Катерина родилась в Болгарии летом 1473 года, в дворянской семье. Её родители дорожили своей репутацией, поэтому не очень обрадовались, узнав, что у их 16-летней дочери родится внебрачный ребёнок. В то время вступление в половую связь до брака считалось страшным позором и бросало тень не только на ветреную девицу, но и на всю её семью.
Это было давно. Очень давно. С тех пор минуло пять столетий, и Катерина пережила многое. Однако точно можно сказать, что начало было положено в роковом 1489 году, когда на свет появилась Надя Петрова – дочь Катерины. Юной матери даже не дали подержать своё дитя; девочку отняли у Катерины, тем самым отняв всё остальное, что жило в душе юной девушки. Тогда же на свет появилась и Кэтрин Пирс, хотя никто, включая её саму, ещё не знал об этом.
В Англии, куда Катерина была изгнана за свой проступок, началась гонка за выживание. Главную скрипку в ней сыграл Клаус – Первородный, кошмарный гибрид вампира и оборотня, извращение природы ещё большее, чем обычный кровопийца. Его проблема заключалась в том, что он не мог активировать свою волчью сущность без специального ритуала, для которого ему была необходима кровь двойника. Двойник – это потомок, имеющий абсолютное (или близкое к абсолютному) генетическое сходство со своим предком. Двойники появляются нечасто, и Катерина, уже известная под именем «Кэтрин», была таким двойником.
Клаус должен был принести Кэтрин в жертву, чтобы ритуал прошёл успешно. Узнав о своей грядущей участи, Пирс приняла решение обратить себя в вампира, тем самым став бесполезной для ритуала, и сбежала, приведя гибрида в ярость. Разозлённый непокорностью девушки, он убил всю её семью, что окончательно сломало психику Катерины и превратило её в новую личность – стремящуюся выжить любой ценой. Шёл 1492 год.
Выживание – вот ключевая позиция Кэтрин. Все пятьсот лет, что провела в бегах от своего злейшего врага, она посвятила достижению этой цели. Она использовала любые средства, любые методы; не гнушалась запачкать руки в чужой крови и пожертвовать без оглядки чужим счастьем ради ещё одного дня на этом свете. Она не раз задумывалась, зачем ей такая жизнь, но инстинкт самосохранения неизменно оказывался сильнее рассудка, и Катерина продолжала безжалостно ломать людям их благополучие, умело манипулировать, лгать и шантажировать. Зато она выживала.
В 1800-х годах Катерина прибыла в США, в небольшой город Мистик-Фоллс в штате Виргиния. Там она познакомилась с братьями Дэймоном и Стефаном Сальваторами, которые практически сразу же в неё влюбились. Кэтрин, в свою очередь, играла их чувствами, как хотела, хотя нельзя отрицать, что чувства проснулись и в ней – к обоим, но, в основном, к Стефану. При том, что Пирс признавалась себе, что любит Стефана, она не могла позволить чувствам встать у неё на пути. Однако она никогда от них не отказывалась.
Так или иначе, вампиров в Мистик-Фоллс скоро разоблачили. Разгневанные горожане, используя опасную для вампиров вербену и подручные средства, собрали кровопийц в старой церкви, включая Кэтрин, и сожгли их. Однако Петрова сумела выжить и сбежала из города, перед тем обратив братьев Сальваторов в вампиров. Старший, Дэймон, всё это время думал, что она покоится в гробнице под церковью и почти полтора века отчаянно искал способ вернуть любимую девушку, уверенный, что и она любит его так же сильно. Однако он жестоко ошибся, и Кэтрин сама открыла ему глаза спустя 145 лет, когда вновь вернулась в Мистик-Фоллс. Сальватор-старший узнал, что она не только была жива всё это время, но и то, что она всегда по-настоящему любила только Стефана. Правда, младший брат не оценил такой преданности – у него давно уже была другая жизнь и другая девушка, Елена Гилберт, потомок Катерины и ещё один двойник. Отчасти именно это обстоятельство послужило причиной его влюблённости в Елену.
Возвращение Кэтрин в Мистик-Фоллс повлекло за собой цепную реакцию: прибытие Клауса, а позже и всех его родственников; смерть друзей и родственников Елены; обращение Гилберт в вампира и все связанные с этим последствия, включая самый страшный и роковой шаг – отказ от эмоций и превращение в рациональное бездушное чудовище. Косвенно в этом также повинна Катерина, поскольку она скормила Джереми, младшего брата Елены, древнему и весьма опасному вампиру-колдуну Сайласу, и смерть Джереми заставила его сестру заглушить чувства.
