Колесо сансары крутится, и коли сам его не остановишь, никто не остановит.
Наверное, норны были навеселе, когда плели мою судьбу. Старушки постарались на славу и вместо пяти узлов завязали сто пять. Или пятьсот пятьдесят пять - как посмотреть.
Началось все конечно же не с меня. Король ледяных великанов Лафей зачал своего единственного сына... Мне бы стоило закончить это предложение, уточнив с кем, когда и где, но я могу быть уверен только в "когда" - в самое неподходящее время. Бэби-бум в королевской семье пришелся на войну с высокими асами. В том, что Лафей пророчил мне свое место на ледяном троне, сомнений нет никаких - не стал бы Один подбирать на поле боя кого ни попадя.
Трофей в виде синеющего на морозе младенца был, пожалуй, самым ценным из всего того, что притащил из Ётунхейма Всеотец. Но ничто, как говорится, не проходит бесследно, и ледяные ветры моей родины тому доказательство - выдули и заморозили отчиму все мозги. Что может верней обеспечить покорность отца, чем взятый в заложники единственный сын? Что может верней закрепить земли за захватчиком, чем уничтожение старой династии? Что может верней скрепить союз, чем воспитанный в смирении и страхе наследник побежденного королевства? У Одина был добрый десяток вариантов, что делать с трофеем, и он сумел выбрать самый провальный.
Я был представлен миру и самому себе как родной сын Всеотца. Безумие, как асы поверили в это и продолжают верить до сих пор. Чего греха таить, я и сам слишком долго пребывал в сладком неведении.
Хотя, пожалуй, слово "сладкий" здесь неуместно. Потому что ложь во спасение хороша до тех пор, пока она спасает. А когда на тебе ставят крест после провальных попыток победить Тора без магии на импровизированном турнире, ложь не то что не спасает - она развивает комплекс неполноценности. Я много думал о том, кем бы был, если бы Один сказал мне, кто я, до того, как стало слишком поздно. Странно, но никакой цельной картины я не составил, а фантазией меня природа не обделила. Так что может ложь Всеотца была и к лучшему.
Я сталкивался с мнением, что должен быть благодарен отчиму - мол, не дал умереть на морозе, воспитал как сына, хотел сделать правителем Ётунхейма. Разумное зерно здесь действительно есть - воспитывали меня как принца: военное искусство, магия, языки девяти миров, этикет, танцы и музыка. Но неразумного гораздо больше - нельзя заслужить любовь и благодарность, пообещав золотой Асгард, а отдав замерзший Ётунхейм. Я уж молчу про превознесение Тора и его мускулатуры. Хотя эта детина с дубиной все-таки заслуживает пары слов в моей биографии. Искренность его братской любви перемежалась с желанием быть лучшим, а чувство юмора хромало настолько, что однажды заставило неиллюзорно хромать его брата. И тем не менее я души в нем не чаял, пока Один не вручил мне мой первый детский меч, а Фригг - книгу с простенькими заклинаниями. Надо ли говорить о том, что Тор чувствовал себя страшно оскорбленным, когда младший брат сделал его в два счета, обладая весьма сомнительными навыками фехтования?
Через пару лет после этого инцидента мы с Тором отличались уже настолько, что удивительно, как по Асгарду не пошел слух о сомнительности нашего родства. Моя неприязнь к брату росла, его безразличие ко мне не отставало. Кульминацией наших "братских" отношений стал день, когда Один объявил Тора своим наследником. Обернуться кошкой и изорвать его ухмыляющуюся рожу было самым безобидным, что приходило мне в голову. Но я промолчал, чтобы потом в этом своем сочинении пафосно назвать тот момент точкой невозврата.
Все, что произошло дальше, можно назвать чистой удачей или волей хаоса, управление которым мне приписывают. Глупые, как можно управлять хаосом?! Я ухватился за идею, мысль, одно-единственное слово, и попал в точку. Честно говоря, я хотел лишь отомстить, вовремя обратив все в шутку. Но судьба была благосклонна ко мне. Если не растекаться мыслью по древу, то я предал Асгард. Взял и в одночасье обернул свои знания против Золотого города, подвергнув его страшной опасности. Заклинание, скрывавшее любого от Хеймдаля, я использовал, чтобы укрыть ётуна в день коронации Тора. Это было единственное, что я спланировал в той проказе. Тор, ринувшийся в Ётунхейм, чтобы качать права, Один, сославший старшего в Мидгард, и внезапно открывшаяся правда моего рождения - ничего этого я и представить не мог. В самых смелых мечтах, разумеется. Я гулял по лезвию ножа как по бесчисленным коридорам дворца - так, словно делал это всю жизнь. Конечно, лезвие не так широко, как коридоры и не оступиться я не мог: друзья Тора рассказали тому слишком много о нескольких днях моего правления. Собственно, это не было бы так страшно, если бы Один был действительно мертв. Именно эта маленькая ложь взбесила братца, а Тор в гневе - существо, способное столкнуть не только с лезвия. Что он и сделал - скинул с Радужного моста, и если бы не Один, то улететь бы мне к читаури так и не попрощавшись.
