Мимо плыли холмы, невысокие деревья с пышными кронами, отдельные кучки кустов и облака, за которыми все еще можно было рассмотреть окружившее всю планету сияние, какое можно видеть лишь на северном полюсе. Завораживающее зрелище стало достоянием общественности и без новостей и радио, трубивших о странной сейсмической активности и неполадках в поведении всей техники на протяжении последних нескольких часов. Можно было просто выйти на улицу и поднять голову, увидев все своими глазами. Но и небо, и земля казались ей чужими.  Пересекающие пейзаж электрические столбы, связывающие электростанцию с Турином, напоминали Ребекке о бездушной цивилизации, той самой, которую они только что спасли. Даже не они, а он. Дезмонд отдал жизнь за их мир, за все народы мира, которые даже не узнают его имени. Никто не узнает о жертве, которую принес их друг, чтобы каждый житель Земли смог увидеть грядущий рассвет и закат. Еще один день в мире, которому теперь ничего не угрожает, кроме самого человечества. Приложившись лбом к прохладному стеклу минивэна, Крейн смотрела почти немигающим взглядом в пустоту, лишь иногда сосредотачиваясь на каком-то особо броском объекте. Но Шон торопился, и было понятно почему, поэтому мир за пределами авто сливался в трудно различимые краски и пятна.
Тамплиеры наверняка уже добрались до Храма. Они были где-то там за спиной, по дороге, которая снова приведет их к удаляющимся в безопасность ассасинам. Никогда не будет безопасно, никогда не будет времени разобраться, почему все случилось именно так, а не иначе. Почему нельзя было выпросить у Вселенной пару минут, чтобы оплакать Дезмонда Майлса, отдавшего свою жизнь за их спасение. От одной лишь мысли о том, что тамплиеры наконец нашли свой объект 17, у Ребекки шли мурашки по коже от праведного гнева и необъятной обиды. Когда они потеряли Люси, она едва смогла смириться с этой утратой, ненавидя врагов братства еще больше, чем прежде. Лучшие подруги, девушки расстались из-за работы Люси под прикрытием и Ребекка даже не представляла, что сотворили со Стилман в стенах Абстерго Индастриз. Вселив в человека, которого Крейн знала, предателя, готового отдать их всех на растерзание. Но именно потеря Дезмонда вселила в ее сердце самый настоящий страх. Они теряли слишком много и слишком многих. Тамплиеры побеждали, даже когда казалось, что победа ассасинов близка. Так или иначе мир будет под контролем, а они будут умирать по одному или целыми отрядами, которых осталось так мало, оставляя на память о себе лишь редкие фотографии. Чтобы они не сделали, окончательной победы «добра» не будет. И как оценить эти победы по достоинству, когда для их достижения приходится отдавать самых близких? Терять самых дорогих? Хоронить семью?
Да, они были не так тесно знакомы и не так много времени провели вместе. Но Ребекка действительно берегла Дезмонда, заботилась о нем, об Анимусе. Она могла сутками не спать, если Майлс работал со своими воспоминаниями, чтобы помочь ему, вовремя остановить или даже спасти. Свою работу оценивая как тяжелую, работу Дезмонда Крейн боготворила, хотя никогда об этом не говорила. Она видела мир его глазами и жила бедами его предков. Ее прусские корни были убоги по сравнению с теми великими личностями, которыми был Дезмонд, сидя в Анимусе и переживая ошибки и победы предков. Эта война, начавшаяся так давно, прошла через кровь всех в их группе и не в меньшей степени через кровь и нервы Крейн. И этот день, когда она не смогла придумать ничего, ровным счетом ничего, чтобы защитить Дезмонда, стал черным днем. Ценишь, лишь когда потеряешь. Но сил терять и не падать духом было все меньше.
Слезинка скатилась по щеке девушки и защекотала скулу. Крейн резким движением стерла знак своей слабости и скрестила покрепче руки на груди, хмуро уставившись на открывающийся ей пейзаж. Холодно и больно, вот и все, что она чувствовала сейчас, когда могла бы умирать со всем остальным миром, если бы Дезмонд сделал другой выбор. Но он сделал верный выбор и его надо было уважать, а память о Майлсе хранить и не дать ей угаснуть. Он слишком много сделал, чтобы затеряться в вехах истории. Он оказался достоин своих предков больше, чем кто либо смел ожидать.
