоящую неподалеку свечку в медном блюдце. Этот кривой огарок и осветил ей путь к ее гостю, дабы получше разглядеть его рану. Обойдя стойку, мисс Гатри подошла к нему и дождавшись, когда он опустится на высокий стул, указала на кружку:
-Выпейте. Это не то дерьмо, которым вы травились прежде. - спокойно заявила она, будто бы назло подтверждая, что и на своем корабле, будь она капитаном, ее бы слушались беспрекословно. В конце концов это почти что было явью. Только вместо корабля у нее был... целый порт. И многие солидные пираты и торговцы подчинялись ее слову, ее воле и ее правилам. Так что один раненый гуляка тут точно не нарушит ее душевное равновесие, и главное - уверенность в себе.
Поставив блюдце со свечкой поближе к раненному, женщина без лишних вопросов и промедления взялась за потрепанный воротник синего камзола и дернула его в сторону. Про себя, правда, Элеонор отметила что ткань, из которой была пошиты эти обноски, некогда была дорогой и говорила, если не о благородстве, то о состоятельности своего хозяина - точно. Что же, может быть он игрок? Промотал все свои денежки и теперь пытается закончить жизнь красиво, спасая таких недостойных леди как она. Следом за камзолом, грубым движением был сорван и жилет. Не стоит упоминать о запахе, который ударил в нос светловолосой женщине. Но она привыкла и не к такому... Когда же она добралась до рубашки, ее взору открылось большое кровавое пятно, которое свидетельствовало о достаточно глубокой ране. Женщина нахмурилась и уже аккуратнее, стала стягивать рубашку с плеча мужчины. В полутьме виднелся глубокий порез. Элеонор схватила блюдце со свечей, чтобы лучше разглядеть кровавые последствия ее спасения.
-Это следует промыть и зашить. Но здесь слишком темно и нет чистой воды под рукой. Пойдемте наверх, в мой кабинет. - она кивнула на лестницу, что вела на второй этаж. Наклонившись она подхватила валяющиеся на полу лохмотья своего спасителя и вопреки ожиданиям, направилась к двери в таверну. Взявшись за увесистое кольцо, она толкнула косую дверь и попыталась поставить ее на место, чтобы следом опустить засов. Дверь скрипнула, хоть и нехотя, но подчинилась. Заперев таверну, Элеонор подошла к ближайшему столу и задула единственную свечу, что еще не перегорела и освещала ту половину помещения. Оглядевшись, женщина, все еще сжимая в руках старый камзол и окровавленный жилет мужчины, быстро зашагала к лестнице, по пути прихватив то блюдце с тусклым огоньком - ей же не хотелось запнуться на крутых ступеньках.

Казалось бы, любая нормальная женщина должна чувствовать себя неуютно, находясь наедине с незнакомым представителем противоположного пола. Тем более, если поблизости нет ни одной живой души не только в соседних комнатах, но и в самом доме... Любая нормальная особа думала бы о своей чести или хотя бы о том, что подумают люди. Любая бы, разумеется, смутилась впускать в свою комнату незнакомца, особенно когда он частично... разоблачен. Даже если он только что спас ее зад от крупных неприятностей. Или даже если он серьезно ранен после свершения подобного героического поступка.
Так бы себя чувствовали нормальные женщины на ее месте. Но она не была обыкновенной. Она была Элеонор Гатри. И в ее жизни были вещи намного важнее чем постороннее мнение о ее благодетели. Тем более, ей точно пришлось знать, что нет в этом порту собаки, которая бы еще не знала об ее былой и весьма горячей связи с капитаном Уэйном. А значит, поздно хвататься за голову и беспокоиться о чужом порицании. В этом месте никто не задает лишних вопросов и здесь редко встречается «хорошая мина при плохой игре». Люди, оказываясь в Нассау быстро понимают что к чему и перестают строить из себя что-то. Ты можешь притворяться сколько угодно, но именно здесь все видят тебя насквозь, и какая бы шлюха не притворялась великосветской леди, она все равно будет выглядеть простой дешевой шлюхой. Именно по этой причине мисс Гатри не старалась сделать из себя кого-то другого или прожить какую-то иную жизнь. Наоборот, она хотела быть именно собой, именно в этом мире и привнести в свою судьбу и судьбу этого острова что-то стоящее. И всяческие раненные полуголые «герои» в ее кабинете не могут вывести ее из равновесия, заставив покраснеть или упасть в обморок при виде крови. Этот мир слишком жесток, а эта жизнь слишком коротка чтобы сворачивать с выбранного пути, в конечную цель которого ты веришь. Выбрав свою дорогу, эта женщина научилась быть собой – такой, какой ей самой хотелось быть… Быть сильной, стойкой и несгибаемой под гнетом проблем. Ей приходилось видеть кровь, мучения, голод, ну и разумеется, раненых и убитых людей. Поэтому да, она необыкновенная женщина, которая не будет смущаться при виде полуголого мужчины в непосредственной близости от нее. И да, ей наплевать, что подумают остальные, пока это не касается ее предприятия.