Несколько дней моего спонтанного триумфа были неплохим уроком - я научился планировать если не на пять шагов вперед, то точно на шаг дальше противника. И заключив сделку с читаури, я уже знал, где у Капитана Америки щит слабее, а у Железного Человека броня тоньше. Но вопреки расхожему мнению, в Мидгард влекла меня не жажда власти или месть - я свое у Тора отыграл, потому что с тех, у кого мускул больше, чем мозгов, спрос маленький - в Мидгард меня влек чистой воды азарт. Едва попробовав поиграть в престолы в Асгарде, я уже не мог остановиться: ставки стали выше, а возможный выигрыш больше. Обменять тессаракт с его сомнительно-бесконечной энергией на власть над целым Мидгардом казалось мне выгодной сделкой. Я устроил людям небольшой перфоманс: поигрался с ними в опере, продемонстрировал своих ручных зверьков и уничтожил кучку мутантов поразительной проницательностью. А потом снова допустил ошибку - убил этого их Коулсона – просчет стоил мне нескольких ударов об пол в башне Старка. В моей голове не укладывалось, как люди могут быть так привязаны к весьма заурядному чиновничку, влюбленному в человека в красно-синем трико. Но факт был на лицо: «Мстители» - какая пошлость, прости Один – сплотились перед лицом врага и нанесли ответный удар. Удача была на их стороне, а на моей – только гордость и высокомерие. Даже странно, куда подевались мои трикстерские навыки в те дни: ведь я бы мог разыграть перед ними сцену великого смирения и благородства духа. Видимо я слишком замолчался в Асгарде.
Конечно, второй провал воспринимается болезненнее, чем первый. И все же я принял его как должное. Мои глаза никогда не застила золотая пелена и я прекрасно видел, что выбрал для себя. Я обменял спокойствие Асгардского принца с его честью, благородством и покорным повиновением на жизнь мятежника, предателя и лжеца. Кому-то такой обмен покажется неравным, но черты характера хуже, чем стремление восхвалять Тора (и ему подобных), я не встречал.
Однажды, когда я сидел в своей прозрачной камере под дворцом Асгарда, ко мне пришла Сиф. Она распекала меня на все лады, взывала к совести и призывала проклятья на мою голову. Тогда мне казалось, что я никогда в жизни не смеялся громче. Ошибался. Едва прошел год, как Тор прибежал ко мне просить помощи. Смешно было, до колик. Я мог бы отказаться помогать братцу –  это было бы предсказуемее всего, строить из себя оскорбленную невинность, отрекшуюся от прошлого и злого на весь мир. Но я уже говорил, что к Тору у меня больше не было ни претензий, ни ненависти, ни даже зависти, которой я питался всю свою юность. Презирать его настолько проще, знаете ли. Я решил помочь: ничего дурного я в этом не видел, а размять застоявшуюся в венах магию хотелось невообразимо. Да и делить камеру с мыслью о смерти Фригг, которая была единственным живым существом, видевшем во мне что-то кроме воплощения разочарования, было постылой перспективой.
План Тора по спасению его нареченной был не так уж плох. Особенно в том свете, что я смог воспользоваться им для себя. Асгардский воздух всегда вдохновлял меня на импровизацию, а уж после двухлетнего заточения в душной темнице я был просто окрылен. Мне вдруг резко захотелось свести счеты с главным лжецом всех Девяти миров – Одином - и главным глупцом в его же лице. Вспомнив случайно об одном мидгардце, ловко сумевшем обелить свое имя и обмануть врагов имитацией собственной смерти, я провернул тот же трюк: трагически помер на руках братца, позволив ему закрыть себе глаза и возвести в ранг героя. А сам, освободившись от имени и прошлых долгов, отправился к Всеотцу – поговорить и забрать то, что принадлежало мне по праву его же собственной ошибки.

Люди с хорошей интуицией недолюбливают Локи, потому что филейной частью чувствуют, что «дурят нашего брата, а где – не пойму». Их предчувствия вполне могут быть недалеки от истины. Локи интриган, обманщик и льстец. Зачем? Просто ему это нравится. Привязываться к кому бы то ни было не привык и гиперболизированной совестью похвастаться не может. Как, впрочем, и обычной. Многолик настолько, что иногда сам не помнит, кто на самом деле. Единственное, что неизменно: любовь к книгам, уединению и рогатому шлему. Чаще всего спокоен, приятен в общении и рассудителен. Хотя бывает, что находит и на него. Честолюбив до дрожи, завистлив, но зависть не застит взор. Скорее наоборот. Не расстраивается по мелочам. И не радуется им. Любит насолить всем и вся, хотя как показывает практика, сам потом и разгребает. В стремлении остепениться и обзавестись семьей не замечен, зато замечен у прекрасных валькирий. Не единожды.  Знает как себя вести со всеми: от детей до Одина. Галантен и обходителен с дамами. В крайнем случае просто вежлив.

Локи любит выглядеть эффектно, что для людей означает – как поехавший реконструктор средневековья.
Был прецедент с кражей тела леди Сиф. Так что ничто чужое нам не чуждо.