Впрочем, не стоит переживать из-за Джереми – в конечном счёте, он воскрес благодаря усилиям ведьмы Бонни Беннет, подруги Елены. К самой Елене вернулись чувства, зато она решила, во что бы то ни стало, убить Катерину. План почти удался, но вмешалась воля случая, и Петрова в очередной раз ловко ускользнула от когтей смерти. Тем не менее, из-за краха своих собственных планов и чёрной зависти к Елене, которой выпала более счастливая судьба, Кэтрин сорвалась и не придумала ничего лучше, чем попытаться убить своего двойника. Неравная битва почти окончилась в пользу Петровой, но в последний момент Гилберт силком заставила свою прабабушку принять лекарство от вампиризма – то, за чем, собственно, и охотилась Катерина всё последнее время, надеясь отдать лекарство Клаусу и тем самым получить прощение и освобождение от вечного преследования.
Став человеком, Кэтрин начала стремительно стареть – пять веков, прожитые в качестве вампира, навалились на девушку всей своей тяжестью, убивая её быстро и неумолимо. Но, как и прежде, она использовала все доступные средства, чтобы выжить. Лишь один раз, потеряв надежду, Кэтрин попыталась совершить самоубийство, категорически отказываясь умирать от старости, однако в последний момент её остановил Стефан. И вправил мозги одной-единственной фразой: «Эй! Ты – Кэтрин Пирс. Соберись». Петрова поняла, что сделала глупость, а главное – всё ещё очень сильно хочет жить.
А тут ещё свалилось новое душевное потрясение – появление дочери, той самой, которую у Катерины забрали пятьсот лет назад. Занятая поисками способа спасти свою жизнь, Катерина первое время упорно не желала налаживать контакт с Надей. Однако постепенно к ней приходило горькое понимание, что способа нет, и она обречена развалиться, в конце концов, на части. Лишь тогда, сознавая, что время уходит, она начала прислушиваться к Наде и устанавливать с ней хотя бы отдалённо доверительные отношения. И – о, чудо! – выяснила, что всё это время Надя тоже не переставала думать, как спасти своей матери жизнь. Оказалось, что Катерина является Странником. Странники – особый подвид ведьм и колдунов, хотя никто так толком и не объяснил, чем они отличаются от остальных. Впрочем, Кэтрин это и не интересовало, ведь она получила главное – новую надежду. И не замедлила ею воспользоваться.
В последний момент, уже умирая в постели и сумев даже раскаяться в своих грехах, Кэтрин поддалась порыву и с помощью заклинания, о котором рассказала ей Надя, переместила своё сознание в голову Елены Гилберт. Надо заметить, Катерине и прежде доводилось с большим успехом играть роль мисс Гилберт, поэтому довольно долгое время подмены никто не замечал.

I'll be dead before the day is done. ©

Доигралась. Не сумев справиться на этот раз со своими чувствами и жаждой получить всё, Кэтрин непозволительно близко подобралась к Стефану. Но по-настоящему она раскрыла себя, когда попыталась подстрекнуть младшего Сальватора на убийство Дэймона, находящегося под воздействием вируса, заставлявшего его нападать на других вампиров. Это и стало началом её короткого падения в никуда.
Надя умерла от укуса оборотня – это сделал Тайлер Локвуд. Катерина успела с ней попрощаться, а потом выбрала того, кто всадит в неё нож, способный убить «пассажира» в чужом теле. Это оказался Стефан.
– Вот, значит, как всё закончилось…
– Прощай, Кэтрин.

Человечность – большая слабость вампира. Независимо от того, как легко её заглушить, она пытается бороться, чтобы вернуться назад. И иногда я позволяю это. ©

Катерина – классический пример «злодея поневоле»; девушка с тяжёлой, трагичной, судьбой, в своё время сделавшая выбор в пользу наименьшего зла. К сожалению, зло – большее, меньшее, среднее – всё равно остаётся злом. Будь на то воля Петровой, она бы не делала этот выбор вообще.
Первое, оно же главное – Катерине нельзя верить. Человечность человечностью, но Петрова сделает всё, чтобы выжить. Она жила этим пятьсот лет, и не надо думать, что она вдруг по каким-то причинам откажется от такой тактики. Она может стать как опаснейшим врагом, так и весьма ценным союзником, но будет оставаться на той стороне, где ей выгодно, невзирая на то, что являют собой её представители.