Поставив свечку на стол и задернув шторы у балконной двери, которая вела на хрупкий мостик, что еще соединял с «прошлым» но уже не был символом воспоминаний и надежд, женщина взяла лучинку и подожгла ее край. Не особо торопясь, будто бы в комнате не находился раненый, истекающий кровью человек, она подошла к массивному комоду и последовательно зажгла свечи что были в канделябре. Задув огонек на щепочке, она отложила ее и выдвинула верхний ящик. Покопавшись в нем с пол минуты, Элеонор извлекла из вороха бумаг и тысячи и одной полезной мелочи небольшой мешочек. Развернувшись и бросив этот мешочек на свой стол, женщина задвинула ящик и «растворилась» в темноте, почти незаметно исчезнув за небольшой дверцей, которая вела в более маленькую комнатку, что не редко служила ей импровизированными покоями. Оттуда она появилась спустя пару минут, неся ворох чистой, хоть и не особо белой ткани и таз наполненный водой. В тазу плавало намокшее полотенце.
Водрузив все это на свой стол, женщина пододвинула ближе подсвечник со свечами, которые предусмотрительно зажгла от уже потухающего огарка в принесенном ею блюдце.
-В этом городе есть Люди, - она сделала акцент на последнем слове. Однако совершенно не собиралась подтверждать тот факт, что здесь обитает добро. -Есть только живые люди и их судьбы с их страданиями и обстоятельствами. Так что да, Вы зря так подумали. – Она многозначительно кивнула на его окровавленную рубашку. В это время Элеонор развязала мешочек и высыпала из него себе на ладонь иглы и нитки. Разумеется, это была не первая в ее жизни рана которую ей приходилось обрабатывать и зашивать. Сама она, слава Богу, избегала пока подобного «удовольствия». Но живя в такой тесной близи с самой сложной и грязной стороной жизни, чего только не насмотришься, и что только не придется делать – в том числе и зашивать раны работникам. Таково это место…
-Садитесь вот сюда, - показала она на стул напротив себя, -Не стойте на пороге как невеста в первую брачную ночь.
Элеонор приготовила иглу и выпрямилась, глядя на своего гостя. Мгновение она вглядывалась в его лицо, которое тускло освящалось покачивающимися от свечей огоньками. Рубашка на нем все больше темнела от крови, а ему было вроде бы нипочем. Или ей просто так кажется? Может он был просто мертвецки пьян и сейчас думает не о своей досадной кровоточащей неприятности, а о том как будет задирать ее, Элеонор, подол? Разумеется, она не умела читать по лицам или забираться в чужие мысли. Но позже она отметит для себя, что впервые по-настоящему заметила и увидела этого человека. Впервые встретила его.
Приложив ладонь ко лбу, женщина вспомнила, что ей нечем продезинфицировать иглу и для этого ей придется вновь спуститься вниз, в зал таверны. Закатив глаза, она направилась к двери, почти задев плечом своего гостя:
-Благодарить будите после. – сказала она выходя на узкую лестницу. –Или не будите. – уже тише добавила она, хотя он наверняка услышал это.
Сбежав вниз по ступенькам, в полутьме она добралась до прилавка и схватила самое дешевое и самое ядреное и проспиртованное пойло, которое только имелось в наличии… Возвращаясь, она выдернула пробку из бутылки и понюхала содержимое. Вздрогнув от резкого аромата, мисс Гатри заткнула пробку обратно, попутно кивнув самой себе. Ей хотелось уже поскорее закончить с этим всем. Зашивание боевых ран не входило в ее сегодняшние планы на вечер. –Снимите уже наконец эту рубашку! Ее нужно выкинуть, однозначно.

Отредактировано Eleanor Guthrie (2014-09-15 21:50:42)

Вернувшись к источнику света, женщина обошла сидящего на стуле гостя и принялась за дело. Для начала она продезинфицировала иглу содержимым той самой бутылки, которую только что принесла. После извлекла из вороха ткани, горкой лежащей у нее на столе, небольшой обрывок и скомкав его, опустила в таз с водой.