Услышав голос Шона, Ребекка немного оттаяла и бросила на друга немного грустный взгляд, не рискнув оборачиваться к Уильяму. Если и было кому тяжелее всех, то Майлсу старшему. Какого это, потерять своего ребенка? Страшный вопрос, ответ на который Крейн не желала знать на личном опыте. Но у нее и не будет своей семьи. Не будет другой, кроме этой. Кроме ассасинов и, в частности, этого зануды, Шона Гастингса, которого втянула в плавно редеющие ряды ордена. А не обрекла ли она его на эту незавидную смерть в безвестности от рук убийц, которых никто и никогда не будет преследовать? Впрочем, не затащи его Ребекка в круг ассасинов, Шона бы убили еще раньше. А сейчас у них был шанс выжить. Призрачный, но шанс. Снова взглянув на Шона, Ребекка отметила про себя, что дорогой ей зануда расчувствовался и едва ли это скрывал. Им придется беречь друг друга, теперь особенно. По крайней мере, Шона эти уроды тамплиеры получат только через ее труп, мстительно подумала Крейн, всхлипнув и важно подняв голову, будто поклялась, а потому была уверена, что именно так и будет. В конце концов, умирать надо с честью, им это уже неоднократно доказывали и друзья, и враги.
- Нам надо залечь на дно, - ответила за Уильяма Ребекка, не зная, такой же ли у нее потерянный голос, как у Гастингса, но старательно уверенно. – Спрятаться где-нибудь, где сможем прийти в себя и…
«Потом найти, куда они забрали Дезмонда»
Крейн смолкла, сглатывая горький ком, но не позволила и мускулу дрогнуть на лице, лишь поджала губы и потуже стиснула замок рук, забросив ногу сверху бардачка, отвлекаясь от горьких мыслей.
- И отдохнуть. -«Осмыслить», - Я попробую наладить связь с другими группами, когда остановимся.

Отредактировано James Norrington (2014-08-03 01:12:53)

Ответ на вопрос Шона оказался естественно однозначным. Крейн едва успела возмутиться тем, что далеко не она одна водила лихо, чем нередко упрекал Гастингс, но вспомнив, в каком друг состоянии, лишь вздохнула, сев как подобает пассажиру, а не разгильдяю. Свернуться в три погибели, если случится повторная резкая остановка, Ребекка не хотела, припоминая боль от своей единственной, но судьбоносной травмы ноги. С душевной болью та не могла сравниться, но когда на счету каждый человек, здоровье надо беречь, и Крейн даже пристегнулась, в какой-то степени покорно подчиняясь поворотам судьбы, даже если они будут такими же резкими.
Они слишком часто оказывались застигнутыми врасплох, не ожидая предательств, ударов в спину и не представляя, что могут потерять всех и все сразу. А ведь был столько поводов стать осторожнее и быть готовыми…
Великая облава, так они называли чистку, проведенную тамплиерами после того, как их предал Дениэл Кросс. Страшная чистка, как инквизиция против нечисти, как геноцид за другие убеждения, будто все проведенные на земле войны не доказывали бесполезность такого метода доказывать свою правоту. Словно они не были людьми и не могли и не должны были сопротивляться навязываемому порядку под знаком красного тамплиерского креста. Им надо было смириться с тем, что сильные мира сего желают править жалкими людишками, и никогда не поднимать головы. Довольствоваться тем, что вообще могут жить, ведь для безвольных существ, не способных думать о себе, это уже благо и самая главная ценность, которую, может быть, не станут отнимать. Но как знать, по каким критериям крестоносцы будут отбирать достойных жить в их подконтрольном мире?
За ними уже следили, куда не глянь, так или иначе, тамплиеры смогут их найти. Не оставалось белых пятен на карте, где бы не побывали их агенты. Складывалось ужасающее впечатление, что заново изучались границы, как в старые времена, о которых с таким упоением мог рассказывать Шон. Но если раньше – это было желание изучить неизведанное, то теперь не более чем тотальный контроль над всем имеющимся. Тамплиеры искали своих старых врагов по всему земному шару, на воде и на суше, ловили в самолетах, не давали укрыться под землей, выжигая бункеры. Их травили как животных, мучали, пытали, крали, как товар. Стравливали друг с другом. Как закончилась жизнь Ханны? Как они смогли внушить Люси, что Они правы?
На протяжении веков в их тайной войне проливались реки крови, красными нитями связывающие события разных столетий, но разве напрасно ассасины отдавали свои жизни? Ломали себе и другим людям судьбы? Напрасно ли погиб Дезмонд?...