По большому счёту, чувства для неё мало значат – что свои, что чужие. Она не позволяла пресловутой любви становиться на пути выживания и играла чувствами братьев Сальваторов просто ради развлечения. Кэтрин всегда была немного эгоистичной, эгоцентричной и избалованной девушкой, а после обращения в вампира эти качества лишь усилились. Нельзя отрицать, что любовь и преданность для девушки – не пустой звук, однако она почти всегда умело контролирует свои эмоции и не даёт им брать верх. Это позволяет не отказываться от них, хотя совсем без чувств, пожалуй, было бы куда легче. Но Катерина не могла позволить себе отказаться от главного – любви к Стефану.
Жизнь Петровой могла сложиться иначе. Если бы её ребёнок был законным, а гибрид не явился по её душу, она вполне могла стать любящей женой и заботливой матерью и мирно и счастливо прожить отмеренный человеку срок. Просто ей не повезло, и Кэтрин пришлось убить в себе всё человеческое и принести в жертву прагматизму свои собственные моральные принципы. Другого пути, чтобы сбежать от Клауса, у неё просто не было; все пятьсот лет обстоятельства вынуждали её поступать так, как надо было ей самой. Другое дело, что где-то она перегибала палку и позволяла себе намного больше, чем следовало. Что же, никто не свят.
Кэтрин – умелая интриганка. У неё превосходно развито тактическое мышление. Она всегда старается быть на шаг впереди врага, а то и на два; у неё всегда есть наготове запасной план – «B», «C», «D» и все остальные буквы алфавита. Любая деталь, способная повлиять на ход событий, не остаётся без внимания Кэтрин, берётся ею в оборот и используется на пределе возможностей; Катерина стремится извлечь для себя максимум пользы из имеющихся данных и складывающихся обстоятельств. Она всегда ведёт свою собственную игру, которая может быть сколь угодно многогранной, и правил этой игры не знает никто, кроме самой Катерины; иногда правил, как она сама утверждает, нет вовсе, но это только очередное правило, которым она непременно воспользуется. Петрова в любой ситуации старается найти все возможные лазейки, пути наступления и отхода. Она лжёт и манипулирует, зачастую используя для достижения своих целей различные способы обольщения, как то: сладкие речи; соблазнительные позы; ласковый взгляд; заманчивые обещания. Короче говоря, использует своё обаяние и свои внешние данные по полной схеме. В крайних случаях она может даже запрыгнуть к объекту манипулирования в постель – на войне все средства хороши. Кроме того, Кэтрин – талантливая актриса, способная надеть практически любую маску, какая ей потребуется.
Несмотря на то, что предпочитает сбежать с поля боя, а не вступать в схватку с превосходящим врагом, у Кэтрин есть своя гордость, так что порой девушка может пойти на принцип или совершить отчаянный, сумасбродный поступок. Она наделена достаточной силой воли, решительностью и твёрдостью характера, чтобы не отступить, если на то будет воля случая, а прямо смотреть в лицо опасности, презрев все доводы инстинкта самосохранения. Правда, так или иначе, сбежать потом всё равно попробует. Чёрт не разберёт эту женщину.
Нельзя сказать, что Кэтрин напрочь лишена человеческого. Она никогда не покажет своих слабостей на людях, но может дать им волю, оставшись в одиночестве. Она по-прежнему помнит и любит своих родных и отчаянно желает вернуть всё на круги своя и стать обычным человеком с обычной жизнью. Она искренне любила свою дочь и пыталась в последние дни с ней стать хорошей матерью; в последние же минуты ей это удалось сполна. Жаль, слишком поздно.
Девушка ни за что во всём этом не признается; не скажет, что ей не наплевать; не сообщит, что эти грёбаные пять столетий страдает от одиночества. Она просто станет прежней стервой – холодной, жестокой, беспощадной; не гнушающейся любых средств ради достижения цели. Она живёт в своём собственном аду, который вполне можно увидеть, неосторожно заглянув ей в глаза, и обжечься об ледяное дыхание накопившегося за полтысячелетия душевного зла. Она не пыталась похоронить своих демонов под тяжёлой надгробной плитой; она даже не пыталась с ними бороться и не отворачивалась от них. Катерина просто научилась с ними жить, хотя при этом по-прежнему предпочитает сбежать от своих проблем, чем пытаться их решить. Чужие жизни – средство, чужие смерти – сухая статистика, чужие страдания – сопутствующий ущерб. Самое приятное – не думать о последствиях. Зачем? Она просто берёт то, что хочет, а за последствия пусть переживает кто-то другой. Петрова же делала, делает и продолжает делать всё исключительно для себя.