Элеонор была не особо расположена к задушевным беседам. Но все же из чувства банальной благодарности и оставшихся крупиц воспитания она была просто обязана поддерживать хоть какой-то разговор. Тем более, что мужчина решил все же позволить проронить себе больше чем два сухих предложения. Очевидно, начал трезветь... -Не думаю что вы умрете. Если вы конечно не неженка. - холодно усмехнулась женщина и тут же напомнила себе, что занимается лечением человека, который по доброй воле помог ей избежать проблем. Следовало быть добрее. -Но... судя по тому как вы ловко управлялись с оружием, раны и кровь для вас не в новизну.
Элеонор несколько раз погружала ткань в теплую воду и отжимала, пока та совсем не пропиталась влагой. Тогда женщина пододвинула свечу к краю стола и подошла к своему спасителю. Присев перед ним на колени, она принялась осторожно обтирать его рану от крови, дабы можно было разглядеть «фронт работ». Она повторила эту процедуру несколько раз, очищая место ранения снова и снова. Прошло несколько долгих и молчаливых минут. Мисс Гатри не особо хотела отвечать на вопрос гостя о ее врагах. Он либо глуп, либо пьян, либо притворяется - раз не знает кто она, кто были эти люди и чего они от нее хотели. А заниматься просвещением «новообращенных» ей было и вовсе недосуг.
Когда она опустила в таз испачканную в крови ткань, вода была уже ярко алой. А глазам женщин открылся длинный и глубокий порез на груди мужчины. Не очень серьезное - но все же неприятное и болезненное ранение. А главное, придется долго повозиться чтобы зашить... Выпрямившись и потянувшись за новым куском ткани, который на этот раз она собиралась облить проспиртованной выпивкой, Элеонор невольно вновь взглянула в лицо мужчины: Нет, он не дурак, уж точно. -Это же люди Уэйна, - нехотя ответила Гатри, торопливо отворачиваясь и сжимая в пальцах сильно пахнущую спиртом ткань. -Точнее те немногие, кто остался здесь... со своим капитаном. Правда, вряд ли они так поступили из чувства верности. Но они же не упустят возможности «выказать мне свое недовольство» в связи с моим решением.
Пока она говорила, в тонких пальцах уже была зажата игла, а колени вновь были преклонены перед стулом, на котором сидел раненый. Промокнув без предупреждения оголенную рану, Элеонор с долей интереса взглянула снизу вверх на его лицо, дабы понять, он действительно не знает о чем она говорит, или же это какой-то розыгрыш. -А вот сейчас будет неприятно. - полушепотом объявила Гатри и подула на рану. После этого она аккуратно вонзила иголку в плоть и принялась зашивать...
-Я много кому что делаю. Не думаю что это были последние недовольные. И поверьте, они не первые.
При мысли о Чарльзе у Элеонор неприятно похолодело где-то в области солнечного сплетения. Как можно жить с этим странными, исключающими друг друга по сути своей, двумя разными чувствами? Каждый раз видя Уэйна она испытывала пронизывающее до костей чувство ненависти, сознание кричало ей многочисленные предупреждения и умоляло держаться подальше. И в то же время, все ее существо трясло от страсти и разливающегося по телу тепла. Она не могла сказать любовь ли это. Наверное, нет. Но то, что нечто сложное, нечто связывающее их, действительно существовало и напоминало о себе и не отпускало из плена горьких и сладких дум - это точно.
Такой человек как Уэйн мог сам уже десять раз взять и избавиться от нее, если бы захотел. Но он не хотел. Да и Элеонор, хоть и предпринимала против него всяческие репрессии и выговоры - не могла прогнать от себя. Неужели это борьба страстей, борьба двух гордынь и самолюбий? Каждый из них наверняка хочет насладиться зрелищем падения другого на колени... Банальная смерть была бы слишком простым исходом.
Символично, подумала Элеонор, заметив про себя, что сидит сейчас на коленях перед незнакомцем и зашивает ему рану. Нет. Все же нет пока такого человека, кто смог бы сломать ее. Кто смог бы усадить ее на колени силой и вытравить из нее ту железную волю, которой она жила и дышала. Нет и не будет... -Вы имели счастье подставиться под неприятности, в заведении Гатри. - наконец сказала женщина, подняв голову и пронзительно взглянув в глаза гостя, чтобы наконец разобраться в его мотивах. -Я Элеонор, - сухо выдавила она и вытянула нить, затягивая окровавленную кожу на краях пореза. Ее пальцы вновь окрасились в алый, но она кажется этого и не заметила. На помощь ей пришла лежащая рядом влажная ткань.