Послушать бы снова рассказы Гастингса о чем-то древнем и величественном, чтобы отвлечься и забыться ненадолго, думала Ребекка, вспоминая все те забавные перепалки, которые случались между ними во время открытий разных артефактов и мест, где раньше ступала нога разве что Предтеч. Крейн всегда выводила Шона из себя, просто потому что он мило возмущался. Да, девушка любила опасные виды спорта и программирование, ей не приходилось изучать файлы их базы данных, чтобы спорить с Гастингсом о тех или иных событиях в мировой истории, но она всегда слушала и без сомнения восхищалась его трудолюбием. Но не сказала об этом и делала вид, что ни капельки не впечатлена. А ведь времени может не хватить сказать все, что нужно и важно.
Сколько времени они упустили, не успев сказать Дезмонду, как он стал дорог и важен для их обреченной компании ассасинов, почти потерявших веру в возможную победу. Когда каждый день приходили сводки о почивших отрядах, о пропавших без вести оперативниках, о странных происшествиях с родными и близкими, вера была невероятным даром. И все-таки Дезмонд смог ее подарить своим трудом, своим желанием помочь, когда, казалось бы, нет причин. Ведь он мог уйти, сбежать, оставить их бороться с тамплиерами, прятаться, пока есть возможность. Но остался и открыл им поразительный мир древнего востока, где схлестнулись два представления о религии  и порядке, эпохи Возрождения и войны за независимость США. Открыл им истории, от которых сжимало до боли сердце, настолько трагичными были судьбы великих людей, чьи имена порой терялись за ворохом событий. Дезмонд показал им верный путь. Ведь если есть за что сражаться, лишь трус и глупец останется в стороне.
- Цель известна всем, но другие за нее не воюют, потому что не каждый может заплатить такую цену, какую платим мы, - слегка пожала плечами Крейн, не поднимая головы. Уж от кого, а от себя Ребекка таких речей не ждала, но это были ее мысли, которые рвались наружу, чтобы заглушить голос печали и затмить боль утраты.
- Если бы мы рассказали людям, что их хотят поработить… Лишить свободы, они бы встали на ее защиту. Но они не поверят, потому что слаб голос Истины, когда докричаться надо до всех и каждого… Я бы тоже не поверила, если бы меня не привели в Орден и не открыли глаза на правду. – Честно призналась Ребекка и посмотрела на Шона, вспомнив тот день, когда увидела его сообщения в сети о тайных делишках Абстерго. Были люди, которые сами тянулись за правдой и их надо оберегать, направлять, не давать разочароваться в своих убеждениях.
- Зачем жить, если ты не свободен выбирать, кем быть… С кем быть, как жить, чем дышать… Кем работать, где отдыхать, что говорить и во что верить? Мы боролись за свободу с самого своего создания.
Вспомнив последние слова Минервы в Храме, Ребекка поежилась и на миг закрыла глаза. В этих воспоминаниях все еще жил Дезмонд. Он был свободен в тот момент, мог выбирать, даже несмотря на то бремя ответственности, которое легло на него, как потомка великих людей прошлого.
- Это был Их дар, который растерять не имеем права. Иначе все напрасно… Мы не инструменты чужой воли. У каждого своя голова на плечах. Ты любишь историю, никто не должен заставлять тебя изучать языки программирования, если ты не хочешь. Или вообще забирать возможность читать что либо, что тебе интересно. – Закончила понятным сравнением Крейн, представив на секунду, как она сама и Шон перестают быть собой и превращаются в часть блеклой бездушной массы, индивидов без личной воли и желаний, каждый шаг которых под пристальным взором. И они даже не осознают, что в ловушке, если вдруг примут страшную реальность и не станут с ней бороться, как это сделал Дезмонд.

Отредактировано James Norrington (2014-08-05 01:37:02)

Снова заброшенное укрытие, безжизненное и пустое, как олицетворение всей их жизни как членов Братства. Дома нет, к семье нельзя, друзей стоит забыть, врагов надо избегать или убивать. Все что может радовать человека для ассасинов как дар небес, недоступный по собственной воле. И все-таки даже в такой обстановке, когда негде спать, нечего есть, не на что взглянуть, они могли находить немного удовольствия. В компании друг друга, когда общее дело порой дает повод вспомнить веселые казусы или захватывающие истории древности, становящейся современностью. Или когда просто можно вздохнуть спокойно, зная, что за этот вздох не расплатишься сию же секунду жизнью. На них устроили охоту и все-таки вера в правое дело давала им сил терпеть все лишения, невзгоды и потери.