I’m Katherine Pierce. I’m survive.

Сверхъестественные возможности:
- превращение в полярную сову (было в книге);
- стандартные способности вампира, отлично развитые в силу возраста;
- внушение (необходим зрительный контакт);
- полный иммунитет к вербене;
- телепатические способности, позволяющие забираться в головы к людям и более слабым вампирам и погружать их либо в сладкие галлюцинации, либо в мир ночных кошмаров;
- значительная устойчивость к типичным фокусам против бессмертных существ из арсенала ведьм.

Навыки:
- умение пользоваться огнестрельным оружием, чему пришлось научиться ввиду обстоятельств, а также хорошие навыки обращения с ножом (Джон Гилберт, будь он жив, не дал бы соврать);
- способность находить выход из трудной ситуации в максимально короткие сроки и талант сразу определить, куда и когда бежать;
- отлично развитый стратегический склад ума;
- актёрское мастерство и искусство соблазнения;
- хорошо подвешенный язык.

Уязвимости:
- невозможность внушать людям, если те принимали вербену;
- невозможность входить в частные дома без приглашения;
- солнечный свет (в данном случае имеется защита – заговорённый ведьмой кулон с лазуритом);
- дерево (кол в сердце – смертельно);
- укус оборотня (приводит к медленной мучительной смерти через галлюцинации и повальное безумие; единственное лекарство – кровь Клауса, и только его);
- лишение головы или сердца (гарантия летального исхода 100 процентов).

Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Часы у стены, кажется, тикают слишком громко в наступившей тишине. Надя лежит на кушетке - неподвижная, спокойная, с погасшим в глазах огоньком. Родная Надя. Дорогая Надя. Любимая Надя.
Мёртвая Надя.
Я сжимаю её руку в своей, будто надеясь, что это может что-то изменить. А может, я просто тяну время, зная, что сейчас отправлюсь следом. Или мне просто не хочется, чтобы кто-то увидел мои слёзы? Кэтрин Пирс не плачет. Она не способна на это. Никогда. Пусть слеза высохнет. Ещё немного вот так посидеть и послушать тишину, которую никто не смеет нарушить даже одним злорадным смешком. Такую тишину можно услышать в морге или на кладбище. Нечасто её услышишь в старинном особняке, да ещё в присутствии такого количества людей.
Но, кажется, пора - ожидание начинает затягиваться. Я ощущаю, как их взгляды прожигают мою спину; затылком чувствую сложную гамму эмоций - от сдержанного сочувствия до тайной радости. Разумеется - они дождались. Самый старый их враг вот-вот прекратит быть проблемой. Наверняка они сейчас вспоминают все те неприятности и трагедии, что им пришлось пережить по моей вине. Они видели во мне зло, и только его. Никто никогда не пытался понять. Да я, впрочем, этого и не просила. Может, стоило?
Теперь уже неважно.
Стискиваю зубы, стараясь справиться с внезапно нахлынувшим приступом острой тоски. Только теперь я понимаю, что это конец; осознаю всю его неотвратимость, неизбежность. В лежащей передо мною мёртвой дочери я вижу на мгновение себя. Только Надя заслужила лучшего, чем быть убитой проклятым гибридом. Если бы мне дали право последнего желания и волю, я убила бы Тайлера Локвуда.
Медленно, насколько это возможно, поднимаюсь на ноги, испытывая злость и страх одновременно. Слёзы высохли, и я могу повернуться к ним лицом. Никто не замечает разницы. Отлично!
Инстинкт самосохранения вставляет своё веское слово. Финальный рывок, попытка удрать - как это типично для меня и сколько раз подобный подход меня выручал, хотя мысль, что придётся оставить тело Нади этим убийцам, жжёт, как раскалённое железо.
Да нет, не придётся - у самого порога дорогу перегораживает Дэймон. Старый добрый Дэймон со своей фирменной ухмылкой. Дэймон, которому больше не нужна я, а он больше не нужен мне. И в этот момент в мозгу щёлкает: это конец. Теперь уже наверняка. Страх перерастает в ужас и желание зарыдать перед лицом смерти, но отчаянным усилием воли я подавляю это постыдное стремление. Я Кэтрин Пирс. Я не боюсь и не рыдаю. Я сильнее, чем кажется.
«Когда-нибудь все умирают, Катерина, - тихо произносит в голове внутренний голос, сказав это голосом матери. - Даже звёзды сгорают».
Мне невыносимо захотелось увидеть родителей. Отступаю на шаг от старшего Сальватора. Ещё шаг. Прорваться не выйдет - он сильнее, потому что я в теле Елены, а та пробыла вампиром максимум год. Этого не хватит.
- Кажется, я попалась, да?
Усмешка, притом неожиданно наглая, беззастенчивая. Удивляюсь сама себе и снова усмехаюсь. В их глазах я вижу разочарование. А на что они рассчитывали? Что я стану умолять о пощаде? Да ни за что. Во мне внезапно просыпается безбашенное, горькое веселье. Умирать, так с музыкой - вот ведь правильно говорят.
Я пришла достойно. Красиво, как мне и подобает, ворвалась в их жизнь и начала виртуозно разрушать одну судьбу за другой. Может быть, иногда в этом и не было острой необходимости, но мне нравилось. Хорошо пожила, ярко. Уходить тоже надо красиво, с шиком.
- Итак, кто из вас удостоится чести оборвать жизнь неуловимой Кэтрин Пирс?
Слышу, как в мой голос возвращаются прежние игривые нотки; чувствую, как взгляд снова становится насмешливо-пренебрежительным. Будто это не я проиграла, а они. Я не могу дать им ощутить своё превосходство. Хотя они-то, конечно, понимают, что это маска. Что на самом деле мне страшно, и этот страх причудливо смешивается с ощущением вседозволенности. Впрочем, наверняка-то они знать не могут, а я не собираюсь давать им ни малейшей лазейки в свой разум. Такое вот своеобразное у нас выходит прощание.
Не могу отказать себе в удовольствии обойти каждого из них и в последний раз заглянуть в глаза, чтобы увидеть там словно бы кинохронику всех прошлых событий, связанных со мной. Некоторые отвели взгляд, другие выдержали и нашли в себе сил усмехнуться в ответ, как бы говоря: «Да катись ты уже в Ад, Кэтрин!».
Так и не вышло принять это до конца. Мысль о том, что жить мне осталось считанные минуты, никак не желает связываться с реальностью и укладываться в голове. Я вижу всё будто со стороны и испытываю странную, необъяснимую лёгкость, как если бы была пьяна.
Стефан. Он последний, к кому я подхожу. Мне нужно это сделать. Нужно сказать ему. В последний раз. И сейчас, обещаю, я буду абсолютно честна с ним.
Обнимаю его за плечи. Наши губы встречаются. Он не против. Поцелуй выходит нежным, чувственным - настолько приятным и замечательным, как это может быть только перед смертью.
- Я люблю тебя, Стефан, - говорю это тихо, желая, чтобы слышал только он. - Я всегда тебя любила.
В районе живота вдруг вспыхивает острая, режущая боль. Сцепляю зубы, силясь не проронить ни звука, и повисаю на плечах Стефана, не желая отпускать его, быть с ним до самого конца.
- Вот, значит... как... всё закончилось...
- Прощай, Кэтрин.
Не могу ничего расслышать в его голосе - ни ненависти, ни сожаления. Вообще ничего. Это ранит сильнее, чем нож, который он в меня вонзил. Но я рада, что это оказался именно Стефан. Это должен был быть он. Так что всё нормально.
Мне удаётся найти в себе сил подойди к телу дочери. Инстинктивно зажимая ладонью кровоточащую рану, опускаюсь на пол возле кушетки, всё же не удержав глухой болезненный стон, за что тут же себя возненавидела. Они не должны были этого услышать.
Сознание быстро угасает. В глазах темнеет; собравшиеся передо мною фигуры начинают бледнеть и расплываться; всё кругом распадается на части. Тёплая кровь стекает по боку и впитывается в ковёр.
Палачи. Проклятые палачи. Хочется рявкнуть, чтобы они отошли подальше; чтобы не смели смотреть на меня так.
В последний момент удаётся запрокинуть голову и усмехнуться окровавленными губами в их лица. Они меня не победили. Я всё решила сама. Я привыкла уходить красиво. Скоро они это поймут - когда их драгоценная Елена снова будет с ними.
Нет больше страха. Нет беспокойства. Только сожаление о тех годах, что я ещё могла прожить. Но быстро исчезает, вытекая вместе с кровью, и оно, оставляя полную умиротворённость. Теперь всё хорошо. Теперь я готова.
«...навеки тенью своей станешь...».
Темнота. Тишина. Конец.