Раньше давала, по крайней мере. Потери ведь тоже бывают разные, пускай нельзя ставить жизнь одного человека выше другой, люди по-разному затрагивали наши души и оставляли в них разные отметины, от которых то трепетало, то сжималось сердце. В этот раз потеря была не просто человека, а символа чего-то величественного, олицетворения всего того, за что Братство боролось не первую сотню лет. Ведь они были удостоены честью узнать потомка великих Мастеров, на чьих плечах лежало бремя не дать угаснуть свету истины и забыть о кредо. Ничто не истинно, все дозволено. Как много же заложено в эту фразу, как по-разному ее можно трактовать, находя с каждой попыткой докопаться до правды новые грани. Для Крейн она значила, что до правды действительно нужно докапываться, она никогда не будет на поверхности, доступна всем и каждому, иначе бы мир не был таким ужасным в своей скрытой порочности. Все дозволено же в том смысле, что выбор человек делает сам, каким бы он ни был…
Куда бы не посмотрела Ребекка, ее всюду преследовал призрак из дорогих ей воспоминаний. Обстановка действительно располагала к погружению в память, казавшуюся еще совсем недавно лишь вчерашним моментом. Теперь же это было безвозвратно ушедшее прошлое, тревожное и угнетающее. Отличалась их временная обитель от прежней лишь тем, что в ней не было Дезмонда и машины, в которой он работал под ее пристальным присмотром часами, не прерываясь. Перетаскивать Анимус на этот раз не пришлось, он покоился в машине, и на самом деле Ребекка даже смотреть не хотела на свое детище, страдая и от одних мыслей. Да, разработка Анимуса принадлежала Абстерго, но она ее так усовершенствовала, что могла назвать своей программой. Обучающие режимы, четкость картинки и звука, намного больше деталей мира и куда экономней расход энергии. Она душу вложила в это железо и беззастенчиво радовалась, что превзошла злосчастный оригинал, в который насильно засунули разум почившего друга.
Да и сами они были не лучше, если рассуждать логически. А всему виной, выходит, было предательство Люси? Если бы не она, Дезмонд бы не стал сутками сидеть в Анимусе, чтобы найти артефакты Предтеч и учиться у своих предков. Простой бармен, зачем ему было ввязываться в этот кошмар? Они могли бы спрятать его и не терзать всеми этими погружениями в далекое прошлое. Ведь и эмоции, и боль, и страх – все переживал он как свои собственные. Причем такие сильные. Сколько потерь пережили предки Дезмонда, и сколько потерял в итоге он сам…
Окончательно разложив всю технику на запыленный стол, Ребекка начала копаться в ящиках, выискивая нужную. Старомодные средства связи удачнее скрывали переговоры ассасинов, нежели чем компьютерные сети, в которых ползали вражеские вэб-роботы. Но и радиопередатчик надо было сначала включить, настроить, зашифровать передачу, подать сигнал на известные частоты, что требовало времени и осторожности. Настроения на деликатность у Крейн не было. Уперев руки в стол, девушка тяжело на него оперлась, склонив голову и тягостно вздыхая. Как прийти в себя? Как снова начать работать, когда так тяжело на душе? Она храбрилась как могла, но у всего есть предел, даже у чувства уверенности мисс Ребекки Крейн, спортсменки, которой покорялись заснеженные горы и любое техническое устройство.
Всему приходит конец, так или иначе, даже снобству такого сноба как Шон. Бросив взгляд на друга, Ребекка покачала головой, злясь на саму себя. Вот же я тряпка, думала она, расстроенная тем, что не может как всегда быть источником оптимизма и поддержки. Она всегда находила повод пообщаться и отвлечь, но сейчас такой повод найти было сложнее из всех мыслимых задач. Сняв с головы наушники, Ребекка села за свободный стул и впервые не смогла найти нужных слов, чтобы начать даже глупую беседу. Им обоим далеко было до переживаний Уильяма, но стоило ли врать себе же, что не было привязанности к Дезмонду. Была, пускай сказать о том не успели.
- Никогда не знаешь, чем обернется завтрашний день, - отдаленно шепнула Ребекка себе под нос, но зная, что сидящий рядом Гастингс непременно услышит, - смертью или болью. Но этого уже не изменить. Как и случившееся. Я только…Только не знаю, все ли мы сделали, чтобы предотвратить беду. Я чувствую…Вину.

Ребекка не была вспыльчивым человеком и не срывала злость на окружающих, как большинство ее знакомых, включая, чего греха таить, Шона. Она приучилась быть оптимистом, улыбаться, даже когда очень больно, смеяться, если придется, чтобы никто не заметил, как в глазах появляются слезы от пережитого. Ей часто бывало больно еще до того, как вступила в Братство. Горный слалом не для слабонервных, а для фристайла нужно богатое воображение и чувство меры. Но взлетов без падений не бывает, опыт приходит со временем, синяками, вывихами и прочими радостями больничного отдыха. В какой-то степени, если бы не спортивная подготовка прошлых лет, Крейн бы вряд ли была способна работать среди ассасинов на равных. Полученная травма грозила ей серьезными осложнениями, если вдруг приспичит снова испытать себя на заснеженных склонах, но открыла другой мир. Стала катализатором для изучения совсем другой сферы жизни, виртуальной, компьютерной, высоко технологичной и настолько жестокой, что до сих пор переживала. Мир, где ведется война, солдат в которой на стороне добра все меньше и меньше. Она тяжело преживала потери, закрывалась, держала эмоции в себе, но в этот раз была так близка к срыву, что даже сжала кулак. Заехать Гастингсу по носу было слишком грубо, хотя она наверняка бы его сломала, но как же хотелось на этот раз не сдерживать себя, не быть оптимистом и сносить все, что преподносит жизнь. В конкретном случае, столь грубую и, на взгляд Ребекки, неуместно циничную речь. Это не были сопли, возмущался внутренний голос, это была тоска по другу. Ребекка с ненавистью высверливала в физиономии Гастингса дыры, не понимая, как у него язык повернулся сказать такое. Сделал свое дело! Отработал свое как использованный материал! Еще один сломанный инструмент, не более того. Но это же ложь, и Шон наверняка знал это. Отвернув голову, Ребекка скрестила руки на груди и уставилась в запыленное окно, лишь не видеть Шона. Слишком вскипела, непозволительно резко и быстро, рискуя начать конфликт, который никому и ничем не поможет, а в итоге, на самом деле сделает лишь хуже. Тихо, но надрывно и глубоко вздохнув, Крейн вдруг представила, что будет, если погибнет она сама. Семье сказать не успеют, похорон возможно и не будет, как у Дезмонда… А может никто и не узнает, и она будет числиться как пропавшая без вести, пока труп будет гнить в безлюдном месте. И тоже отработает свое, вот и все.
«Ну и пускай, - отмахнулась мысленно Ребекка, - Да, мы отрабатываем свое, как винтики в машине, можем выйти из строя, погнуться или сломаться, но мы делаем важное дело и оно стоит того… Ну какой же ты все-таки дуралей, Гастингс…»
Обернувшись, Крейн качнула головой, впрочем, спорить с Шоном не стала, окончательно остыв и придя в себя. Ему было тяжело, быть может, даже тяжелее, чем ей самой, ведь в отличие от Ребекки Шон не был добрым другом по отношению к Майлсу и постоянно вредничал. Вредничал когда можно и нельзя, грубо и не очень, намеренно стараясь задеть или просто выплескивая скопившийся негатив на попавшегося под руку человека. Крейн была плохим громоотводом для настроения Гастингса, потому что умела терпеть не первый год. А Дезмонд оказался новеньким, «свежим пушечным мясом» для остроумия зазнайки. И за всеми этими напускными бравадами и цинизмом нераскрытым осталось настоящее отношение к человеку, которому уже поздно было сказать что-то другое. Нужно ценить то, что имеешь, пока не потеряешь, а не после, когда уже поздно что-то исправить.
Бросив беглый взгляд на стол Ребекка заметила краешек затерявшейся среди дискет фотографии, на которой они были все вместе, когда приехали к Храму. Сердце защемило от тоски и досады, но виду Крейн не подала, вдруг нахмурившись.
- Что ты задумал?
Анимус был не настолько тяжелым, чтобы страдать из-за переноса его по паре лестничных пролетов, но трата времени на такую операцию смущала Ребекку больше, чем желание вдруг погулять по памяти предков. Своими Крейн в данный момент совершенно не интересовалась, и удивлялась, зачем прибор понадобился другу.

Отредактировано James Norrington (2014-08-24 16:08:15)